Бессмертный [Игорь Маркович Росоховатский] (fb2) читать постранично, страница - 4

из воронки Максима. Отвесно взмываю ввысь. Низко плывущие облака окутывают нас мокрой пеленой. Чувствую, как дрожит в моих руках спасенный.

— Держитесь, сейчас согреетесь, — говорю ему, переключая второй левый аккумулятор на подогрев.

— Спасибо, — шепчет он посиневшими губами, глядя вниз, пытаясь увидеть море и лодки. — Тяжелее всего придется морякам на плотах. Хоть бы спасатели поспели...

— Поспеют, они близко, — утешаю его. — Мои локаторы уже запеленговали шум винтов.

Лечу навстречу этому шуму, думаю о Максиме. Пожалуй, больше всего меня поразило, что он почти не размышлял, отдавая свое место в шлюпке старику. И загадка для меня заключается не только в том, что он пересилил главнейший закон Программы для всех живых существ — страх перед смертью, что, не колеблясь, жертвовал своей короткой, своей бесценной и неповторимой жизнью ради чужого старика. Смог бы я, бессмертный, поступить так же? Но ради чего?

Ведь и с точки зрения логики это крайне неразумный поступок. Старику остается жить совсем немного, а Максим — здоровый мужчина в расцвете сил. Что же подтолкнуло его на такое?

Тормошу свою память, стараясь найти в ней записи о схожих поступках людей, о которых когда-либо читал или слышал. Анализирую их, провожу сложнейшие подсчеты и... не нахожу убедительного объяснения. В конце концов не выдерживаю психического напряжения, спрашиваю:

— Почему вы поступили так? Знали, что я могу спасти вас?

В ответ слышатся странные звуки, похожие на кашель: Максим еще не отогрелся, ему еще трудно смеяться.

Внезапно у меня мелькает догадка. Спешу высказать ее:

— Старик похож на ваших родителей?

— Как все старики.

Мне кажется, что наконец-то понимаю причину.

— Вы, так сказать, отдавали ему часть сыновнего долга, чтобы другие дети поступили когда-нибудь так же по отношению к вам?

Он перестает смеяться, задумывается. Мне кажется, что я все же сумел вычислить его поступок. Да, в нем было что-то от высшей логики, которую я только начинаю постигать.

Но он снова тихо и счастливо смеется, растравив мои сомнения, а потом говорит:

— Я ничем не смогу отблагодарить вас. Разве что дам дельный совет...

— Слушаю вас, — говорю нетерпеливо.

— Не пытайтесь понять людей только с точки зрения логики.

Странная фраза. И я невольно вспоминаю не менее странные слова, произнесенные им же: «Есть на свете вещи поважнее бессмертия...»

Мы пробились сквозь стайку облаков, и над нами засияли крупные звезды. Максим повернул голову, сейчас его глаза в свете звезд кажутся большими. Он пытливо смотрит на меня, участливо спрашивает:

— Устали?

— Немного, — отвечаю.

Мне стыдно ответить правду. Ведь выражение на моем лице, которое он принял за усталость, является отражением иного чувства. И название ему — зависть.