Повести и рассказы писателей Румынии [Лучия Деметриус] (fb2) читать постранично, страница - 4

гудела спина, но он был доволен — сено оказалось густым, пышным, сочным. Рядом в стойлах протяжно мычали недоенные буйволицы. При голубоватом, прозрачном вечернем свете, лившемся в широко распахнутую дверь сарая, Янош торопливо сгружал сено. Широким движением вытягивая руки, он полными вилами метал сено на чердак сарая и быстро, ловко выдергивал пустые вилы обратно. Услышав шум, захрюкали не кормленные с утра свиньи; птица, сбежавшаяся к сараю, тоже требовала своего.

Янош вздохнул и еще больше заторопился. От каждого движения спина болела все сильнее, словно там кожа стала тесна для костей. Подумать только, приспичило же детям копнить сено именно сегодня вечером! Уж такой у них нрав, у этих ребят, выросших без матери: работают они много, но так, как им в голову приходит, по собственному разумению. Янош даже и не заметил, когда они стали выглядеть как взрослые, когда успели вырасти. Арпад — высокий, всегда с улыбкой на круглом, еще мальчишеском лице; он во всем понимает толк, словно старый, опытный человек. Тереза — проворная, коренастая, крепкая, с твердой поступью, глаза у нее блестящие, как у кошки, а зубы — крупные и белые. Янош не знал, когда его дети стали думать по-своему, когда получили право решать те или иные вопросы, когда заняли свое место и в его доме вдовца, и среди сельской молодежи, и на танцах по воскресеньям в Доме культуры. Ему казалось, что годы прошли в мелких, повседневных заботах о пахоте, посеве, жатве, покосе, о неделях работы на государственной ферме, о вывозе удобрения на поле или свеклы домой — пока ее не затопили дожди. Он хорошо помнил, как купил и пригнал домой буйволиц, как поставил три улья, как и с какими расходами расширил сарай, — он помнил об этом потому, что подолгу носился с этими мыслями и делал все волнуясь, с радостью. Но как выросли его дети — он не помнил. Как будто лишь теперь, разгружая повозку с сеном, в которой он стоял, он вдруг понял, что у него большие дети, что он с трудом припоминает их детские рожицы и что, кажется, в этом доме нынче распоряжаются они. Он выругался и со злостью бросил наверх последние охапки сена. В этом ругательстве было и счастье и досада. «Черт возьми, выходит, командуют они! А мне, стало быть, только и остается, что стареть!»

Все еще недовольный, Янош задал корм свиньям и птице и подоил буйволицу. «Поглядеть только, до чего дошло, — ворчал он, — я дою, словно баба, кормлю птицу, а она, девка, копнит сено, потому что им охота работать при луне. Иней падет, что ли, сейчас, в июле? Дождь польет? Ведь на небе ни облачка! Погодите, я вас образумлю, раз уж вы задурили!» Когда он с полным подойником направился к кухне, уже наступила ночь и в лунном свете во дворе удлинились тени деревьев, раскорячив черные ветви и налепив на земле темные пятна листвы. Янош хотел было разжечь плиту, но ему все так опостылело и взяла такая обида на Терезу, что он поставил молоко на холодную плиту и пошел поискать в сундуке чистую рубашку. Может быть, если сменить рубашку, не так будет гореть спина, а молоко, печка, ужин — всем этим займется дочь, когда придет, ведь не ночевать же они там собрались. Сена еще много, рехнуться надо, чтобы убрать все за один вечер! У них есть отец, которого надо накормить.

Янош пересек двор, вошел в дом и начал ощупью искать спички в шкафу и лампу на гвозде. Подняв фитиль, он принялся так старательно рыться в сундуке, словно искал там вещь, которую кто-то спрятал. Распрямившись, чтобы передохнуть, он вдруг испугался. Перед ним, на стене, возник высокий, небритый загорелый человек с большими усами. Янош стоял перед этим человеком и в страхе глядел на него. Наконец он вспомнил, как позавчера за ужином Тереза сказала, что хочет принести с чердака графское зеркало. Сказала и принесла его, бесовка, хотя Янош не ответил тогда ни «да», ни «нет». Конечно, он не сказал бы «нет», потому что возражать было не из-за чего, но ведь отец не должен так быстро говорить и «да». Зеркало стояло на чердаке давно. В то время, когда Янош получил зеркало, было не до того, чтобы украшать комнату, а потом он и вовсе о нем позабыл, и как-то в голову не приходило взять его с чердака. Теперь, конечно, Терезе приятно глядеться в зеркало, видеть свое отражение. Янош заметил, что она и бусы купила, и по воскресеньям ходит в другом платье. Но он не ожидал, что она так быстро перейдет от слов к делу. Зеркало — вещь дорогая, красивая, барская, может случиться, они его еще и разобьют, эти чертенята! Янош знал, что его дети ничего не разбивают, но сейчас ему хотелось сердиться, находить у них недостатки — слишком уж много воли ребята себе взяли!

Сперва Янош долго смотрелся в зеркало. Он сам не помнил, с каких пор не видел себя во весь рост. По воскресеньям утром, когда он брился, его голова и шея отражались в осколке, перед которым брился и Арпад и причесывалась Тереза. Он созерцал с минуту свою отросшую на палец бороду, а потом, когда лицо становилось гладким, считал, что он красив, и был доволен собою. Но теперь он казался иным, и виною этому была не