Люблю вас, мистер Старк (СИ) [paulina-m] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

глянул на угрюмо накручивающую на палец прядь Наташу, на мрачно уставившегося в стол Клинта, на Тора, залпом опрокинувшего бокал своего пойла из хрен-знает-каких бочек, и сам не ожидая того, тяжело уронил:

— Больше всего я боюсь остаться один.

И вот сейчас, столько лет спустя, он все чаще и чаще задумывается, каким бы теперь был его ответ.

Чего боится Тони Старк, Железный Человек, Герой и Спаситель Вселенной?

Да много чего на самом деле. Самому-то себе признаться не стыдно, это ж не Наташа прожигает взглядом своих пронзительных глаз, и не Стив смотрит с всепониманием и почти всепрощением.

Страшно подвести их всех. Никогда, до самой последней минуты своего бренного существования ему не забыть то видение Ванды, от которого до сих пор хочется выколоть себе глаза: а вдруг поможет больше не видеть?!

Страшно однажды не успеть к открытию очередного портала и, бессильно сжимая кулаки, с другого конца земного шара слушать затихающие мольбы о помощи.

Страшно однажды вновь столкнуться с психом, возомнившим себя Благодетелем Вселенной. Не злодеем — нет, злодеи трусливы и уязвимы, а вот те, кто бросается творить добро, заранее за всех определяя, что Хорошо и что Плохо, отныне внушают безотчетный ужас.

Но все это не пугает Железного человека.

Главный страх Тони Старка отныне и навсегда обозначен четко, вытравлен на жалко трепыхающемся сердце и выжжен на ладонях серым пеплом, что разъедает человеческую плоть и душу хуже любой кислоты.

Больше всего на свете Тони боится вновь потерять Питера.

Чтобы осознать степень его почти-помешательства во времена «Того», достаточно сказать, что впоследствии он на полном серьезе обдумывал, не попросить ли чертового Стренджа поковыряться в его мозгах и выкинуть к херам все воспоминания за последние пять лет.

Он до сих пор не понимает, как удалось выдержать то путешествие в мертвой пустыне космоса и не сдохнуть, словно крыса в западне, как получилось вернуться домой, собрать уцелевших Мстителей и на скорую руку наладить относительный порядок в стране, которая в один миг погрузилась в молчание и хаос. И все это лишь затем, чтобы как можно скорее с головой броситься в поиски выхода, который должен был, обязан был найтись, а иначе зачем все это?! Нет, он не понимает, как это получилось, но он твердо знает, что именно придавало сил даже в самую черную минуту беспросветного отчаяния.

Мысль, что он должен вернуть Питера.

Потому что если не он, то больше некому. А оставаться без него Тони был определенно не согласен.

Потому что — пицца и «Звездные войны», потому что — юношеская отчаянность и детская нерешительность, потому что — внимательный взгляд сквозь кудрявую челку и фарфорово-белая кожа на тоненьких ключицах, потому что — «Люблю вас, мистер Старк» и «Мистер Старк, мне что-то нехорошо»… И Тони яростно, неукротимо верил (а что ему еще оставалось?!), что первое все же сильнее.

И когда спустя растянувшиеся, исказившиеся в кривом зеркале пространства-времени пять лет проползли — или промчались, хрен теперь разберешь — и застывший, как изваяние, неестественно прямой Тони посреди шума битвы увидел вмиг заполонившие весь мир глаза цвета какао и услышал взволнованное «Мистер Старк», он сразу понял главное. Еще одной потери этого мальчишки он не переживет. Вот так мелодраматично, пафосно, напыщенно — и абсолютно однозначно.

Вот он, главный страх Тони Старка и его ахиллесова пята.

Он понимает, что тогда, много лет назад, сказал сущую правду: он действительно больше всего на свете боится остаться один. Но по странной насмешке фортуны — Тони кажется, что он наяву слышит ее заливистый, вечно молодой хохот — это «не один» отныне означает нескладного, тощего, порой забавного в своем стремлении казаться взрослым, а порой кажущегося прожившим сто лет мальчишку.

Определенно ранее Тони никогда не мечтал о чем-то подобном.

Определенно сейчас Тони ни на что не променяет свое взъерошенное счастье.

И пусть воспоминания о «Том», подхваченные медленным, но неумолимым течением времени, становятся все дальше, пусть сознание милосердно стирает детали и эмоции, страх никуда не девается. Сжимая Питера в объятиях так, что тот начинает недовольно пыхтеть, днем, любуясь его тонким профилем и не решаясь прикоснуться, дабы не спугнуть сон, ночью, то и дело бросая нервный взгляд на монитор, ежеминутно отслеживающий его местонахождение, утром, он боится. Потому что есть Питер — и это хорошо, а есть «без Питера» — и это плохо.

Все просто, как дважды два, и не надо быть гением и так далее по списку, чтобы это понять, принять, смириться и наконец позволить себе быть счастливым.


Лежа на лучащемся ласковым теплом песке и упиваясь зноем