Смотрящий. Блатной романс [Семен Майданный] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

не жалея шкуры и ребер, всем весом на левый борт, аж доски жалобно скрипнули. Лодка заходила ходуном, как батут. Голодный Лай, рано решивший, что он банкует, взмыл в небо, последний раз хищно сверкнул фиксой и, сделав в воздухе ногами ножницы, спиной вздыбил воду. Ложка, которую хитро, из рукава, метнул Каленый, звонко цикнула об уключину и пустила круги за кормой. И пошла на дно серебристой рыбкой.

Серега и Каленый остались один на один. В глазах колотый лед. Во ртах привкус крови из закушенных губ. Сергей не знал, что сделает в следующий миг: бросится рвать ногтями врагу яремную вену или выковыривать глаза? Он полностью доверял вылупившейся внутри его дикой твари. Дальше - ее работа, ее черед зарабатывать на билет в Питер.

И тут будто вечерний ветер запутался в полоскающихся у бережка зарослях камыша. Стебли захрустели, раздвигаемые околышами фуражек. А над рекой раздалось громко и беспрекословно:

- Всем оставаться на своих местах! Руки за голову! Сопротивление бессмысленно! - загавкал мегафон из кустов, боясь, что беглые зеки порвут друг дружку. Это менты сглупили. Но все равно - мать ети!

Каленый стал по-водолазному, спиной вперед, клониться за борт. И тогда прыснули ментовские «калаши». И фонтанчики с трех сторон побежали к лодке, чтобы встретиться под сердцем Сергея. А дальше Сергей Шрамов ничего не слышал. Он шурупом ввинтился в реку, и непрозрачные воды скрыли беглеца. Долго шевелил руками и ногами он, как саламандра перепончатыми лапами. Пока не кончился воздух и в груди не закололо так страшно, будто пырнули шилом.

Сергей Шрамов тряхнул головой, отгоняя воспоминания. На самом деле все происходило не так, как рисовал своим поганым языком человечек с погонялом Ртуть.

Откуда проявился этот георгиевский кавалер и к какому монастырю принадлежал, Сергей не ведал. Сергея поставили перед фактом. Он пришел на обыкновенную встречу, а здесь такое…

- …Да, мне это не нравится! - громко, на все собрание, вешал человечек с погонялом Ртуть. - Мне не нравится, когда спрыгивают трое, а потом двоих хоронят при попытке к бегству. И ведь приличных людей-то хоронят. Не хухры-мухры. Каленого и Лая хоронят, а Шрам объявляется в Питере как ни в чем не бывало. Похоже это на суровую действительность? Вот и я считаю, что не очень! - Человечек с погонялом Ртуть обвел присутствующих вопрошающим взглядом. Достаточно ли убедительно он задвинул тему? Слушают ли его внимательно?

Свет в зале был наполовину потушен. Но и оставшихся люстр хватало озарить дюжину упакованных в крахмальные скатерти столов с расставленными приборами. На стене кабака красовалась почти обязательная фреска «Здесь была Алла Пугачева». Шут ее знает, может, действительно была. Однако сегодня в зале, кроме «своих», никого не наблюдалось.

Папы сидели вокруг одного стола. Угрюмые по жизни. И вроде бы невыспавшиеся, будто жевали наболевший вопрос меж собой всю ночь, от зари до зари, да к окончательному мнению так и не пришли. И вот решили послушать человека со стороны. Человечка с погонялом Ртуть.

А старший папа, по паспорту Михаил Хазаров, сидел типа сфинкса. Глыба застывшей магмы. Только в голове подаренный природой компьютер задачку так, сяк и раком поворачивал. Пилик-пилик-пилик…

- Ты давай конкретно журчи, - хмыкнул небритый и оттого малость колючий мордой Толстый Толян. - Есть ли что реальное против Шрама? - Пуговицы на рубашке Толяна разошлись, и в прореху выперло неслабое пивное пузо. Толян конфуз не просекал - давно страдал зеркальной болезнью.

- Я думал, - хитро заулыбался Ртуть, - мы по-семейному будем судить да рядить. Я думал, Шрамика за так отдадите. Есть у моих приятелей к нему парочка глубоко личных вопросов. Например, почто Шрам на зоне косил под лоха с семьдесят седьмой [Бандитизм.]? Почто не объявил честно, какие люди за него поручиться могут? Разве этого западно мало?

Стол, за которым восседали папы, был сервирован в фасон. Конина и закусь всесторонняя - завтрак «аристократов». Только никто к угощению пока не притрагивался.

- На дворе братва, меж братвой ботва, братве бы тему перетереть, перетереть, да не перетерпеть, - процедил в никуда Урзум. Пальцы правой лапы этого амбала свернулись в кулак-кувалдометр. А букв по кулаку выколото лиловыми чернилами на три букваря.

- Мы и сами со своих спрашивать не разучились, - хмыкнул Толстый Толян. - У тебя реально-то что против Шрама есть? - Губы у Толяна пунцовые и липкие. Но чуть что, превращаются в тонкую бескровную черту.

- А ты не спеши вписываться, - вдруг, осаживая Толяна, подал голос главный папа. Седой и холодный, как вершина Казбека, а голос глухой, будто где-то далеко лавина сходит. - Человек к нам пришел с распахнутой душой подозрениями поделиться. Считает человек, что Шрам не прав. Имеет право так считать? - «Пилик-пилик-пилик…» - продолжал тасовать варианты похожий на компьютер мозг папы.

Толстый Толян смущенно заткнулся. До тех пор пока не врубится, куда клонит главный папа,