Повелительница ястреба [Мэрион Зиммер Брэдли] (fb2) читать постранично, страница - 6

Тут же бледнеет, того и гляди в обморок упадет. Просто как рыба на дереве!.. Она такая жеманница и болтушка — ну вылитая Люсьела! И отец требует, чтобы я вела себя так же?»

В дальнем конце помещения раздался едва различимый шорох, и сидевшие по клеткам ястребята всполошились. Послышался дикий клекот, резкие крики — птицы почуяли запах пищи. Эти звуки привели ястребицу в состояние сильного возбуждения. Она отчаянно забила крыльями, и девушка в ту же секунду догадалась, что явился парнишка, помощник сокольничего. Наступило время кормежки. Это значило, что уже вечер, а она прибежала сюда утром. Дальше продолжать бессмысленно. Она подняла голову и взглянула на ястреба.

— Госпожа Ромили! Что вы тут делаете, дамисела?!^[5]

Писклявый голосок привел ястребицу в ярость, и Ромили снова почувствовала острую резь в животе. Она едва держалась на ногах от усталости… Тут она, подобно птице, чуть было не взорвалась от гнева, страха, голода, от страстного желания найти виноватого и пустить ему кровь. Так и хотелось вцепиться когтями, ударить клювом: вот тебе, вот тебе!.. Но, одолев мысленное возмущение птицы, сумела взять себя в руки и спокойно ответила:

— Я занимаюсь этим ястребом. Ступай, Кер, если ты закончил. Не надо пугать птицу.

— Я слышал, как старый Девин говорил, что птицу надо освободить, а Макаран буквально вышел из себя, когда ему сказали об этом, — проворчал Кер. — Он не желает так запросто терять веринов. Он пригрозил Девину, что выгонит его, такого старого и больного, если тот выпустит их.

— Да, отец вел речь как раз об этой самке, а ты стоишь и пугаешь ее, — жестко ответила Ромили. — Ступай, Кер, пока она вновь не взъярилась…

Действительно, девушка ощутила дрожь, зарождавшуюся в теле птицы, закипающую в ее сознании ненависть. Еще немного, еще чуть-чуть — и ястреб сорвется. Можно ли тогда будет успокоить его? Она грубо прикрикнула:

— Убирайся!

Ее собственное возбуждение передалось птице — и вновь бурные взмахи крыльев, оглушающие хлопки, дикие пронзительные крики… Ромили попыталась противопоставить этому шквалу свои мысли:

«Успокойся, успокойся, моя хорошая, ничего, все пройдет. Никто не посмеет причинить тебе вреда, вот попробуй, какой вкусный кусочек мяса…»

И вновь странное ощущение раздвоенности, смутного, мерцающего непонимания: кто она — человек или птица? Когда это наваждение растаяло, парня рядом уже не было.

Он оставил дверь в сарай открытой, и от входа резко потянуло холодом, вечерним туманом. Скоро в проеме совсем стемнело, пошел дождь. Или снег?.. Вот паршивец!.. На цыпочках, стараясь не встревожить птицу, Ромили отошла и прикрыла дверь — что толку, если ей в конце концов удастся приручить этого хищника, а все остальные птицы погибнут от холода! Следом явились сомнения — видно, надо было только стронуться с места, чтобы один за другим потянулись вопросы: кто она такая, к чему эти мучения? Как могла прийти в голову мысль, что ей, молоденькой девушке, удастся то, что даже у старого Девина, знатока из знатоков, выходило в двух случаях из пяти? Зачем она накричала на мальчишку? Надо было просто сказать ему, что птица уже на грани истощения… И перед глазами возникла картина того, как мужчины обращались с необъезженным, загнанным до изнеможения жеребцом, пойманным в табуне, который бегал по ущельям и дальним холмам. Вот ее отец гоняет скакуна по кругу. Проходит час, другой… Наконец Макаран подходит к взмыленному коню, в руках у него уздечка… Жеребец едва удерживает на весу большую голову, отец тоже с трудом переставляет ноги… Ромили уверена, он бы и эту птицу спас. Он бы приручил… У нее же силенок не хватает, она сама едва дышит от усталости. Как скоро прошли те времена, когда она вскарабкивалась к отцу на колени и делилась с ним своими горестями!

Тут до нее долетел оклик. В голосе звучали недовольство и нежность. Так разговаривать с Ромили мог только Микел, лорд «Соколиной лужайки».

— Ромили! Дочь!.. Ты соображаешь, что делаешь? Разве это занятие для благородной девицы — приручать верина? Я уже распорядился насчет этой пары, однако старый негодник Девин мало того что свалился в лихорадке, так еще одного ястреба упустил, а другого, видно, уморил голодом…

Слезы навернулись у девушки на глаза — она едва смогла вымолвить:

— Первый ястреб теперь свободен… Это я его выпустила. Сегодня утром… А этот, папа, ну никак не приручается!..

После этих слов птица взъярилась еще сильнее, чем раньше, захлопала крыльями, заклекотала, и Ромили с изумлением обнаружила, как бунтующее сознание птицы, ее страстное желание свободы, полета, страстное стремление вольно раскинуть крылья в вышине с необыкновенной ясностью обрушилось на нее. Этим порывам было трудно сопротивляться, но она справилась. В следующее мгновение напор ослаб, и девушка, чуть слышно окликая птицу, попыталась наплывом безмятежного спокойствия утихомирить ее. На грани двух сознаний, самым краешком рассудка