Путевые впечатления. Год во Флоренции [Александр Дюма] (fb2) читать постранично, страница - 3

торжеств была короткой и стала бы от этого только лучше, будь она выполнена.

Вот она:

«Статья 1-я и единственная. Господин мэр откроет бал на Фонтанной площади, и при первых звуках тамбурина заработает фонтан».

Как вы понимаете, дорогой друг, такое объявление привлекло множество любопытных. Заключались колоссальные пари: одни ставили на то, что фонтан заработает, другие — на то, что он работать не будет.

На праздник явились жители всех окрестных деревень: из Тре, который кичится своими римскими укреплениями; из План-д’Опса, прославленного аббатом Гарнье; из Пелена, гордого своими угольными копями; из Сен-Максиме-на, хранящего голову святой Марии Магдалины, благодаря которой в деревне всегда бывает вдоволь дождей; из Турва, ставшего свидетелем любви Вальбеля и мадемуазель Клерон; из Бесса, где родился знаменитый Гаспар, самый галантный из разбойников^[1], и наконец, из долины Лигмора, простирающейся до границ древнего Гаргариаса; вы сами, дорогой друг, прибудь вы двумя днями раньше, могли бы побывать там.

Ну а жители Нанса прибыли на праздник со всеми своими разнузданными мулами, заявляя, что поверят в эту воду, только когда их мулы напьются.

Бал должен был начаться в пять часов пополудни. Решено было дождаться, пока спадет жара, так как опасались, что танцующие осушат фонтан. И вот пробило пять.

Наступила торжественная тишина.

Мэр пригласил свою партнершу по танцу и встал с нею на место, повернув голову к фонтану. Другие участники кадрили последовали его примеру. Мулы из Нанса тотчас же приблизились к бассейну. Скрипки дали первое «ля». Флажолеты издали пробные звуки, ясные и звонкие, как песня жаворонка.

Сигнал дан, ритурнель начинается. Господин мэр стоит слева от своей дамы, выставив правую ногу вперед; все взоры устремлены на почтенного чиновника, который, сознавая важность этой минуты, преисполняется еще большего достоинства. Архитектор с палочкой в руке, словно Моисей с жезлом, стоит наготове.

«Первая пара, вперед! — кричит дирижер оркестра. — Начинаем первую фигуру кадрили!»

Мэр и его дама устремляются к фонтану, чтобы приветствовать появление воды; все уста раскрываются навстречу первым каплям, которых ждали с тысяча восемьсот десятого года; мулы ревут в предвкушении удовольствия, архитектор взмахивает палочкой: Нанс посрамлен, Ружье ликует.

Вдруг скрипки умолкают, флажолеты издают пискливый звук, барабанные палочки замирают в воздухе.

Архитектор ударил жезлом по фонтану, но вода оттуда не потекла. Мэр бледнеет, устремляет на архитектора испепеляющий взгляд. Архитектор снова ударяет по фонтану. Вода не появляется.

Нанс потешается, Тре негодует, Пепен злится, Бесс божится, Сен-Максимен вне себя; все деревни, приглашенные на праздник, грозят Ружье бунтом. Мэр вынимает из кармана трехцветную перевязь, обертывает ею живот и заявляет, что сила остается на стороне закона.

«Верьте в это и пейте воду», — злорадствует Нанс.

«Господин архитектор! — воскликнул мэр. — Господин архитектор, вы ведь поручились мне за этот фонтан; почему же он не действует?»

Архитектор взял карандаш, начертил какие-то линии, написал какие-то цифры, четверть часа занимался вычислениями, а затем заявил, что по всем расчетам, поскольку квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, фонтан обязан действовать.

«А все-таки он не действует!» — заметил Нанс, издеваясь над Ружье; это звучало совсем как «Eppur, si muove!»^[2]Галилея, только смысл был прямо противоположный.

Тут вмешался Сен-Закари, призывая умерить страсти. Сен-Закари легко говорить. В Сен-Закари берет начало Ювон, прекрасная река, перекатывающая в своем русле столько пыли.

В это время из толпы вышла какая-то старуха с книгой центурий Нострадамуса, потребовала тишины и прочла следующую центурию:

Под древом грешницы, страдалицы святой,

Ружье, от жажды злой в мученьях иссыхая,

В сороковом году от влаги ключевой Воспрянет, в феврале вкушая радость рая.^[3]

«Смысл этого пророчества прозрачен, словно ключевая вода», — сказал мэр.

«И оно исполнится, — откликнулся архитектор, — это я допустил ошибку».

«А! — торжествующе воскликнул Ружье. — Значит, фонтан не виноват?»

«Нет, это моя вина, — ответил архитектор, — канал следовало прорыть в виде выпуклой линии, а он был прорыт в виде вогнутой. Еще четыре-пять лет, еще самое большее двенадцать тысяч франков — и фонтан будет действовать».

Именно так и предсказывал Нострадамус.

Тут же, в порыве воодушевления, Ружье обязался собрать требуемую сумму.

Затем все деревни, со скрипачами впереди и с мулами позади, отправились к источникам Сен-Женьес, где бал начался снова и где во славу воды танцоры предались безумствам, достойным золотого века.

Так что пока Ружье, успокоенный пророчеством Нострадамуса, возлагает надежды на сороковой год. Теперь, дорогой мой, вы