Безумная усадьба [Стефан Грабинский] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

сухопарая старуха и, со страхом бросившись ко мне, шепнула:

— Пан, покиньте этот дом пока не поздно, покиньте, если вам Бог и душа милы!

После чего поспешно отскочила в сторону и исчезла в бурьянах.

Это происшествие только усилило моё любопытство и подстегнуло желание разрешения загадки, если здесь вообще можно было говорить о чем-либо подобном. По возвращению домой у меня был уже готовый план: решил немедленно переехать в опустевшую усадьбу. Она показалась мне как будто бы созданной для проверки умозаключений моего эксцентричного приятеля; если они имели какое-либо право на существование, то должны были здесь проявиться. Меня поразила именно та сцена у лачуги, а также некоторые особенности места, соответствующие услышанному когда-то от К.

Что касается скептицизма, то он ничуть не уменьшился; я постоянно соблюдал холодную сдержанность исследователя-маловера. Позже из наблюдателя я превратился в участника, но это произошло потом и без моего осознания.

А пока что соблазн был настолько велик, что устоять против него было невозможно, и на следующий день, снаряженный всем необходимым, я переехал с детьми в уединенную усадьбу. С самого начала меня удивило следующее обстоятельство: когда я хотел договориться с сельской общиной по поводу найма дома, то у меня в этом деле не возникло ни малейших трудностей или препятствий, и мне разрешили поселиться в нём за смехотворно низкую цену. Я имел полную свободу и не опасался наблюдений со стороны села, ведь люди дальней дорогой обходили мою усадьбу, да я и сам неоднократно замечал, как они, проходя мимо, суеверно крестились. Таким образом, целыми неделями я не видел ни души, разве что кто-нибудь проезжал по дороге, однако это случалось крайне редко, так как движение на этой линии несколько лет назад заметно ослабло и перенеслось на пару вёрст западнее.

Начал вести наблюдение.

Прежде всего, удивляла сама усадьба. Её строения с виду ничем особым не отличались от обычных домов, которые можно встретить в предместьях или придорожных постоялых дворах, но всё же…

Вследствие особого сочетания пропорций, казалось, что она всё больше сужалась к низу — так, что основание по сравнению с верхом было поразительно небольшим; крыша с её чердачной частью практически придавливала фундамент. Это строение можно было сравнить с болезненно развитым человеческим организмом, который сгибается под тяжестью аномально развитой головы.

Эта конструкция придавала дому характер чего-то жестокого, какого-то издевательства сильного над слабым.

Никогда не мог понять, как было воздвигнуто и устояло строение подобного рода.

Аналогичное впечатление по отношению к стенам создавали исчезающие в них маленькие окна; втиснутые в толстые стены, они практически терялись в их ужасных объятьях.

По крайней мере, так это выглядело снаружи, хотя, как я со временем убедился, в сущности, они не были такими узкими, а пропускали столько же света, сколько при обычных условиях значительно бóльшие окна.

К тому же, хищный вид имела и сама лачуга, облепленная множеством выбоин и дыр; торчащие из них кирпичи как будто бы покрывали кладку прыщами запёкшейся сукровицы, которая забрызгивала все стены.

Не менее отвратительно было и внутри. Хата, состоящая из трёх комнат, была вся в щелях и трещинах, через которые свободно проникал ветер, залетал в полуразрушенный очаг, подхватывал остатки пепла и завывал в дымоходе.

Однако самой странной оказалась угловая комната, в которой я преимущественно и находился.

Лишайники разрослись на одной из её стен, на местах обвалившейся штукатурки, и образовали загадочную фигуру.

Сразу не мог её как следует истолковать. Поэтому постепенно перерисовал на бумагу — и вот, передо мной возникло достаточно странное изображение или, скорее, его фрагмент.

У основания стены, чуть выше пола, отпечатывались контуры детских ног; одна из них, согнутая в колене, опиралась концом ступни о другую, неподвижно протянутую к земле. Туловище, откинутое назад, доходило примерно до груди — остальное отсутствовало.

Маленькие, слабые ручки были подняты вверх в тщетной попытке защититься.

От фигуры, вероятно, изображавшей маленького мальчика, веяло мертвящим холодом.

Чуть выше в направлении отсутствующей головы тянулись две руки, которые судорожно сжимались вокруг неизвестно чего; пространство между пальцами было пустым. Однако они принадлежали кому-то другому: были значительно больше и мускулистее. Кому — изображение не указывало, так как обрывалось чуть ниже локтя и терялось где-то на белом фоне стены.

Это изображение, как и вся комната, в солнечные дни было по-особому освещено. Лучи, проникая через окна, преломлялись таким образом, что свет, расщепляясь на кровавые окружности, омывал один из столбов перекрытия; тогда казалось, что с него стекают крупные капли крови и собираются внизу в лужу.

Объяснял это не слишком приятное явление законами оптики и особым