Чёрный менестрель [Деметрий Скиф] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

появился. Не успел Израиль Натанович достичь середины хвоща, как снизу послышался разъярённый вопль Степана:

— Нет, ну ты посмотри, что этот гад сделал! Нет, я понимаю, что он тварь неразумная, — несколько успокаиваясь, продолжил Голушко, — но почему в мой рюкзак?!

— Это тебе за твой пещерный антисемитизм, — послышалось с хвоща, на котором сидел Изя.

То ли куча, которую наложил «муравьед» в его рюкзаке, то ли обвинение в «пещерном антисемитизме» привели Степана в ярость. Обычно спокойный Голушко подлетел к хвощу, на котором сидел Израиль, и начал его трясти, как грушу. Результат не замедлил сказаться. Сшибая на своём пути побеги экзотического растения и громко ругаясь на идиш, Захерман рухнул прямо на спину Голушко.

— Вечно вы, евреи, пытаетесь сесть на шею хлопцам, — проговорил Степан спустя пару минут, выковыривая из спины своего спутника колючки, в заросли которых он сам его и бросил. Израэль стонал, но помалкивал, он уже увидел муравейник и подозревал, что после ещё одной фразы про «пещерный антисемитизм» он полетит именно туда…

* * *
Солнце взошло чуть более часа назад. Молодой маг по имени Алак Диргиниус уже двадцать восьмой день шёл по Дикому лесу.

— Больше половины месяца прошло, — сам себе под нос пробурчал Диргиниус, — как я сбежал из замка магов. И спрашивается, зачем? Ну подумаешь, из-за этих, — здесь Алак оступился и беззлобно ругнулся. — И что меня на севере ждёт? Ничего хорошего. Академии там своей нет. Маги там такие же южане, но из тех, кто не ужился здесь. Северяне редко выбирают это занятие, и если на юге нас другие маги ещё терпят, то на севере милостей не жди. Все южане держатся друг за друга, и ни разу никто из них не взял местного ученика. Хотя орден магов там не так силён, так что если я успею построить себе магическую башню, то он на меня не нападет. Но на какие шиши? Денег-то нет. Без рекомендательного письма ни один сеньор себе мага не возьмёт. С крестьян, по большому счёту, взять нечего. Так что судьба моя, скорее всего, показывать фокусы в ярмарочных балаганах, развлекая до скончания века почтеннейшую публику…

Тут Алак Диргиниус остановился, как в рассуждениях, так и в движении. Из небольшой рощицы тянуло сильной и чужой магией.

— Грехи мои тяжкие, — сказал сам себе Диргиниус, доставая меч. — Вероятно, с войны магов осталось. И кто ж меня дёрнул в маги идти, да ещё в орден чистильщиков записаться…[8].

К удивлению, Алака на поляне, от которой тянуло незнакомым волшебством, никаких автономных сущностей (в виде големов, зомби или какого-нибудь всеми забытого зловредного артефакта) не обнаружилось, зато маг ясно почувствовал запах жарившегося над углями мяса. Выйдя из леса и пройдя по небольшой полянке к костерку, на котором жарилась тушка какого-то животного, маг увидел шалашик. Из шалашика доносились пикантные звуки.

Не желая мешать любовным утехам, Диргиниус осторожно подошёл к костерку и перевернул начавшую подгорать тушку дётёныша «муравьеда». Молодой маг хотел было убрать свой меч в ножны и отправиться дальше, когда понял, что оба голоса, раздававшиеся из шалаша, были мужскими.

— И зачем я ушёл из замка, если здесь тоже эти самые? — мрачно подумал Диргиниус, направляясь ко входу в шалашик. Он создал над своей левой ладонью файербол, заглянул вовнутрь, дождался прекращения любовной сцены между Голушкой и Захерманом, и спросил:

— Какой метод казни вы предпочитаете, меч или огненный шар?

* * *
Незнакомец появился в самый неожиданный и, прямо скажем, самый неподходящий момент. Хотя говорил незнакомец на неизвестном Голушко языке, смысл его фразы был необъяснимым образом Степану понятен. В этот момент Изя, который освободился из-под груза тела Голушко, потянулся к своим брюкам и нагло спросил:

— А тебе что, завидно, ванильный ты наш[9]?

Немая сцена продолжалась минут пять. Обе враждующие стороны бессмысленно таращились друг на друга. Израэля Натановича сильно удивило, что последнюю свою фразу он произнёс и не по-русски, и не на идиш, а на абсолютно неизвестном языке.

Для Степана Григорьевича, однако, самым необъяснимым стало зрелище того, что незнакомец назвал огненным шаром. Вроде бы, думал Голушко, действие травки уже закончилось…

Что же касается Алака Диргиниуса, то он недоумевал не меньше, чем та парочка, которой он грозил смертью. Во-первых, что такое «ванильный»? Во-вторых, почему его назвали этим словом, да ещё сказали, что он «их», хотя их он быть ну никак не собирался? И в-третьих, Алак искренне не понимал, почему парни его совершенно не боятся, хотя он в костюме мага третьей ступени и с медальоном ордена чистильщиков, висящим у на шее?

Возможно, они очень сильные маги, мелькнула в голове Диргиниуса устрашившая его мысль, и он взглянул на них истинным зрением. Защитных магических щитов, впрочем, как и сколько-нибудь сильной магии не обнаружилось, зато на ауре неизвестных