Ураган приходит внезапно [Анатолий Владимирович Софронов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ты казачьей души, — с досадой махнул рукой Захар Дудко.

— Я пойму твою душу, когда на дирекцию вызовем для разбора твоего дела… А с тобой разговор отдельный! — набросился на шофера Березин.

— Да не мог я куму отказать, Григорий Васильевич, — застонал тот. — Неужели ж я из-за денег?! На моей-то службе бумажки эти сами в руки сыплются…

Но Березин уже уселся в свою «Волгу», хлопнув дверцей.

— Эх, поддался я на вашу удочку! — в сердцах сказал шофер. — Возил бы своих жмуриков — тихо, хорошо, родственники рыдают, трешки сыплются… А тут эта рыба, будь она проклята!


Центральная усадьба совхоза «Приморский». Двухэтажные и одноэтажные особняки, школа, музей, больница, гостиница, ресторан…

Березин увидел из машины бредущего по тротуару немолодого казака:

— Чакан!

— А! — ошарашенно поднял тот голову, стараясь уяснить, откуда его зовут. — Григорь Василич, эт ты? А я уж думал, господь бог призывает к себе.

— На тот свет положено в трезвом виде являться, иначе могут и не принять.

— Тады поживем на этом, — кротко согласился Чакан.

— Как лошадки?

— Направляюсь к им, — с готовностью сообщил Чакан.

— Так на конюшню — туда, — Березин указал пальцем в противоположную сторону.

— У меня свой маршрут, — насупился Чакан.

Березин посмотрел в сторону чакановского «маршрута». Впереди, возле лавки, желтела винная бочка, несколько казаков уже стояли возле нее, степенно прихлебывая молодое вино. Чакан тоскливо проследил за березинским взглядом и опечалился.

— Пойду, — повернулся он спиной к бочке. — А то — соблазн.

— Иди, — кивнул Березин и захлопнул дверцу.

Чакан, сделав несколько шагов, помаршировал на месте и, как только «Волга» скрылась за углом, бодро направился к бочке.


«Волга» Березина въехала во двор и остановилась перед открытой верандой. На веранде сидели его жена и дочь. Обе приветливо улыбнулись, глядя на подъезжающего Березина. И он улыбнулся им в ответ…


…Березин чуть суетливо накладывал себе на тарелку еду.

— Ну, как в школе дела, Анюта? — спросил он у дочери.

— Ничего, — протянула Анюта.

— Отметки как?

— Нормально.

— Ответ исчерпывающий! — В голосе Березина прозвучало раздражение.

— Пап, если тебя спросят, как в совхозе дела, что ты ответишь?

— Только и делаю, что отвечаю. Вчера весь день на это потратил.

— Ну, и как у тебя дела в совхозе? — улыбнулась дочь.

— Научились, понимаешь, с родителями разговаривать! — вскипел обидой отец.

— Дочь тебя видит редко, отвыкла, какой с нее спрос!.. — вступила в разговор жена Березина, входя в столовую с дымящейся сковородой. — Выпрямись, Анюта…

Анюта лениво выгнула спину.

— Давайте, давайте, двое на одного… Опять яичница! — недовольно проворчал Березин.

— Когда это я тебя в последний раз яичницей кормила? — обиделась жена.

— Да не ты… В райкомовской столовой… — Березин склонился над тарелкой, стараясь скрыть смущение.

— И как пленум прошел?

— Ничего, нормально, — буркнул Березин и, поймав насмешливый взгляд дочери, добавил: — На уровне.

— Что ж ты не позвонил? Мы тебя вчера ждали…

— Да засиделись мы с Петром Ивановичем… А потом уж поздно было, боялся разбудить…

— С кем, с кем? — переспросила жена.

— С Петром Ивановичем Подлесным, заместителем председателя райисполкома, — сердито ответил Березни.

— И где ж вы с ним засиделись?

— Слушай, Женя, ты что, интервью у меня берешь, что ли?

— Да не сердись, Гриша. Просто мне Полина вчера вечером звонила — хотели, говорит, ужинать тебя заманить, а ты куда-то скрылся…

Березин положил себе в рот целый помидор и стал его медленно пережевывать. Воцарилась тишина.

— Когда она тебе звонила? — наконец спросил он.

— Часов в девять.

— Да, это она просто на Петра злилась, что тот со мной засиделся… Вот и позвонила тебе…

— А потом Петр Иваныч трубку взял, — ласково продолжила жена. — Так, мол, и так давно не виделись…

Березин проглотил один помидор, взял другой.

— Не умеешь ты врать, Григорий Васильевич, не получается у тебя. — поднялась из-за стола жена. — Пятьдесят два года на свете прожил и не научился.

— Да, папочка, — подтвердила Анюта, — ложь — это искусство. А ты им в совершенстве не владеешь…

— Григорий Васильич… — окликнули с улицы.

К открытому окну подошел коренастый человек средних лет с гладко зачесанными волосами и широкой улыбкой, словно навешанной на невыразительное лицо.

— А, Костоглод! — торопливо пошел к окну Березин, радуясь возможности прервать неприятный разговор. — Привет боевому заму. Как вы тут без меня?

— Да по-разному, Григории Васильич. Был вчера на плавнях, со строителями ругался…

— Зачем?

— А как же? — удивился Костоглод. — На них не накричишь, еще сто лет копаться будут. Такой народ, сами знаете…

— От одного крика, знаешь, тоже толку мало… Стройтрест у нас хороший попался как раз, — покачал