В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
(Портрет Д. Г.39), то мы увидим, под чьим знаком развивалось это течение символизма. Влияние Тернера проследить труднее – пристрастие к интриге, его характеризующее, сближает его с теми современниками, метафоричность которых перенесена с диалога на действие: таких не мало. Наиболее популярный Конан Дойль, наиболее возвышенный Дж. К. Честертон. Не будем же неблагодарны, забывая об источнике, чьи воды не раз облегчали нам тягости невольного странствия.
§ 5
В настоящем переводе сохранены: число стихов подлинника – всюду; почти всюду (в пределах возможности синтаксического согласования русского и английского текстов) – движение стиха. Не желая порывать с традициями русского белого стиха, я не следовал переводимым авторам в пользовании дактилическими окончаниями, наращениями неударяемых слогов как в начале стиха, так и после цезур40. Недостатки перевода виднее мне, чем кому бы то ни было из будущих моих судей – этими недостатками я особенно дорожу. Я не стану привлекать к своему оправданию ни обстановку, в которой мне пришлось оканчивать перевод Вебстера, переводить Тернера и писать настоящий комментарий – обстановка эта наиболее подходящая для общения с высокими поэтами, не идет мне ссылаться и на свою профессию – в настоящее время она является наиболее распространенной среди всех цивилизованных и некоторых одичалых народов41, то, что заставляет меня любить слабость моего труда – это надежда на неудовольствие кого-либо способнейшего, раздражению которого я буду обязан освобождением от трудной и ответственнейшей обязанности продолжить настоящую серию.
Март-апрель 1916 года, р. Шара
(обратно)
1. Сострадая читателям этой пьесы, должен сказать в свое оправдание, что писал ее1 не для чтения, а для игры актеров того умопостигаемого театра, который бы взялся ее поставить, и для внимания его не менее умопостигаемой публики. Льщу себя надеждой, что трагедия моя имела бы там успех, тем больший, (стоит только войти в область невозможного, а выбраться из нее так же трудно, как из болот замка Сен-Мишель2), что исполнителям полагалось бы читать стихи, как стихи, а не как прозу – принципиальное занятие немецких артистов и наших.
2. Впрочем, вина лежит, пожалуй, и не на лицедействующих, а помянутое прискорбное обстоятельство коренится в характере стихосложения, которым пользуются русские и немецкие авторы. Искусственность и извращенность обычной «лже-тонической» схемы стиха3 достаточно обнаружена экспериментаторами, как французскими, (Руссело, Веррье, Ландри), так и американскими (Скриптюр)4, и естественные попытки живой речи добиться звуковой выразительности естественности разрушают механизм стиха, не имеющего ничего общего с законами языка, действию этой схемы подверженного. Надо сознаться, что русская ударная метрика до последнего времени билась в петле, затянутой гелертами5 Тредиаковским и Ломоносовым6 в тот самый блаженный миг, когда изживаемая силлабическая система7 расширялась до практики того органического ритмования речи, какой мы видим в сущности там, где процесс протекал естественно (английское, польское, французское стихосложения).
3. Подвижность интенсивного слога внутри слова неизбежно приведет нас или к закреплению его места, или заставит по греческому образцу обозначать ударения. С развитием грамотности и приобщения читательству граждан всей территории российской эта необходимость естественно скажется, а типографское дело усложнится, если только язык наш не установит окончательно своей восходящей природы. Соображаясь с изложенным, я стремился строить метрику отдельных пассажей по сочетанию с некоторыми обиходными фразами, чья ритмическая структура задана повседневностью пользования. Полагаю, что мои «ударные ямбы» оказались размером достаточно гибким.
4. Ритмический протест по адресу автора «Медеи и Ясона»8, вероятно и послужил причиной избрания мной именно этой фабулы, развитие же ее находится в полной зависимости от словесного построения пьесы.
5. Необходимость трагического представления в наши дни чувствуется очень остро, и творчество некоторых наших современников очень сильно затронуто этим обстоятельством. Должен указать на пример прекрасной деятельности В. Маяковского, чьи поэмы суть, собственно, монологи трагедий9. Малая склонность русских художников к
Последние комментарии
9 часов 16 минут назад
9 часов 34 минут назад
9 часов 58 минут назад
10 часов 30 минут назад
11 часов 37 минут назад
13 часов 18 минут назад