История жизни и достижений Генриха VII [Бернар Андре] (fb2) читать постранично, страница - 4

всегда осмеливался писать, особенно сейчас, пока ленность не овладела моими вялыми чувствами, хотя, возможно, этот предмет вне моих сил? Но позвольте мне проверить мои возможности попыткой своего рода вступления, как это сделал Публий Папиний Стаций^[34] в своей «Ахиллеиде»^[35], поскольку я никогда раньше не брался за столь грандиозный труд.

Поэтому в этом вступительном послании я робко предлагаю Вашему Величеству предвкушение моих усилий, молясь лишь о том, что если в этой королевской биографии я совершил ошибки в фактах или хронологии, Ваша благожелательная доброта не обратится во гнев. Диктуя все это, я не могу найти лучшего советника, чем самого себя. Так же как слепой путешествует во тьме, я предпочел бы, чтобы Вы порицали меня скорее за мою смелость, нежели за мою небрежность. Когда же Вы сможете оценить по достоинству незрелость и качество моего стиля и повелите дать мне материал для написания, я сделаю попытку выполнить это, пусть не так блестяще, но, во всяком случае, честно и так ясно, как позволит мне мое трудолюбие, с помощью Бога нашего Иисуса Христа, и пусть Он всегда помогает Вам в Ваших королевских повелениях.

Пролог к Жизни Генриха VII, написанной Бернаром Андре Тулузским

Поскольку я собираюсь написать очень правдивое сообщение о жизни и делах Генриха VII, Короля Англии и Франции, самого удачливого и победоносного из монархов, сначала мне необходимо сказать то, что, как справедливо заметил греческий историк в «Жизни Короля Александра и Цезаря»^[36]:

«Множество их великих свершений дают настолько большое поле для рассуждений, что нужно винить меня в том, что я не предостерегаю читателя путем извинений, что выбрал путь скорее краткого изложения самых ярких моментов их истории, чем подробного описания каждой малейшей детали. Это глас разума, что моя задача состоит в том, чтобы не писать историй, но описывать жизни. И самые славные подвиги не всегда предоставляют нам правдивые свидетельства о добродетели или греховности людей, иногда отдельное мгновение, отдельное слово или шутка информирует нас лучше об их характерах и склонностях, чем самые известные осады, величайшие вооруженные столкновения или кровавые битвы. Следовательно, как портретисты бодее точны в изображении линий и черт лица, в которых выражается характер, нежели в изображении других частей тела, так и я должен позволить себе уделять большее внимание знакам проявления человеческих душ, и пока я пытаюсь таким образом показать их жизни, я должен быть свободен в том, чтобы отходить от описания кажущихся важными тем и великих битв, описанных другими».

Также считается, что Александр, светоч Македонии, ответил Херилу^[37], желавшему написать о его подвигах: «Я лучше был бы Терситом^[38] Гомера, нежели Ахиллесом Херила», и то же можно сказать и обо мне, хотя Валерий Максимус^[39] и свидетельствует, что Гомер был также слеп^[40].

2. Я возвращаюсь к Александру, который (как о том свидетельствует Плутарх) издал эдикт, что никто, кроме Апеллеса^[41] не должен писать его портреты, и также никто, кроме Лисиппа^[42] не должен делать его статуи, поскольку один был прекрасным художником, а другой не менее талантливым скульптором. Но что же можно сказать о храбрейшем Гекторе у Гнея Невия^[43]? Разве он более всего не наслаждался восхвалением своего отца Приама, самого могущественного правителя Азии?

И даже если я, робкий человек, который едва ли может сравниться с подобными вершинами искусства восхваления, тем не менее, движим моей непоколебимой верностью к этому самому могущественному королю, и побуждаем моей глубокой любовью, доброй волей и почтением к нему и (говоря более откровенно) я воспламенен и взволнован величием его благодетелей, чтобы решиться начать выполнить эту работу, которая, возможно, лежит вне моих сил, со всей смелостью, что требует от меня подобное задание. И, таким образом, получив свободное время для моих занятий (после того, как четыре года я тратил силы на обучение благородного и образованного Артура^[44], принца Уэльского, старшего сына нашего благороднейшего короля), я начал писать о жизни и делах вышеназванного прекраснейшего отца принца, в этом 1500, Божьей милостью, году, в десятый год правления благословенного папы Александра VI^[45] и в шестнадцатый год правления вышеназванного монарха.

И также я прошу простить мою слабость, о которой уже говорил, по причине которой я скромно прошу моих читателей, если они найдут что-либо плохо изложенным или ошибочным в этой королевской биографии (а это легко может случиться), пусть припишут это не моему недостатку чувства справедливости, но