Всевидящая Домна [Алена Дашук] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ретироваться на кухню. Здесь было спокойнее, разве сериальная героиня донимала нытьём, да текущий кран бубнил о необходимости сменить ему прокладку.

Утомлённый хоровым звучанием одного-единственного голоса, Уткин отправился в спальню.

Сквозь полудрёму, услышал знакомое до боли:

— За день наломаешься, а ты со своими глупостями. Руки убери!

Кажется, на сей раз ноту протеста подала Домнина подушка…


Утро тоже оказалось недобрым.

— Восьмой час! С работы вылетишь, лапу сосать будем?!

— Я ж в отпуске… — начал, было, Мишаня, но тут же резко открыл глаза и с ненавистью уставился на будильник. — Ч-чёрт!

Уткин сел, обхватил голову, застонал. Неужто и впрямь свихнулся…

Нежиться в постели в обществе горластой подушки и подзуживающего ей будильника желания не было. Уткин потащился в ванную.

— Долго не занимай! Не один, чай, живёшь, — тявкнул в спину стоптанный тапок Домны.

На выходе из ванной комнаты, Уткина окликнула зубная паста.

— Тюбик заверни! Засохнет, ваксой будешь зубы чистить!

В покое его не оставили даже в уборной.

— Нашёл избу-читальню! Или заснул там?!

Уткин отшвырнул раскрытый журнал. С обложки на Мишаню укоризненно смотрел хмурый дядька в высокой белой шапочке. «Это знак, — обречённо подумал Уткин. — К доктору надо… Или к попу?».


Ни в поликлинику, ни в церковь Мишаня не пошёл. Признаваться в ТАКОМ незнакомым людям… Срамота! Пошёл к Кузьмичу. Кузьмич не раз выручал Мишаню дельным советом и на все случаи жизни имел «нужного человечка».

Выслушав сбивчивый рассказ, Кузьмич задумался. Потом поднялся и, бросив через плечо короткое: «Идём», двинулся в сторону Мишаниного дома.


Дверь встретила неласково.

— Ещё и дружка приволок! Распивочная что ли?!

— Дела… — Кузьмич почесал взлохмаченный затылок. — Так и бухтит всё время?

— Бухтит, — просиял Мишаня, обрадованный тем, что глас Всевидящей Домны не оказался плодом его персонального воображения. — Оно ничего бы — лает, да не кусает, — но непривычно как-то. Ругается, а самой… в натуре, так сказать… — Уткин развёл руками.

Первая внесённая Кузьмичом инициатива — негоже такие дела насухую решать — была Уткиным горячо поддержана. Сбегали. На томящуюся в полупустом отделе Зоську почти не смотрели — не до неё.

Когда в бутылке осталось не больше четверти, могучий интеллект Кузьмича породил гипотезу № 1. Судя по угрюмому выражению лица, версия была не из весёлых.

— Звонил ей? — жёстко спросил Кузьмич.

Мишаня замотал отяжелевшей головой.

— Дорого в загранку. Домка и мобилу-то брать не стала.

— На сестрин домашний звони.

Мишаня поёжился.

— Прибьёт. Говорю же, дорого! Да чего придумал-то?

Кузьмич посопел, покряхтел, потёр рот ладонью.

— Тела, значит, нет, а звук есть… — говорил он медленно, с нажимом, точно глупому ребёнку втолковывал. — Что это может быть?

— Радио?

Кузьмич досадливо отмахнулся.

— Смотри, вроде как, нет их, а на поверку выходит — есть… Про тайны разные, про сокровища рассказывают…

— Экстрасенсы?

— Почему экстрасенсы-то?! Говорю ж, НЕТ ИХ!

— Да леший разберёт! — Мишаня добродушно крякнул. — Я экстрасенсов этих самых не видал, так, по мне, их, вроде, и нет. А по телеку — полно. Только на кой они мне? У нас сокровищ-то блоха на аркане, да вошь в стакане.

— О призраках я тебе талдычу! — потерял терпение Кузьмич. — О бесплотном!

— Это Домна-то моя бесплотная?! — возмутился Уткин, вспоминая монументальные формы супруги. — Сам ты… — Вдруг осёкся. — Погоди…

— Всяко бывает. Третьего дня сосед у меня рыбой траванулся. Не помер, правда, но вполне мог. Говорил я ему, в гараже закусь не держи!

— Причём тут Домка-то моя?! — По спине у Мишани поползли мурашки. Точно минералкой холодной плеснули.

— Так я и говорю… Рыба дурная сколько бед натворила, а тут самолёт! Или там поезд какой… Баба она у тебя домовитая, может, душенька-то сюда в последние мгновения рвалась. Вот Бог и уважил.

— Совсем мозги пропили, — устало вздохнула скатерть. — Домой не пора ль?

Уткин, не мигая, смотрел на Кузьмича. Потом сорвался с места и выбежал из кухни. Вернулся скоро, тряся над головой записной книжкой.

— Телефон Манькин!

Сообща друзья разобрались с нескончаемым рядом цифр. Длинные гудки прервал деловитый бас Брумкеля.

— Э-э-э… — Мишаня замялся. — Это Миха говорит. Вспомнил? Хо-ро-шо… ХО-РО-ШО!

Собеседник оживился.

— Карачо! Но пасаран! — неожиданно затянул: — Нье злишны в заду-у-у дажье що-о-оро-о-охи-и-и…

— Ага, я самый! Домку дай! Понял?! Фрау мою! Или твою, на худой конец…

— Оу, Доумку, я, я!

Трубка стукнула обо что-то твёрдое. Послышались призывные крики и топот. Где-то в телефонном эфире жизнерадостно верещали детские голоса.

— С Гришкой чего?! — громыхнула трубка минуту спустя. — Говори, не сопи!

От избытка чувств Уткин даже подпрыгнул.

— Живая!

— Ну?!

— Нормально всё с Гришкой!

— У тебя