2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
лагерь недозволенные вещи… — говорил комендант.
«Сознался? В чём сознался Николаев? — спрашивал себя Фёдор Иванович, и вдруг замерло в груди сердце. — Значит, он выгородил меня и всю вину взял на себя… Но зачем? Зачем? Мы вместе были и отвечать будем вместе», — звучал внутри протестующий голос.
— Слышите, машина подошла. Вы свободны, мой доктор, — сказал комендант с улыбкой.
Фёдор Иванович не двинулся с места. Ему хотелось крикнуть в холёное лицо этому полковнику, что он никуда не пойдёт, что он готов разделить судьбу товарища, но кто-то посторонний издалека подсказал ему:
«Этим ты не поможешь делу. Уходи и немедленно сообщи о провале Зернову».
— Завтра вечером я жду вас у себя, мой доктор, — воркующим голоском продолжал комендант. — Отец прислал ящик отличного вина и просил угостить вас. Мой старик восхищён вашим талантом и молит бога за вас… Не забудьте, мой доктор, я жду.
«Завтра я буду уже далеко, господин фашистский комендант», — подумал Фёдор Иванович, веря в неожиданное спасение.
— До свидания, господин комендант. Завтра я непременно буду у вас, — вслух сказал Фёдор Иванович, вставая с дивана.
— Одну минуточку, мой доктор, — остановил его полковник, — у вашего фельдшера, видимо, были в лагере друзья. Не скажете ли, кто именно?
— Он был дружен с унтер-офицером.
— Вы меня не поняли. Я имею в виду друзей из военнопленных.
— Такой дружбы я не замечал.
— Жаль. Ну что ж, на нет и суда нет. Идёмте, я провожу вас до машины, — любезно предложил комендант, но у двери снова остановился. — Я хотел бы выяснить одну незначительную деталь. По всей вероятности, вы вели записи пленных, приходивших к вам на приём?
— Нет, нам запретили вести амбулаторный журнал.
— Жаль, очень жаль. Ваш фельдшер назвал номера пленных, которые чаще всего обращались на приём и которым он передавал тол и горючую жидкость. Мне хотелось бы уточнить, скажите, пожалуйста, кто чаще всего приходил к вам на приём? Назовите номера пленных.
— Не помню.
— Хотя бы их имена.
— Тоже не помню.
— А если я вас попрошу вспомнить? — В голосе коменданта прозвучала плохо скрытая угроза.
— У меня очень плохая память… Впрочем, дома подумаю и наверняка вспомню, у меня есть кое-какие записи, — сказал Фёдор Иванович, берясь за дверную ручку.
— А я заставлю вас вспомнить здесь! — не выдержал комендант.
Фёдор Иванович взглянул на него, увидел злые свинцовые глаза, плотно сжатые губы и понял, что мысль о свободе была напрасной, что Николаев ничего не сказал им и комендант просто-напросто пустился на неумную хитрость, притворившись вежливым, а теперь окриком «Я заставлю вас» выдал себя с головой.
— Назовите только один номер, и вы свободны. Молчите? Я вам не советую молчать.
А Фёдор Иванович молчал. Он старался не слушать разъярённого коменданта и думал о другом.
— Доктор Бушуев, мы с вами взрослые люди. Послушайте, что я скажу вам, — силясь быть спокойным, продолжал комендант.
«Можешь говорить, сколько угодно, мне наплевать на твои слова», — отмахнулся Фёдор Иванович.
— Послушайте, доктор Бушуев, — продолжал тот, — когда-то моя жизнь была в ваших руках, и вы спасли её. Теперь ваша жизнь тоже в ваших руках, постарайтесь спасти её. Подумайте — жизнь прекрасна. Посмотрите кругом — цветут сады, поют птицы… Я даю вам слово офицера, если вы кое-что сообщите мне, только мне одному, вы будете свободны и можете уходить на все четыре стороны. Подумайте, доктор. Мое сердце, так искусно заштопанное вами, хочет искренне помочь вам. У вас хорошие руки, у вас хорошая голова, и будет очень, очень печально, если ваши руки не смогут держать хирургический нож, а голова не сможет думать над операциями. Это будет очень печально. Подумайте, доктор, людям ещё нужны ваши руки…
И Фёдор Иванович нарушил свою клятву, он заговорил:
— Да, господин комендант, ваша жизнь была в моих руках. Да, моя жизнь теперь тоже в моих руках, но я не хочу покупать её ценой предательства моих товарищей. И запомните, господин с заштопанным сердцем, — русский врач заштопал ваше сердце и не жалеет об этом, русский солдат проткнёт ваше сердце — и русский врач тоже не пожалеет об этом.
От резкого удара Фёдор Иванович потерял сознание. Когда он очнулся, увидел доктора Корфа. Немецкий врач в недоумении посматривал то на русского коллегу, то на коменданта.
— Я решительно ничего не понимаю, за что вы его, герр комендант? — спросил он у Дикмана.
— За что? Он партизан! — крикнул полковник.
— Партизан? Коллега партизан? — спросил остолбеневший доктор Корф. Лицо его перекосилось от страха. Он попятился назад и вдруг истерично закричал: — Партизаны! Партизаны! Здесь все партизаны! — Доктор Корф толкнул плечом высокую тумбочку, на которой стоял гипсовый бюст Гитлера. Лупоглазое изваяние фюрера шлёпнулось на пол и раскололось.
— Партизаны! — доктор Корф бросился к двери и побежал, крича
Последние комментарии
5 часов 15 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад