Wo alle Strassen enden (СИ) [add violence] (fb2) читать постранично, страница - 115


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

внизу, гестапо и штурмовые отряды занялись тем, чем и положено: обеспечением безопасности граждан.

— Лучше расскажи, что там у тебя, — перевел стрелки Готтфрид.

— О-о-о, — протянул Алоиз, залпом допил вино и принялся наливать себе еще. — Русский — это сущая каторга! Английский еще терпимый, и слов много похожих. Но выбирать не приходится — они общаются на языке той страны, где происходит заседание. Так что нам несказанно повезло, что тогда они заседали у нас.

Все помолчали. То и дело все разговоры возвращались к событиям того дня. Оставалось еще слишком много нерешенных вопросов, хотя с определенного времени от Партии отпочковался ее, своего рода, филиал: в нем состояли так называемые “радлюди”. Одни поговаривали, что это такие же унтерменши, как, например, евреи; вторые не соглашались, апеллируя к заключениям биологов, заявивших, что это “новый биологический вид, порожденный Катастрофой”. Радлюдям выдали почти человеческие права, отселили в отдельный район и запретили бесконтрольные связи с людьми, во избежание появления гибридов. Готтфрид, конечно, был уверен, что Адлер со товарищи уже изучает последствия межвидовых связей, но помалкивал. В целом, Адлер периодически общался с ним, рассказывая про проект “Сверхчеловек”, но без особенных подробностей — впрочем, за ними Готтфрид и не гнался.

— Из новостей, — Алоиз посерьезнел. — Мы работаем над усовершенствованием портативной звукозаписывающей техники. Это позволит организовать слежку. Вопрос, конечно, в том, какого ресурса потребует обработка этой всей информации. Но это уже следующая задача. Так можно будет точно знать, где и какие заговоры готовятся.

Готтфрид поежился — он вспомнил их разговоры с Марией за закрытыми дверями и четко ощутил, что ему бы уж точно не хотелось бы, чтобы это так или иначе стало чьим-то достоянием.

— Кстати! — Алоиз поднял бокал. — Нам с Биргит поручили в следующем месяце внести вклад в демографию!

— Что? — переспросил Готтфрид.

— Мне казалось, слух у тебя восстановился полностью, — покачал головой Алоиз. — Говорю, будем вносить вклад в демографию!

Бигрит покивала с выражением нескрываемой гордости на лице.

— В третий раз тебя, — отметил Готтфрид. — Поздравляю вас.

— Спасибо! — искренне поблагодарила Биргит. — Я очень счастлива. О такой удаче можно было только мечтать! Чтобы признали годной, да еще и в отцы выдали, — она бросила на Алоиза беглый взгляд и смущенно умолкла.

— Да уж, — помрачнел Готтфрид, вспоминая Агнету.

Она недавно родила в ЦАМе девочку. От визитов Готтфрида она категорически отказалась, а он и не рвался — видеть Агнету вне работы ему не слишком хотелось, а ребенком он не интересовался. Впрочем, Алоиз к своим тоже не заходил. И вообще визиты отцов в ЦАМ были редкостью.

— А из новостей… — Алоиз отодвинул опустевшую тарелку. — Я привез новые чертежи советских ученых. Они там придумали какую-то инновацию. Сам посмотришь. Вот спустим все под видом разведданных твоему хауптберайхсляйтеру, он тебе все передаст. Кстати… В Союзе тоже радлюди головы подняли. Но их быстро выселили в Сибирь. Как они там это говорят… Тайгу валить, вот!

— Лучше бы у нас их так же выселили, — проворчал Готтфрид и почувствовал на себе недовольный взгляд Марии. — А Америка что?

— У них снова паранойя на тему призраков коммунизма и нацизма. На сей раз демократы обвинили консерваторов в нацизме, а те не остались в долгу. Ну и грызутся, — Алоиз усмехнулся. — Мне кажется, появись у них там динозавр, они внимания не обратят, не то что какие-то зараженные.

Биргит тихонько засмеялась, но так заразительно, что вскоре веселились все. Беседа перетекла в непринужденное русло, зазвучала веселая музыка, разумеется, одобренная Партией, из холодильника в ведерко перекочевала еще пара бутылок игристого.

Готтфрид отметил, что такие посиделки становятся все более веселыми и напоминающими прежние времена: забывался леденящий кровь страх, реже и реже перед глазами возникал облик измученной Магдалины, жизнь возвращалась в свое русло. Его, конечно, все еще занимал вопрос о том, почему же им все-таки помог Тило, но спрашивать он не решался с тех пор, как Алоиз, скривившись, положил руку Готтфриду на плечо и сказал как отрезал, что тот не хочет знать о мотивах Тило ровным счетом ничего, а самого Готтфрида они — по счастью — нисколько не касаются. Мария тоже молчала и как-то загадочно улыбалась, поэтому Готтфрид решил отложить все в долгий ящик.

Дневник отца он по-прежнему изучал — по вновь представленным сведениям, его изъяли у активистов “Пиратов Эдельвейса”, дерадизировали и признали важным историческим документом, доступ к которому был предоставлен ограниченному кругу лиц. Достаточно забавным Готтфриду показался тот факт, что