Сны и Реальность Саймона Рейли [Анастасия Олеговна Калямина LuniniA] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

на маму. А через миг — громкий удар и мамин крик. Веригус её ударил! В ужасе я закричал так громко, насколько мог. Секунду спустя страх парализовал всё мое детское естество, и звук моего голоса куда-то пропал. Я кричал, но сам себя не слышал. От этого мне стало совсем плохо, захотелось испариться, исчезнуть, перенестись вместе с мамой в другое место, туда, где мы были счастливы давно-давно...

Для меня это был настоящий кошмар...

После того случая моя мать с Веригусом развелась, хоть он и сопротивлялся, а я перестал разговаривать, по ночам видел кошмары с участием Веригуса, который пытался меня придушить, а я кричал, кричал со всей силы, но меня не слышали.

Мы уехали обратно в Лесвинт. Там мама водила меня ко всяким детским психологам и неврологам, чтобы вернуть сыну дар речи, но они не сильно напрягались в своих начинаниях помочь. Наверное, большинство из них были шарлатанами, а те, кто к этой категории не относился, не знали, как справиться с моим стрессом. Конечно, о моей проблеме узнали. На помощь пришла знакомая маминой сестры, которая, потратив два долгих и кропотливых года, все же заставила меня заговорить снова.

Эти события остались далеко позади, а мне уже исполнилось десять...

Мама сидела на кухне и красила ногти алым лаком. Настроение у неё было паршивое, а причиной всему — Веригус. Она не виделась с ним больше двух лет, но позавчера этот объект нарисовался в нетрезвом виде к нам в дом и умолял маму снова вернуться к нему, за что был послан не в самой корректной форме полем через лес. Покидая дом, Веригус предупредил, что Фолия ещё пожалеет.

Тяжело вздыхая и потряхивая кистями рук, чтобы лак сох быстрее, мама встала и вышла с кухни. Пройдя по тесному коридору, она дошла до моей двери и, стараясь не испортить маникюр, аккуратно постучалась.

— Да, мам?

— Саймон, сынок, хватит спать... — начала она.

— Так я встал уже.

Я быстро подошел к двери, чтобы продемонстрировать проснувшегося себя.

— Вот и молодец! — кивнула мама, потрепав меня по светло-русым волосам.

Глядя на нее, я понял, что Фолия чем-то расстроена, причем очень сильно.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного. Пустяки, по работе, — ответила она наигранно-твердым голосом.

— Ничего серьезного? Не уволили хоть...

— Пусть только попробуют! — хмыкнула мама. — Просто, надо кое-что доделать, чтобы впредь к этому не возвращаться.

— Ну хорошо.

Я понял, что ей не хотелось говорить про Веригуса и его многочисленные угрозы.

— Ты иди лучше что-нибудь съешь, — посоветовала мне она, — на плите овсянка сварена, как ты любишь.

— Хорошо, — улыбнулся я и отправился на кухню, где меня встретил запах маникюрного салона.

Мама прошла следом за мной, потянулась к шкафчику для посуды, чтобы взять себе чашку, и, смотря на меня с какой-то особой нежностью, налила себе воды.

— Что? — я вопросительно поднял бровь, становилось неловко от её такого взгляда.

— Если бы ты знал, как похож на своего отца! — снова улыбнулась она, как будто это были последние мгновения, когда она меня видит.

— И в чем это проявляется? — я фыркнул. Судя по его изображениям на оставшихся у мамы фотографиях, отец был высоким кареглазым брюнетом. Высоким, может, я и буду, когда подрасту, а вот кареглазым — точно нет. У меня глаза синего цвета, точно не такие, как у Прохора Рейли. Брюнетом — если только свои светлые волосы покрашу в черный. Но зачем? Да и кожа у меня гораздо бледнее, чем у отца, как будто я редко бываю на солнце. Бабки, которые просиживали свои последние деньки возле подъезда на лавочке, и вовсе считали, что я чем-то болен и плохо питаюсь. Они ведь «спецы» в вопросах питания, когда утренних передач о здоровье насмотрятся.

— Прохор был хорошим человеком, — ответила мама, — умел понимать людей, всегда помогал им. Ты у меня такой же...

— Ты так говоришь, словно не на работу, а в суд в качестве обвиняемой собираешься. — Я положил себе овсянки и сел за стол.

— Просто я немного волнуюсь... — призналась она, уже в коридоре, надевая свои белые сапожки на шпильках.

— Ты справишься! — воскликнул я. — Ты же всегда справляешься, значит, и в этот раз тоже.

— Ну да, — кивнула мама.

Затем она взяла сумочку, нашла ключ, вздохнула и вышла из квартиры. Жаль, что я еще не знал, что готовит этот день. Мама собиралась вовсе не на работу, а на встречу с Веригусом, чтобы расставить все точки над «i» и навсегда вычеркнуть его из своей жизни.

Я закрыл дверь за мамой и вернулся к своей остывшей овсянке. Уныло поковырявшись ложкой в тарелке, я подумал, что же люди находят в этой прелестной каше? В общем-то, в ней нет ничего необычного. Не понимаю, она же такая склизкая,