Белые пятна [Николай Алексеевич Алфеев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

гармонировали с запоминающимся интеллигентным лицом.

— Так что ты сказал? — повторил Лукьянов.

— Ничего, кроме слов старика из «Цыган». Помните? Старик напутствовал ими Алеко. А я…

— Да, да, разумеется, — перебил Лукьянов. — Но я не о том сейчас.

— О чем же, товарищ Лукьянов?

— Не о том, не о том, — задумчиво повторил инженер и уже иным тоном сказал: — Так не забывайте: длину и ширину шурфа замерять не станут, замеру подлежит только глубина. Контролируйте работу и не делайте лишнего.

— Не забуду.

Разумов остался один. Он стоял на середине узкой просеки свежей порубки; просека тянулась от вершины гольца, рассекая заросший кедрачом склон, стрелой уходила вниз и кончалась над скалистым обрывом.

Горная тайга дышала покоем и весенней сыростью. Уже припекало солнце, на коре сосен желтели сгустки липкой прозрачной смолы, золотился прошлогодний мох, на замшелых глыбах гранита вспыхивали пятна солнечного света. Свежезатесанный березовый колышек мигнул Виктору завитушкой номерного знака, и он, энергично тряхнув головой, с радостью убедился, что появившийся от непривычной высоты звон в ушах внезапно прекратился. Он услышал голоса людей, шелест леса, напоминающий шум дождя, когда он падает на широкие листья папоротников.

Безлюдье? Тайга только кажется такой. Виктор вскинул голову, прислушался.

Совсем близко прогромыхал невидимый валун, пущенный под гору незадачливым работягой. Глухой стук. По недвижным до того верхушкам деревьев прошел трепет, словно их встряхнули. Тайга ожила.

— Дьяволы! Людей покалечите!

— Эй там, наверху! Клади камень за пазуху.

— Спускай левой стороной, там тайга гуще…

Горное эхо дробило и глушило фразы, но с удивительной отчетливостью повторяло короткие возгласы. Кто-то нарочно захохотал, и тайга захохотала на все лады раскатисто и голосисто.

Разумов взялся за лопату и тут же положил ее. «Несложное дело — яму выкопать, — подумал он. — А если эта яма называется шурфом? Погляжу, как долбят более опытные».

У скалистого обрыва работали двое, но их потные напряженные лица не располагали к себе, и Виктор, прыгая через бурелом, направился на соседнюю линию.

Третий шурфовщик, которого звали Федей Дроновым, сразу заинтересовал его. Тот ничего не сказал подошедшему, но, обменявшись с ним взглядом, понимающе покивал головой, которая, как чалмой, была обвязана полотенцем. Работал Дронов сноровисто, с каким-то совершенством движений: при взмахе кайла выше плеча не взлетала, но легко рыхлила грунт, осторожно нащупывая камень или расщелину, и вдруг, брошенная сильно и верно, глубоко входила в землю. Откинув кайлу, шурфовщик схватил лом. Его широкое крестьянское лицо с большим ртом, сосредоточенно-острый взгляд серых глаз как бы говорили: «Уж я-то знаю — лом нужен, кайла иль лопата тут без надобности».

Он подсек глыбу снизу, попробовал обрушить, но она прочно сидела в борту шурфа.

— Ну и сиди. Делу ты не мешаешь, — сказал он простодушно и похлопал по камню ладонью.

— А вдруг помешает? — спросил Виктор, чувствуя сильное искушение еще раз услышать голос соседа.

— Ну что ты, голова! — убежденно возразил Дронов. — А ты, стало быть, еще и не начинал?

— Теперь начну, голова, — ответил Разумов, искусно подражая медлительному журчанию речи товарища и отправился восвояси.

Вернувшись к своему месту, Виктор насек топором глубокие грани, лопатой очистил площадку от дерна. Немного углубившись, он напал на мерзлоту, она задержала его, но все же часа через три он добрался до коренной породы: сплошная плита, ее не возьмешь ни ломом, ни кайлой.

Виктор вылез из шурфа. Тяжелый запах источала преющая земля. Туманило голову. Ему хотелось есть и пить, но еще больше — спать. Над ухом тоненько гудели комары.

Кругом была тишина. В часы таежного зноя никто не работал. Запалив полусгнивший обрубок березы, дающий обильный дым, Виктор разостлал под кедром фуфайку и скоро заснул.

3
Он очнулся, ощутив на лбу прикосновение шершавой ладони. Рядом с ним на корточках сидел Курбатов.

— Эк тебя искусало! — сокрушенно воскликнул он и снова провел ладонью по шишковатому лбу Виктора.

— Курбатов, ты? — просипел Виктор. Во рту было сухо. Он приподнялся, подставив свежей струе ветра пылающее распухшее лицо. — Нет ли у тебя воды? Пить хочу до смерти, — с трудом выдавил он.

Курбатов отстегнул фляжку. Пока Виктор пил захлебываясь, он обошел шурф, промерил его лопатой.

— Однако, паря, наворотил… Верных четыре куба. Я тоже выбил всего один шурфик — и шабаш. А Дронов — два шурфа, кубиков на семь… Слышь?

— То-то, голова! — ответил Виктор любимым выражением Дронова, к которому оба успели уже проникнуться уважением.

Они засмеялись.

— Пора мне. Не забудь флягу. Я тебя, дьявола, знаю, пропадешь без меня, — шутливо погрозил Курбатов пальцем и удалился.

Виктор опорожнил фляжку и последними каплями освежил лицо. Потом принялся за второй шурф.

На просеке