Забытое [Кристин Смит] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Кристин Смит Забытое
Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://vk.com/club43447162Оригинальное название: Forgotten Автор: Кристин Смит / Kristin Smith Серии: The Deception Game #2 Перевод: Дарина Ларина Редактор: Дарина Ларина
1. СИЕННА
Прошла, кажется, целая вечность. А на самом деле — всего одна неделя. Вот что я узнала об амнезии по первой же ссылке в поисковике с планшета Зейна: «Под амнезией часто понимается потеря памяти о событиях, фактах, реже — навыках. Обычно не влияет на самоидентификацию человека. Особого подхода к лечению амнезии нет». Проблема в том, что у Трея не амнезия. По словам врачей, кружащих по дому Зейна круглыми сутками, Трей не потерял память — его воспоминания были полностью изменены. Стёрты. — Как ты? Держишься? — спрашивает Зейн, присаживаясь рядом со мной на деревянную скамейку. В последнее время меня часто тянет в его сад. Я поражена тем, как его садовникам удалось вырастить посреди пустыни эти прекрасные лилии и пурпурные орхидеи, пышные пионы и алые розы. Посылаю Зейну усталую улыбку. — Думаю, я знаю, как тебя отвлечь, — говорит он. — Как насчёт бассейна? Эмили всё утро просилась. В моей голове всплывает воспоминание, как мы с Треем купались в лагуне, смеясь, как его руки лежали на моей талии, а мои обнимали его шею. Встряхиваю головой, прогоняя мысли. — Спасибо, — отвечаю Зейну, — но как-нибудь в другой раз. Я не отрываю взгляда от маленьких синих цветочков передо мной. Они машут мне и танцуют под лёгким ветерком, словно под музыку, которую слышат только они. — Незабудки, — произносит Зейн. — А? — я поворачиваю к нему голову. — Цветы. Их называют незабудки, — Зейн приседает на колено и срывает стебель одной из них. Положив нежный цветок на мои колени, он говорит: — Есть старая легенда, связанная с ними. Слышала когда-нибудь? Качаю головой и беру цветок в руки, рассматривая вблизи. Пять лепестков цвета неба окружают жёлтую, как солнце, сердцевину. Лепестки у незабудки маленькие, изящные и располагаются очень близко друг к другу на одном стебле, словно им невыносима разлука. — Легенда гласит, что Творец дал всем растениям имена, но был один цветок, не получивший названия. Плачущий тоненький голосок донёсся до небес: «Не забудь меня, Господи!» На что Творец ответил: «Отныне твоё имя незабудка». Улыбаюсь. — Милая сказка. А у цветка, случайно, нет целебных свойств? Восстанавливать память, например? — Вроде они помогают при покраснении глаз, — уголок его рта кривится, взгляд опускается вниз. — Я знаю, что это тяжело, Сиенна, но знай, что я здесь, рядом с тобой, — он поднимает глаза на меня. — Всегда. Сглатываю ком, царапающий моё горло. — Я знаю. И очень ценю это. Правда. Наклонившись, он оставляет лёгкий поцелуй на моей щеке, а потом его губы оказываются у моего уха, щекоча горячим дыханием. — С тобой рядом тот, кто никогда тебя не забудет. Не успеваю я ответить, как его уже нет.***
Сжимая в кулаке маленькие голубые незабудки, я стою за дверью у комнаты Трея, опираясь ладонью на прохладное дерево. Стоит только надавить посильнее, и дверь откроется. Но меня терзают сомнения. Узнает ли он меня сегодня? Вернётся ли к нему память? Закрываю глаза и медленно делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие до предела. Я как воздушный шар: во мне столько горячего воздуха, что я уже должна была взлететь в небо, но тяжёлый груз на душе твёрдо держит меня на земле. Я представляю его в своей голове. Представляю нас. Поцелуи украдкой в коридорах, поездку к лагуне, нашу последнюю ночь вместе в лагере. Я краснею, вспоминая, как мы лежали в обнимку в его кровати. Но он ничего из этого не помнит. Для него я просто незнакомка, которая ждёт, когда он поправится. Он не понимает, что я ему совсем не чужая. Я так много о нём знаю и в то же время этого мало. Тяжело вздохнув, я толкаю дверь в его комнату. Трей сидит в своей постели. С каждым днём он выглядит всё лучше. Румянец вернулся на его щёки, а губы приобрели розовый оттенок. Намного лучше, чем тот бледный полутруп, который я держала в своих руках, пока вокруг нас рушилось малое правительственное здание. Но этого он тоже не помнит. Он улыбается, когда видит меня, и моё сердце делает кувырок. Пытаюсь убедить себя, что он просто рад видеть знакомое лицо после всех пережитых им мучений. Что его улыбки не предназначены мне одной. — Привет, — говорит он. — Привет. — Что это у тебя? — он взглядом указывает на цветы, сжатые в моей руке. — Незабудки. Я подумала… — окидываю взглядом комнату. — Я просто подумала, что тебе не хватает здесь ярких красок. Он жестом приглашает меня войти. Маленькая декоративная ваза стоит на прикроватной тумбочке. Я ставлю в неё цветы и несу в ванную, чтобы налить воды. — Угадай что? — кричит он из соседней комнаты, его голос через стенку звучит слегка приглушённо. Я слышу в нём восторженные нотки. Когда я возвращаюсь в комнату с цветами в вазе, он сообщает: — Сегодня утром у меня случился прорыв. Тяжело сглатываю. — Правда? — Ага. Я как раз собирался позвонить доктору Хэммонду, чтобы сказать ему, — он тянется к кнопке на экране рядом с собой и бросает взгляд на меня. — Ты не против? Столько эмоций разом охватило меня, но я мотаю головой и присаживаюсь на стул. Он набирает доктора Хэммонда, на экране появляется лицо худого, жилистого человека, он обещает подойти через несколько минут. Трей откидывается на подушки. Он лежит, ничего не говоря, и я не давлю на него, чтобы получить ответы. Доктор Хэммонд говорит, что будет лучше, если вести разговоры будет Трей: если он что-то вспомнит, то это будет его внутренний импульс, а не то, что мы неосознанно ему внушим. — Я вспомнил, — тихо произносит он. Я наклоняюсь к нему, желая быть как можно ближе к нему в момент, когда он скажет, что вспомнил нас. — Я вспомнил, кто я. — Да? — пытаясь сдержать волнение, я сжимаю кулаки на своих коленях, чтобы не начать ими размахивать, пугая его до смерти. Дверь открывается, впуская доктора Хэммонда в окружении медсестёр. Три девушки с наивными глазами собрались с одной стороны кровати, в то время как я уступаю место доктору Хэммонду, чтобы он мог осмотреть Трея, с другой стороны. Посветив в глаза Трею и проверив его пульс, доктор Хэммонд берёт стул рядом со мной, пододвигает ближе и садится. Медсёстры всё ещё нависают над Треем, не отрывая взгляда от его лица. Я закатываю глаза, потому что очевидно, что они здесь не для того, чтобы помочь Трею, а чтобы поглазеть на него. А тот совершенно не замечает трёх пускающих на него слюни девушек. — Так у вас, говорите, значительные сдвиги? — спрашивает доктор Хэммонд. — Да, — Трей облизывает губы. Его взгляд мечется между мной и доктором, словно он не уверен, кому должен это сообщить. — Так что? — подталкивает доктор Хэммонд. — Я вспомнил, — он замолкает на мгновение. — Я всё вспомнил. Тот взрыв… Я вся подбираюсь при упоминании взрыва, подхожу ближе к нему, и слова вырываются сами собой: — Ты помнишь взрыв? Он закрывает глаза, словно прокручивает в мыслях смутное воспоминание: — Я обедал в столичном кафе. Там случился взрыв. Его организовали какие-то ненормальные члены «Грани», — он открывает глаза. — И вот я очнулся здесь. Я всматриваюсь в него, стараясь осознать его слова: — Погоди. Что? Кафе? Доктор бросает на меня взгляд. — Я обедал в Рубексе… — Ты думаешь, ты был в столице? Почему? — пытаюсь вытрясти из него ответы. — Потому что я там работаю. И живу, — его следующие слова предназначены лично мне. — Со своей невестой. Он произносит чуть ли не по слогам, будто я ребёнок, который учит незнакомые слова. Он не шутит. В его глазах ни капли веселья. Только уверенность в своих словах. Как будто он, наконец, вспомнил и хочет убедить нас, что он в здравом уме. Не знаю, что они с ним сделали, но это как нож в сердце. Даже больнее. Качая головой, я кладу руку поверх его ладони. — У тебя нет невесты. И ты не живёшь в Рубексе. Доктор Хэммонд посылает мне предупреждающий взгляд, но я решаю не обращать на него внимания. — Трей, неужели ты не помнишь? Ты и есть член «Грани». Её лидер. Трей смеётся тем глубоким, хриплым смехом, который мне так хорошо знаком. И по которому я так скучала. Его рука выскальзывает из-под моей, и я чувствую горечь понимания, что меня отвергли. — Я знаю, ты хочешь, чтобы я был кем-то другим. Кем-то, кого ты потеряла. Но правда в том, что у меня есть своя жизнь. В другом месте, — он свешивает ноги с кровати. — И я бы хотел вернуться к ней. Прикусываю губу, чтобы сдержать вопль, рвущийся наружу от злости и бессилия. Я не могу больше здесь оставаться. Я не могу вынести эту жалость во взгляде, направленном на меня. От него у меня разрывается сердце. Торопливо поднимаясь, я обращаюсь к доктору: — Можно вас на минутку? — бросаю взгляд на Трея. — Поговорить наедине. Доктор Хэммонд кивает и выходит со мной из комнаты. Как только дверь за нами закрывается, я набрасываюсь на него с вопросами: — Что с ним такое? Почему он думает, что живёт в столице? Доктор медленно вздыхает. — Наиболее вероятным мне кажется применение препарата, меняющего память. — Это навсегда? — Без дополнительных тестов и рентгена мозга я не могу сказать ничего определённого. — Тестов? Новых? — Ну, как бы да. До этого мы искали повреждения мозга, а теперь… — он замолкает и облизывает губы. В его глазах горит исследовательский интерес. — Пока что это совершенно неизученная область. Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании. А не на огоньке в глазах доктора. Я понимаю, что он взволнован перспективой работы с новым случаем в медицине. Он хочет углубиться в изучение научного вопроса искажения памяти Трея. Но то, что вызывает у него восторг, в то же время разбивает мне сердце. Потому что человек, которого я люблю, находится буквально в двух шагах, но не помнит меня. Разве в мире есть боль сильнее этой?2. ЗЕЙН
Моя личная тренажёрка — это более потная, более затхлая версия человека, который ей пользуется. Вдоль зеркальных стен рядами выложены гантели и гири, центральная часть заполнена тренажёрами и оборудованием. Я повысил температуру в помещении, потому что мне так больше нравится. Я стою, весь вспотевший, перед зеркалом, поднимая гантель над головой. Мои мышцы напрягаются, каждый дюйм моего тела напряжён от прилагаемых усилий. Именно в этот момент в зал влетает Сиенна. И первая её реакция — она морщит нос. Гантель с грохотом падает на пол, подпрыгивая на чёрной резиновой поверхности. Выпрямляясь, я замечаю, как распахиваются её глаза при виде моего торса. Здесь слишком жарко, чтобы носить майку, ну я и не ношу. Стерев пот с лица полотенцем, я надеваю футболку. — Как там дела у… — я прерываюсь, заметив слёзы на её глазах. Её поразительных зелёных глазах. — Что случилось? Тихий всхлип вырывается из её горла, пронзая меня в самое сердце. Я отбрасываю полотенце и подбегаю к ней, заключая в объятия. Её лицо прижимается к моей груди, её волосы щекочут мне подбородок. Её узкие плечи дрожат, пока я провожу по её волосам, нашёптывая слова утешения, которые она вряд ли слышит. Отстранившись, она вытирает щёки ладонями и шмыгает носом. — Всё хуже, чем мы думали, — говорит она, её глаза блестят после слёз. — Это не последствия травмы. Они что-то с ним сделали. Изменили его воспоминания или ещё что. Он думает, что живёт в столице и что у него есть невеста. Невеста! Ты можешь в это поверить? — она кажется совершенно раздавленной, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не прижать её к себе вновь. — Думаешь, они промыли ему мозги, как твоей маме? — Не знаю. Это явно не то же самое, потому что он не был подключен к этой вращающейся машине… — она запинается и поджимает губы, будто что-то вспомнила. — Что такое? — Ну… — она колеблется. — Когда мы вытащили Трея из правительственного здания, там было оборудование, которое я никогда раньше не видела. — Думаешь, это как-то связано с изменением памяти? Её тоненькие плечи поднимаются и опускаются, когда она пожимает ими. — Не знаю. Может быть? — Но зачем? С чего бы Рэдклиффу или кому бы то ни было менять воспоминания Трея? Разве им было мало того, что они поймали его? — А разве правительству бывает когда-нибудь достаточно? — произносит она с печальными глазами. Не успеваю я ответить, как дверь в зал с шумом распахивается второй раз, и вбегает Эмили с запыхавшейся матерью следом.— Вот вы где, — взвизгивает Эмили, когда замечает нас с Сиенной. Сиенна и её мама уже полностью восстановились, но я знаю, что Сиенна не хочет оставлять Трея, а Вивиан не хочет оставлять Сиенну, и поэтому предложил им оставаться здесь столько, сколько пожелают. Мне больно видеть, как Сиенна постоянно кружит над Треем, но я желаю только лучшего для неё. К счастью, отец старается держаться в стороне — по большей части. А по меньшей — упрямо отрицает какую-либо связь с Треем. Как мог мой отец не знать, что у меня есть ещё один брат? Как он мог не знать, что мама вынашивала двух детей? Отец известен как гениальный генетик, и в то же время он умудрился как-то это проморгать? Это не кажется вероятным или даже возможным. И я задаюсь вопросом, что же он пытается скрыть. А Трей? Хоть мы и близнецы, но всё же абсолютно разные. Он преступник из пустыни, а я наследник огромной империи. Может, в нас и течёт одна кровь, но мы никогда не будем братьями. По крайней мере, не в настоящем смысле слова. — Пойдём плавать с нами? — просит Эмили. — Пожааалуйста, Си-Си? Пожааалуйста? Я не могу не улыбнуться её таланту убеждения. Она сила, с которой следует считаться. Прямо как старшая сестра. — Говорю же, — шепчу Сиенне, — она не успокоится. — Прости, Эми, — отвечает Сиенна. — Сейчас не время. Может, потом как-нибудь? Голубые глаза Эмили обращаются ко мне. — Зейн? А ты? Прежде чем я успеваю ответить «да, я с радостью пойду с тобой в бассейн, как только мы договорим с твоей сестрой», Сиенна вздыхает и отвечает за меня: — Потом, Эмили. Зейн тоже занят. Эмили сводит маленькие бровки, но пока она не бросилась в слёзы, я присаживаюсь на корточки и беру её крохотные лапки в свои ладони: — Я отведу тебя в бассейн через минутку. Хорошо? Её лоб моментально разглаживается, а рот растягивается в робкой улыбке. Вивиан кладёт руки на плечи Эмили. — Всё нормально? — спрашивает она старшую дочку. Я выпрямляюсь и отхожу в сторону, слушая, как Сиенна сообщает своей маме последние новости о состоянии Трея. Не знаю точно, как много она рассказала матери, но мне известно, что Вивиан несколько раз навещала Трея. Когда Сиенна заканчивает говорить и делает глубокий вдох, чтобы унять дрожь в голосе, её мама отвечает, всем видом выражая сочувствие: — Мне так жаль, милая, — Вивиан открывает рот, будто хочет добавить что-то ещё, но Эмили тянет её за руку. — Мамочка, пойдём, я хочу плавать. Вивиан посылает нам извиняющуюся улыбку. — Зейн, тебе не кажется, что Сиенне не помешало бы немного отвлечься? М? — она переводит взгляд на меня, намекая на скрытый подтекст. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы Сиенна забыла про Трея. Забыла, что когда-либо любила его — моего потерянного в детстве брата-преступника. Я прилагаю усилия, чтобы не стиснуть зубы. — Конечно. Посмотрим, что можно придумать. Когда Вивиен с Эмили выходят из тренажёрного зала и дверь с лязгом закрывается за ними, Сиенна разворачивается ко мне с горящими глазами. — Что это было? — О чём ты? — прикидываюсь дурачком. — Ты и моя мама. Вы двое объединились против меня? Я усмехаюсь. — Не против, а ради тебя. Она упирает руки в бёдра и сужает глаза. — Как вы собрались меня «отвлекать»? Я быстро обдумываю, что же может ей понравиться. — Мы могли бы съездить куда-нибудь, проветрить мозги. К плотине, например? Она быстро мотает головой. — Я бы предложил «Мегасферу», но её больше нет, — как только слова вылетают из моего рта, я тут же хочу забрать их обратно. Её щёки краснеют. — Прошу тебя, не начинай, — предупреждает она. Я поднимаю руки, сдаваясь. — Прости. Есть одно место, где она, скорее всего, никогда не была. — У меня есть идея.
***
Гейтвей кажется отмершей частью города с его полуразваленными строениями и рушащимися постройками. Так что когда мы подъезжаем к одному из заброшенных зданий — прямоугольной кирпичной постройке, — меня не удивляет то, как вздрагивает Сиенна. Из этой части города будто высосали жизнь, оставив только руины и плесень. Пока мы выходим из машины, Сиенна не спускает глаз с постройки. Она поворачивается ко мне с вопросом в глазах. — Что это за место? Шесть афиш, вывешенных вдоль стены, уже потрепались от времени, уголки некоторых порваны. Их покрывает такой слой пыли и грязи, что никак не разглядеть, что там было изображено. Я провожу рукой по одной из афиш, за слоем пыли показывается симпатичное лицо темноволосой актрисы. Не то чтобы я её узнал. Актриса из другой эпохи, из другого времени. — Кинотеатр, — отвечаю я после паузы. — Правда? — её лицо озаряется. — Я всегда мечтала увидеть хоть один. — Это твой шанс. Я возвращаюсь к машине и кладу руку на багажник. Он реагирует на тепло моей ладони и, считав отпечаток, открывается. Из него я достаю лом и спортивную сумку. — Мы вломимся внутрь? — спрашивает она. Чем дальше, тем сильнее она взволнована. — Я бы не назвал это взломом, — закинув сумку на плечо, я вставляю лом в щель между рамой и самой дверью. — Мой отец владеет этим местом. То есть его семья владела, а он просто унаследовал. Как и половину разваливающихся зданий Гейтвея. Нахожу хорошую точку опоры. Напрягая мышцы, я использую лом, пока дверь не поддаётся. Внутри нас встречает кромешная тьма и запах плесени, ударяющий в нос. — Почему твой папа просто не снесёт их? Или те старые казино, например? Он мог бы построить что-нибудь получше. Что-то полезное, — говорит она, когда мы заходим внутрь. Я задавался этим же самым вопросом, даже умолял отца сделать что-нибудь с этой частью города. Но, как он сам выразился, у него связаны руки. — Он не может, — я достаю линк, чтобы осветить тёмные углы. — Правительство категорически это запрещает. — Но это же его собственность! Они не могут указывать ему, что с ней делать, — с пылом отвечает она. — Увы, могут. Они ежемесячно выплачивают ему субсидии, чтобы он их не трогал, и грозят штрафом, если он всё же снесёт их. — Но почему? С чего вдруг их так волнует Легас или эта часть города? Зачем они хотят, чтобы она оставалась в таком ужасном состоянии? Я пытаюсь скрыть горечь в своём голосе, но это не так-то просто: — Они хотят, чтобы это место служило напоминанием. Чтобы все помнили, кто здесь главный. И что мы все потеряли. Переворот был не так уж давно, хотя всё же до рождения моего отца. Говорят, здесь однажды стояло великое государство, с военной мощью и богатством. Но его же могущество и привело его к гражданской войне и падению. — Я их ненавижу, — свирепо произносит Сиенна. — Ненавижу их всех. Уверен, в её глазах сейчас полыхает огонь — даже не видя их в темноте, я легко могу это представить. Хмыкнув, свечу фонариком на покрывшееся пылью окошко билетного кассира. Стекло, некогда прозрачное, помутнело от грязи и времени. — Здесь они продавали билеты, — мы проходим немного дальше, и я остро чувствую, как рука Сиенны задевает мою. — А это, — говорю я, указывая на длинную стойку, — место, где продавали попкорн. Мы разворачиваемся и идём дальше по коридору с множеством дверей, каждая из которых ведёт в отдельный зал с экраном. Если посчитать, их получается двенадцать в общей сложности. Я выбираю один наугад, открываю дверь и придерживаю, пропуская Сиенну внутрь, а сам следую за ней в кромешную тьму. Мы поднимаемся вверх по наклонному полу, где нас ждут десятки рядов сидений, все расположенные под углом к экрану размером с трёхэтажный дом. У Сиенны перехватывает дыхание. — Ого. Он даже больше, чем я себе представляла. Нащупываю в темноте её локоть и осторожно тяну вверх по ступенькам к местам в середине. Сиденья покрыты слоем пыли, но Сиенну это, похоже, ни капли не смущает — она падает в одно из них. — Я буду просто сидеть здесь и делать вид, что смотрю кино. Ты же не против? — Могу предложить кое-что получше, — говорю я. — У тебя есть фонарик на линке? Она кивает, достаёт свой линк из заднего кармана и включает фонарик. Его свет освещает грязное сидение перед ней. — Подожди здесь. Я быстро. Со спортивной сумкой на плече и линком в руке я выхожу из зала, в поисках киноаппаратной. Это маленькая комнатка, полная старых компьютеров и оборудования. Я закидываю сумку на стол и расстёгиваю её, чтобы достать портативный генератор. Я нащупываю холодный металл и вынимаю его из сумки и при помощи фонарика ищу розетку. Как только нахожу, я подключаю генератор и жду несколько секунд, пока он прогреется. Лампы загораются с лёгким гудением и потрескиванием, будто ворчат, что их заставили работать. Оглянувшись вокруг, я осматриваю, с чем мне придётся иметь дело. Само собой, я никогда раньше не пользовался цифровым проектором, но давайте прямо: разве это может быть сложно? Помню, отец как-то раз сказал, что все экраны управляются из этой комнаты. Если я взломаю систему, то получу доступ к нужному. Я достаю из сумки свой планшет и кладу на стол, вводя несколько кодов доступа — довольно примитивных по сравнению с теми, что существуют в наши дни. И вхожу в систему. Я ищу фильм, который может показаться знакомым, но ничего подходящего не нахожу. Все они слишком старые. Так что я решаю просто листать названия, пока какое-нибудь не зацепит внимание. «Несовместимые микросхемы». Я кликаю по нему и жду, когда он прогрузится, затем выбираю экран и нажимаю «воспроизвести». Выходя из комнаты и закрывая за собой дверь, я всё ещё не уверен, сработало ли. Однако когда я захожу в зал, в котором оставил Сиенну, там звучит музыка с несколько потрескивающим звучанием и трёхэтажный экран загорается. Сиенна улыбается, заметив меня. — Не знаю, как ты это сделал, но это нечто невероятное. Я падаю в сиденье рядом с ней и открываю панель рядом с подлокотником. — Как ты?.. Потянувшись через неё, я нажимаю на кнопку с её стороны. Спинка её сиденья тут же откидывается, её ноги взлетают в воздух. Она так громко и безостановочно смеётся, что начинает задыхаться. — Спасибо, — говорит она, поворачиваясь лицом к экрану, и у меня открывается отличный вид на её профиль. Даже темнота не может скрыть её красоту. Видимо, она чувствует на себе мой пристальный взгляд, потому как поворачивается и спрашивает: — Что-то не так? Я отвожу глаза. — Нет, ничего. Её взгляд задерживается на мне на несколько секунд, но потом она возвращается к экрану. Фильм трещит и иногда мерцает, но хотя бы показывается. Сюжет крутится вокруг девушки-робота, которая начинает испытывать чувства к живому парню. Мне трудно сосредоточиться на фильме, когда Сиенна сидит так близко. Когда она смотрит на экран, я улавливаю ягодно-ванильный аромат её волос. Когда она кладёт руку на подлокотник между нами, мне требуется вся моя сила воли, чтобы не переплести наши пальцы. — Как, по-твоему, это было? — шепчет Сиенна во время одной из самых нудных сцен фильма. Я смотрю на неё, сомневаясь, про что именно она спрашивает. — Ну, в те времена. Как, тебе кажется, выглядело это место? До всех этих казино, кинотеатров и… прочих радостей. — То есть как это было до Пасифики и остальных провинций? Она кивает, слегка постукивая подушечкой пальцев по своим губам. — Ну как бы… Я думаю, что здесь было неплохо. Но мне интересно, мыслили ли те люди так же, как мы. Поступали ли как мы. Надеялись ли на лучшее, как мы. — Да наверняка. Люди всегда хотят большего. Так было с начала времён. Это то, что помогает нашему обществу расти и меняться, развиваться и совершенствоваться, двигаться дальше. — Слова истинного выходца «Хромо 120», — говорит она с кривой улыбкой. Я полагаю, что она видит себя иначе, потому что не была генетически модифицирована, но надеюсь, что она не придаёт этому слишком много значения. Я никогда не встречал такую, как она, ни среди генетически модифицированных, ни среди других. В конце концов, я устаю бороться с самим собой — искушение слишком велико — и беру её ладонь в свою, тепло её кожи распространяется по всему моему телу. — Послушай, генетическая модификация — это просто бонус, а не суть. Это не то, кто я есть, — я разворачиваю её руку, изучая светло-коричневые пятнышки на её коже, похожие на те, что рассыпаны по её носу и щекам. — Взять, к примеру, эти коричневые точки. Она морщит нос. — Мои родинки? — Да, родинки, — я слышал о них, разумеется, но мало у кого в моём окружении они были. Ещё одна черта, которую я обожаю в Сиенне — то, что делает её непохожей на других. Я глажу большим пальцем по её руке, свет от экрана создаёт причудливые танцующие тени. — Ты родилась с ними, но они тебя не определяют. Она пытается забрать руку, но я не отпускаю. — Ненавижу свои родинки и веснушки, — говорит она. — Они уродливые. Чтобы доказать ей обратное, я поднимаю её руку и целую одну родинку, затем другую. — А мне нравятся. Они уникальны. Они прекрасны, — я поднимаю на неё глаза. Свет от экрана освещает её скулы и поджатые губы. — Как и ты сама. Даже тени не могут спрятать румянец, разлившийся по её щекам и шее. И на этот раз, когда она тянет руку обратно, я не держу. Мы оба молчим весь остаток фильма, и я мысленно себя корю за то, что поставил её в неловкое положение. Она ясно дала понять, что любит Трея, а значит я должен держать дистанцию. Но когда дело касается Сиенны, я не могу оставаться в стороне. К тому же, нельзя забывать про Ариан. Я понимаю, что это неправильно, но когда я с Сиенной, я выкидываю из головы тот факт, что я помолвлен с другой — моей идеальной половинкой. Девушкой без единого недостатка, красивой и равной мне во всех отношениях. И всё же, несмотря на всю её безупречность, меня не тянет к ней так, как к Сиенне. Не знаю, что такого есть в Сиенне, что не отпускает меня. Она как заноза, которую никак не достать. Приз, который никогда не выиграть. И от этого мне только сильней её хочется. Когда фильм заканчивается, мы забираем все свои вещи из киноаппаратной и возвращаемся к машине. Сиенна ловит меня за руку. — Спасибо, — говорит она. — Это именно то, что мне было нужно. Её прикосновение прожигает меня насквозь. — Удалось отвлечься? Она улыбается. — Ещё как. Я открываю вверх дверь машины, и она садится в салон. — День ещё не окончен. — У тебя ещё что-то в планах? Я закрываю её дверь и обхожу машину, садясь на водительское место. — Может быть. Одним нажатием кнопки верх мерседеса-арии отъезжает, превращая автомобиль в спортивный кабриолет. — Любишь кататься с ветерком? — спрашиваю я, ухмыляясь. Она закатывает глаза. — А ты как думаешь? У меня же мотоцикл. Я многозначительно смотрю на ремень безопасности. — Тогда тебе лучше пристегнуться. Она следует совету, и я завожу машину. Мы едем вдоль Гейтвея по длинной прямой трассе, идеальной для высокоскоростной езды. Сиенна взвизгивает и откидывает голову назад. На мгновение я вижу в ней ту беспечную девчонку, какой она, вероятно, была раньше. До того, как погиб её отец и начался весь этот кошмар с Рэдклиффом. До того, как она встретила Трея. Я не боюсь, что нас остановят за превышение скорости. В основном потому, что днём здесь обычно никого нет. Вся трасса в нашем распоряжении. Мы проезжаем мимо возвышающихся зданий казино и крошечных церквушек. Её короткие волосы развеваются на ветру. Чем быстрее я еду, тем шире моя улыбка и тем радостнее её смех. Здесь только мы вдвоём. И автомобиль, несущийся на такой скорости, которая позволяет ей забыться. И в пути я только надеюсь, что если она захочет что-либо вспомнить, она вспомнит этот момент. Меня. Нас. Когда мы доезжаем до конца Гейтвея, она поворачивается ко мне и говорит с улыбкой до ушей: — А давай повторим! И мы повторяем.3. СИЕННА
Когда мы проезжаем вдоль Гейтвея несколько раз и я перестаю смеяться, потому что мне уже не хватает дыхания, я знаю, куда я хочу поехать дальше. К одному-единственному человеку, который всегда весел и лёгок на подъём. К Чезу. Зейн сразу же соглашается отвезти меня в квартиру Чеза — к зданию, неподалёку от этой тёмной стороны города. Уже несколько недель я не видела вживую своего лучшего друга и успела безумно соскучиться по его дразнящей улыбке и остроумию. Когда мы оказываемся у квартиры Чеза, я колеблюсь. Было бы вежливо пригласить Зейна со мной, но сегодня я эгоистка. Я хочу Чеза целиком и полностью только себе. Зейн, должно быть, догадывается о моих сомнениях, потому как внезапно говорит: — Я оставлю тебя здесь, если ты не против. Мне нужно съездить в штаб «Мэтч 360» в Легасе. Чтобы он не чувствовал себя отверженным, я расплывчато предлагаю: — Уверен, что не хочешь зайти? — В любой другой раз — с удовольствием. Но, по правде говоря, я думаю, что тебе стоит немного передохнуть от меня, моего дома, от Трея… от всего этого. Улыбаюсь ему, потому что он прав. — Тебя забрать через пару часов? — Давай, — я выхожу из машины и смотрю, как мерседес набирает скорость и скрывается из виду. Пока я поднимаюсь по старым бетонным ступеням к квартире Чеза, у меня возникает ощущение, что я оставляю всё остальное позади. Может, хоть ненадолго я смогу притвориться, что я вернулась в АГИО — Академию генетически и интеллектуально одарённых, где мы с Чезом познакомились много лет назад. Может, всего на несколько минут моя жизнь станет проще, без беготни, пистолетов, бомб и без парней, которые меня не помнят. Когда Чез открывает дверь, я бросаюсь ему на шею. Он мягкий, тёплый и такой родной. Он отступает назад от удивления. — В честь чего это? — спрашивает он. — Я скучала по тебе, — отвечаю я. — Разве нужны другие причины? Чез широко улыбается, и его пухлые щёки заслоняют глаза. — Наверное, нет, — но так же быстро, как появилась, его улыбка исчезает. — Так, стоп, тебе что-то нужно от меня? Смеясь, я беру его за руку и тяну к потрёпанному дивану в гостиной. На низком столике валяются конфетные фантики и пустые пакеты из-под чипсов наряду с грязными тарелками. — Нет, Чез. Никакого тайного умысла. Не в этот раз. — Ты же знаешь, что я шутя, да? — Да конечно. Без меня тебе было бы слишком скучно. Чез усмехается, теребя плетёное покрытие дивана. — Как там дела у Трея? У меня в груди всё сжимается при упоминании его имени. Я рассказываю Чезу всё о том, как Трей считает, что он работает в столице и что у него есть невеста. Чез смотрит на меня с округлившимися глазами. Когда я заканчиваю, он произносит: — Ого, а они хороши. — Кто? — Те, кто стоит за всем этим. Пока Трей живёт в своей параллельной реальности, думая, что он бизнесмен из Рубекса с элитной машиной и толстым кошельком, у «Грани» нет лидера. Они намереваются развалить «Грань», получив доступ ко всему, что знает Трей. — Но Рэдклифф же мёртв, — напоминаю я. — Тогда тебе не о чём волноваться. Если кукольника нет, марионетки бездействуют. Я прокручиваю слова Чеза в голове. Он прав. Раз Рэдклифф мёртв, тянуть за ниточки просто некому. Но почему тогда у меня такое чувство, будто это далеко не конец? Отсаживаясь ближе к спинке дивана, Чез закидывает ноги на столик. — Посмотрим сериальчик? Раньше, когда мы учились в АГИО, мы их смотрели постоянно. Приходили после школы, Чез помогал мне с домашкой, а потом мы садились вместе смотреть какой-нибудь сериал. Те простые деньки, кажется, были так давно, с тех пор я прошла через многое. Та Сиенна была наивной и невинной. Она никогда не стреляла в человека и никого не оставляла умирать. Она не была виновна в смертях сотни людей. Я задаюсь вопросом, жива ли эта невинная девочка где-то глубоко внутри меня. Или она исчезла навсегда. Я откидываюсь назад и кладу голову на широкое плечо Чеза. — Да, однозначно. Два любимых сериала Чеза — это «Возвращение в космос» (мы смотрели все сезоны несколько раз) и «Ложное пророчество». Я даже испытываю некоторое облегчение, когда начинает играть музыка с заставки «Ложного пророчества». Пока мои мысли витают где-то ещё, я вряд ли смогу погрузиться в просмотр сериала, но одно я знаю наверняка: ровно на один час я заткну свою совесть, забуду про свою боль и вновь стану прежней Сиенной.4. СИЕННА
Это тот же самый сон. Всегда один и тот же. Дым наполняет комнату так, что становится невозможно дышать, крики эхом разносятся по коридору, а ещё там кровь. Много крови. Из-под обвала торчит половина тела. Во мне исступлённая потребность расчистить завал и спасти человека. Когда последний кусок бетона откинут прочь, вместо тела обнаруживается один скелет с раздробленными костями, вывернутыми под неестественными углами. Я подскакиваю в постели, прекращая кричать. Сердце колотится, пижама мокрая от пота. Шаги раздаются по коридору, и дверь распахивается. Это Зейн, без рубашки, с взлохмаченными волосами. Широко раскрытыми от страха глазами он оглядывает комнату. — Ты в порядке? Я киваю, и он медленно выдыхает. — Очередной кошмар? Тыльной стороной ладони я вытираю бисеринки пота с бровей и снова киваю. Зейн упирает руки в дверную раму над головой. — Всё тот же? — Ага, — подаю я, наконец, голос, но выходит только хрип. — Как всегда. Он снова окидывает взглядом комнату и пододвигает стул в углу. — Хочешь, я останусь? После моего очередного кивка он берёт плед, сложенный на краешке кровати, и устраивается на стуле, как он это делает почти каждую ночь, с тех пор как я здесь. — Давай, засыпай, — бормочет он, откидываясь на стул и закрывая глаза. — Я здесь, я рядом. Моё сердцебиение потихоньку успокаивается, я ложусь на подушки и натягиваю одеяло до подбородка. Смотрю в потолок, где играют тени, и в моей голове прокручиваются картинки из моего кошмара. Воспоминания о той ночи в лагере всё ещё такие яркие, что мне даже не требуется прилагать усилия, чтобы вновь пережить тот ужас: я как наяву слышу те жуткие вопли, вижу железку, торчащую из груди Трея, и чувствую запах дыма и пота. — Зейн? — Ммм? — Как думаешь, почему мне снова и снова снится этот кошмар? Тишина. На секунду мне показалось, что он уже заснул, как вдруг он отвечает приглушённым голосом: — Видимо, твоё подсознание оживляет воспоминания о той ночи. — А кости? Почему кости? — Кости — это символ смерти. Не этого ли ты боишься больше всего? Смерти Трея? Ещё сильнее я боюсь, что что-то может случиться с мамой или Эмили, но я не поправляю его. Да, я видела Трея «мёртвым», и я бы не хотела пережить это ни с кем из моих близких. — Наверное, ты прав. Я закрываю глаза, но перед внутренним взором всплывает лицо моего отца. Я так и не приблизилась к разгадке того, во что он оказался вовлечён, из-за чего ему пришлось поменять имя и спустя много лет умереть не своей смертью. — Думаю, мне стоит поговорить завтра с твоим отцом, — меняю я тему. — Может, он сумеет пролить свет на то, что случилось двадцать один год назад. Кто знает? Вдруг это связано с тем, что происходит с Треем сейчас. — Удачи, — бормочет Зейн. Я переворачиваюсь на бок. Отсюда я вижу Зейна: как откинута назад его голова, как скрещены руки на груди. — И ты пойдёшь со мной, — добавляю я. Он фыркает, но не открывает глаза. — Окей. Но я уже говорил тебе, что он как железный сейф. Хочешь получить от него информацию? Удачи тебе с этим.***
Теннисные мячи летают над кортом за огромным особняком Райдеров. Харлоу Райдер находится именно там, где мне и сказали: отбивает мячи, запускаемые специальной машиной. Мы с Зейном пересекаем корт. В это время здесь дико жарко. И вроде бы я должна была вспотеть, но по факту я иссушена насквозь этим палящим солнцем. Спасибо пустынному жару: пот высыхает мгновенно, оставляя солёную плёнку на моей коже. И ещё горячее оказывается на самом корте с чёрной поверхностью под ногами. Я смотрю, как Зейн подходит к устройству для запуска мячей и выключает его. Рёв сменяется шипением умирающей змеи и затихает окончательно. — Пап, — зовёт Зейн, — можно с тобой перекинуться парой слов? Мистер Райдер несколько раз прокручивает ракетку в своей руке и достаёт полотенце из заднего кармана, промокая пот с лица. Он подходит к сетке, где останавливаемся мы с Зейном. — И о чём ты хочешь поговорить, сын? Зейн переводит взгляд на меня и кивает, чтобы я начала говорить. После первоначального знакомства, когда Зейн представил ему меня, маму и мою сестру, я старалась не попадаться ему на глаза. Я делаю глубокий вдох и распрямляю плечи. — Мистер Райдер, у меня есть к вам несколько вопросов, касающихся моего отца. Мистер Райдер смотрит на меня, прищурившись от яркого солнца. — А кто твой отец? — Митч Хувер, — отвечаю я, используя имя, которое было у моего отца, когда он работал на Харлоу в качестве ведущего генетика. — Это невозможно, — он издаёт смешок. — Митч умер в автокатастрофе почти двадцать два года назад. Ты явно младше. — Нет, — возражаю я. — Он инсценировал свою смерть. И сменил имя на Бена Престон. Харлоу изучает моё лицо, словно пытаясь решить, стоит ли мне верить. — Не знаю, что за игру вы тут затеяли, мисс Престон, но я не… — Я говорю правду! Спросите Зейна. Глаза Харлоу переносятся с меня на своего сына. Краем глаза я вижу, как Зейн кивает. Харлоу сглатывает, его кадык скачет. — Есть ли у тебя фотография твоего отца? Я достаю из кармана свой линк и прокручиваю старые фотографии. На одной из них мы все вчетвером, когда он был ещё жив. Празднуем его день рождения или что-то вроде того. Показываю фотку Харлоу, и с его лица пропадают все краски. Знаю, звучит иронично, но он будто призрака увидел. — Невероятно, — бормочет Харлоу, качая головой. — Поверить не могу. — Теперь вы со мной поговорите? — спрашиваю я, убирая линк обратно в карман. — Здесь не о чем говорить. Как вы сами видите, я даже не подозревал, что ваш отец ещё жив… — Уже нет, — перебиваю я. — Он умер год назад. Судя по тому, что мне удалось выяснить, он был отравлен Рэдклиффом, хотя тот пытался убедить меня, что это сделали вы. Харлоу сужает глаза. — Я не понимаю, какое отношение это всё имеет ко мне. А теперь, прошу меня извинить… Ладно, мы не гордые. — Пожалуйста, мистер Райдер. Мне нужны ответы, а вы единственный, кто может их дать. Харлоу потирает заднюю часть шеи, обдумывая мою просьбу. Я оглядываюсь на Зейна, но тот лишь пожимает плечами, не занимая ничью сторону. Спустя несколько неловких секунд Харлоу кратко кивает. — Дайте мне привести себя в порядок, и я буду готов принять вас в своём кабинете через полчаса, — не дожидаясь ответа, он направляется к дому, перекинув полотенце через плечо и размахивая ракеткой. — Он сказал правду? — спрашиваю Зейна, когда мы тоже начинаем идти в дом. — Твой отец выглядел шокированным тем, что мой отец сфальсифицировал свою смерть. Думаешь, он не знал? Зейн наклоняет голову, не отрывая глаз от двери, через которую прошёл его отец. — Он был весьма убедителен. — Да уж. — И всё прошло лучше, чем я ожидал, — добавляет Зейн. — Ага, но не благодаря тебе. Вроде и стоял рядом, но ничего не делал. Зейн ухмыляется. — Я знал, что мой отец не устоит перед твоим напором. Я лишь хотел предоставить тебе свободу действий. Разочарованно хмурюсь. — Ты мог бы поддержать меня хоть немного. На его лице тут же появляется сожаление. — Прости. После небольшой паузы я говорю: — Ну, это как раз по моей части. — Что именно? — Выбивать информацию из тех, кто не хочет её давать.***
Я отбиваю пальцами ритм на подлокотнике кожаного кресла, пока мы с Треем сидим и ждём Харлоу в его кабинете. Когда он заходит в комнату, его волосы ещё слегка влажные и от него пахнет гелем для душа и пеной после бритья. Заняв место на мягком кресле напротив нас, Харлоу смотрит мне прямо в глаза. Он скрещивает лодыжки и упирается ладонями в колени. — Так что же вы хотели узнать, мисс Престон? Я подаюсь вперёд. — Что случилось двадцать один год назад, когда мой отец работал на вас? Я знаю, что он был во что-то вовлечён. На мгновение на его лице отражается внутренняя борьба — он пытается скрыть за маской сильные эмоции. Но затем он вздыхает, словно бы держит на плечах груз всего мира. — Никто не должен был узнать правду, — говорит он. — Это была ошибка. Несчастный случай. Я нехорошо поступил и в результате пострадал сильнее, чем мог бы предугадать. — Что произошло? — спрашиваю я, подвинувшись к краю своего кресла. Харлоу смотрит прямо на Зейна, взвешивая каждое своё слово. — Я подозревал, что у твоей матери была интрижка, но не хотел в это верить, — на секунду он переводит взгляд на свои ноги. Но затем поднимает глаза. С морщинками в уголках он выглядит на десять лет старше своего реального возраста. — Я только-только добился успехов в сфере генетической модификации и убедил твою маму выносить первого генетически модифицированного ребёнка… Я перебиваю его, потому что не хочу больше слышать ни слова лжи из его уст. — Это ведь не совсем так, да? Зейн ведь вовсе не первый гем. Харлоу наклоняется вперёд и сверлит меня взглядом. — Что вы хотите этим сказать, мисс Престон? — Я хочу сказать, — медленно начинаю я, — что «Грань» укрывала гемов из первой волны ваших генетических экспериментов. Тех, что выжили, разумеется, — я отмечаю ошеломлённый вид Харлоу и продолжаю: — Да, я всё знаю о том, что вы сделали с теми невинными детьми в штабе «Мэтч 360» в Рубексе. Всё ради ваших поисков идеального генома. — Отец, о чём это она говорит? —спрашивает Зейн ровным голосом. Харлоу откидывается на спинку кресла, словно я высосала из него все силы. — О моих грехах. — Это правда? Ты проводил эксперименты на детях? — глаза Трея распахнуты, словно он не верит своим ушам. — Да, это… достойно порицания. Теперь я это понимаю. После всего случившегося с твоей мамой я свернул программу. — Свернули? — повторяю я, вспоминая, как Трей рассказывал мне о давнем неудачном извлечении из здания ВИГ, обернувшемся множеством смертей мужчин и женщин, отцов и матерей. — Так, значит, вы отдали тех детей правительству. Чтобы они ставили уже собственные эксперименты. Харлоу хмурится. — Нет. После смерти матери Зейна я хотел умыть руки. Я поручил Стилу, который тогда учился в университете и был готов уже управлять частью компании, позаботиться об этом. — Что случилось с моей мамой? — спрашивает Зейн. — Я хочу знать. Харлоу распрямляется в своём кресле, готовый продолжить свой рассказ. — Как я говорил, я убедил её выносить первого ребёнка с идеальным набором генов. Признаю, Пенелопа была уже не так молода для идеальной кандидатки, но физически она была крепкой и выносливой. — Но я думал… Харлоу поднимает ладонь, останавливая его. — Пожалуйста, сын, дай мне закончить, — он замолкает, собираясь с мыслями. — Когда я узнал, что твоя мама вынашивает близнецов, я не знал, что думать. Не понимал, как такое возможно. С одной стороны, процесс генетической модификации вообще-то не предусматривает дублирование, так что моим первым предположением было то, что один ребёнок — генетически модифицированный, а другой — нет. Когда Пенелопа была на третьем триместре, я организовал анализ крови, чтобы проверить развитие детей и определить, кто из них генетически модифицированный. Мой тогдашний ведущий генетик… — Харлоу переводит взгляд на меня, — отец Сиенны взял образец, но когда он предоставил мне отчёт, я заметил, что в нём были пробелы. Мне стало любопытно, и я указал ему на это, но он отрицал своё вмешательство. Я чувствую, как пульсирует венка на шее, отчётливо слышу каждый удар. Похоже, я, наконец, понимаю, что произошло с моим папой столько лет назад. — Естественно, — продолжает Харлоу, — я провёл расследование, и результаты поразили меня. Такого я и представить не мог. Оба ребёнка были генетически модифицированы, чего, по моим расчётам, быть не могло. Но затем я понял, что один из детей был генетически от меня, в то время как другой — нет. — Как такое возможно? — спрашивает Зейн, его голос срывается. Он не верит своим ушам. Я тянусь к нему, кладу руку на колено, ободряюще сжимаю и тут же убираю. Это не остаётся незамеченным мистером Райдером, который приподнимает бровь безупречной дугой. Зейн не обращает на него внимания, и Харлоу продолжает. — Судя по всему, мой генетик, Митч Хувер, подсадил два эмбриона, один — мой, с теми качествами, которые я выбрал для собственного сына, а второго создала Пенелопа, без моего ведома, с теми характеристиками, которые хотела она сама. Но она использовала не мою ДНК. О, нет. Она использовала ДНК человека, с которым у неё была интрижка, — Брайанта Винчестера. Я искоса бросаю взгляд на Зейна, чтобы проверить, как он это воспринял. Его руки сжаты в кулаки, на лице играют желваки. — Когда я узнал об этом, признаю, я среагировал не очень. Я поругался с ней, прикрикнул немного, довёл до слёз… — он запинается, задыхаясь от нахлынувших эмоций. Только секунд через тридцать-сорок он решается продолжить: — И тогда я сделал кое-что, о чём буду жалеть всегда. Не знаю, о чём я думал… — он мотает головой. — Я пошёл к Митчу с требованиями что-нибудь сделать с ребёнком, который не был моим, грозился его уволить. Я предполагал, что что-то может случиться на родах… Он обрывает себя, оставляя мысль висеть в воздухе, как ядовитый газ. Моё горло сжимается. Невинный малыш. Мои мысли переключаются на Трея, который, как мы недавно выяснили, оказался не просто гемом, но ещё и братом Зейна. Харлоу хотел, чтобы мой отец убил его. Человека, которого я люблю. В этом есть своя ирония. Зейн ёрзает в кресле, и я смотрю на него, проверяя реакцию. Он опускает голову на ладони. — Я не горжусь тем, что я сделал, — говорит Харлоу. — Я увёз твою маму прочь. Она сбежала к Брайанту Винчестеру и родила двух сыновей. Когда я понял, куда она пропала, я попытался разыскать её. «Грань» тогда едва зарождалась, но я слышал, что они скрывались в какой-то заброшенной постройке, пока не основали свой лагерь. Мой давний друг, Джордж Рэдклифф, предложил помочь. У него было военное прошлое, и он сказал, что сможет их отыскать. Харлоу делает паузу, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. — И он их нашёл. Я ни на секунду не задумывался о последствиях столкновения членов «Грани» с госслужащим и его солдатами, — на лице Харлоу написаны все муки, которые он испытывает. — Твоя мать только разродилась. Она всё ещё не оправилась после родов… Но когда Рэдклифф и его люди ворвались в штаб «Грани», она оказалась посреди перестрелки. Её убили наряду с другими членами «Грани», — Харлоу тяжело сглатывает, в глазах стоят слёзы. — Во всей этой суматохе Брайант схватил одного из новорождённых, а Рэдклифф — другого, не зная, у кого чей ребёнок. Наконец-то это всё обретает смысл. Роль моего отца в событиях двадцатилетней давности. Его наверняка терзала совесть за то, что он помогал Пенелопе обмануть её мужа, что привело к её смерти. И, возможно, после этой трагедии, он начал опасаться за свою жизнь. Опасаться гнева Харлоу. — Поначалу я не хотел знать, — глаза Харлоу блестят от слёз. — Я не хотел знать, был ли ребёнок, которого принёс мне Рэдклифф, генетически моим или нет. Но затем мне пришлось. Это было как болезнь, поражающая всё моё тело. Я не спал ночами. Всё думал об этом, — он бросает взгляд на Зейна, сидящего прямо, как доска, не дыша. — И когда я сделал тест, я решил, что это не имеет значения… — Подожди, — перебивает Зейн. — Почему это не имеет значения? — Потому что я понял, что ты, так или иначе, мой сын. — И это значит… — медленно произносит Зейн. Харлоу тяжело выдыхает. — Это значит, что генетически мой сын — Трей Винчестер.5. СИЕННА
В кабинете стоит гробовая тишина. Как вдруг Зейн вскакивает на ноги и взрывается: — Как ты мог скрывать это меня? Столько лет? Как ты мог?! Харлоу бледнеет. — Прости, Зейн. Я не хотел, чтобы ты стал хуже думать обо мне… — Точнее ты не хотел, чтобы я знал правду. Что ты убил мою маму, — выпаливает он, морща лоб. Его желваки яростно двигаются. Никогда не видела его в такой ярости. Кажется, он может пробить кулаком дыру в стене. Зейн закрывает глаза и выдыхает, прежде чем вновь открыть их и пронзить Харлоу взглядом. — Нет, я не могу, — он вылетает из комнаты. Я собираюсь последовать за ним, но меня останавливает голос Харлоу: — Сиенна… — начинает он. Я разворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом. — Вы такой трус. Вы, правда, думали, он не узнает? — не дожидаясь ответа, я выбегаю из кабинета вслед за Зейном. Я догоняю его уже на улице. Он садится в свой серебряный мерседес. Возможно, он хотел бы остаться один, но мне всё равно. Падая на пассажирское сиденье, я говорю: — Куда едем? — Куда угодно, — рычит он, разворачивая машину. Он едет быстро, почти безрассудно, слово ярость и адреналин переполняют его тело, его голову. Он разгонялся и вчера в Гейтвее, но то было другое. Он держал всё под контролем, и нам было весело, а сейчас это выглядит так, будто он ищет смерти. Проходит, кажется, целая вечность. И я решаюсь спросить: — Ты как? — Нормально, — рявкает он. Я выжидаю ещё несколько секунд. — Эм… звучит не особо нормально. — Вся моя жизнь была ложью! — он бьёт ладонью по рулю. — Прости, — произношу я тоненьким голоском. — Знаю, тебе это тяжело… — Ты понятия не имеешь, что я сейчас чувствую, — взрывается он. Машина слегка уходит в сторону. — Зейн, притормози. Давай поговорим об этом. Тебе больно. И я хочу помочь. — Да? А сама помощь не принимаешь. Тебе тоже было больно всё это время. Ты оплакиваешь Трея так, будто он умер или что-то вроде того. Почему ты не можешь просто радоваться, что он жив? Его слова как пощёчина. Оцепенев, я отвечаю: — Зачем ты приплетаешь его? — А я не могу? Он мой брат. То есть он мне ближе, чем тебе сейчас. Я так сильно хочу врезать ему — чтобы нос был разбит в кровь, а челюсть ныла от боли. Сжимаю кулаки от злости, но тут спокойная, рациональная часть меня говорит, что это плохая идея — нападать на человека, ведущего машину на скорости сто шестьдесят километров в час по этой петляющей дороге в сторону плотины. Плотина. Я только сейчас поняла, куда мы направляемся. Передумав бросаться с кулаками, я скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь к окну. Когда мы оказываемся на вершине холма, нам открывается вид на бирюзовую гладь озера. Солнце бликами отражается на зеркальной поверхности, создавая почти ослепляющий эффект. Зейн глубоко вдыхает и выдыхает рядом со мной. — Слушай, Сиенна, мне, правда, жаль. Не знаю, что на меня нашло… — Это называется «злость», Зейн, — отвечаю с сарказмом. — Даже ты не можешь всегда быть идеальным. Его голос становится тихим. — Прости меня. Мне стоило поблагодарить тебя за заботу вместо того, чтобы… — он обрывает себя. — Я идиот. Я смягчаюсь на его словах. — Всё нормально. Я понимаю, что тебе нужно было просто выплеснуть эмоции. Но не отгораживайся от меня. Уголок губ Зейна приподымается. — И ты тоже. — Договорились. Зейн паркует свой мерседес рядом с озером, и мы оба выбираемся из машины. — Ничего не вспоминаешь? — спрашивает Зейн с кривоватой ухмылкой. — То, как ты думал, что я пытаюсь покончить жизнь самоубийством? Второй раз? — я смеюсь. — Не знаю, почему ты принял меня за суицидницу. Зейн пожимает плечами. — Может, я просто искал предлог, чтобы спасти тебя. Моё сердце делает кувырок. — Зейн, — мягко говорю я, — тебе не стоит продолжать говорить такие вещи. Он обходит машину. — Почему нет? — он берёт меня за руку, тепло его ладони посылает жар по всему моему телу. — Это не очень хорошая идея, — бормочу я, но не прилагаю никаких усилий, чтобы забрать руку. Он смотрит на меня, а затем на наши переплетённые пальцы. — А что, если всё-таки хорошая? Что если это самая лучшая идея во всём чёртовом мире? — Но… но ведь ты помолвлен. С другой девушкой. — Но я не хочу этой помолвки, — говорит он низким голосом. Он делает шаг ко мне и оказывается так близко, что я могла бы обхватить его руками, если бы захотела. — Зейн, — предупреждаю я, но моё предупреждение застревает в горле. Он смотрит на меня тем самым взглядом. Так он смотрел на меня перед тем, как впервые поцеловал на диване у него дома. — Что? — шепчет он. — Пожалуйста, не надо… — но он уже наклоняется ниже, его взгляд направлен на мои губы. Из меня вырывается судорожный выдох, когда его пальцы выскальзывают из моих и касаются моей талии, мягко притягивая к нему. Не успеваю я себя остановить, как наши губы встречаются, все нервные окончания концентрируются в одном месте. В нём тот огонь, то тепло, которого мне так не хватает. И единственная искра превращается в мгновенно распространяющееся пламя. Лицо Трея возникает перед моими глазами, его широкие плечи и не менее широкая улыбка. Я отталкиваю Зейна от себя. — Зейн, пожалуйста… Он отходит на шаг назад и трёт ладонью лицо. — Он даже не помнит тебя. — Не в этом дело. А как же Ариан? — Да плевать мне на Ариан! Трей проживает мою жизнь, — он вскидывает руки в воздух. — Кто знает? Может, мы с тобой были бы вместе, если бы нас с Треем не перепутали при рождении. — И тогда бы ты лежал на больничной койке, не помня, кто я такая. Этого бы ты хотел? — Нет, конечно, нет. Просто… — он запускает пальцы в волосы. — Вся моя жизнь была ложью. Но это… — он указывает на нас с ним, — …кажется настоящим. — Но это не так, Зейн. Не так. Ты… ты чувствуешь боль, растерянность из-за всей этой ситуации. Всё дело в этом. Его черты смягчаются. — Я не растерян, Сиенна. Я влюблён. В тебя. Я тру виски, будто это может помочь стереть всю эту путаницу в моей жизни. — Я не могу сейчас об этом думать. — А я не могу перестать об этом думать. Зейн разворачивается и идёт к озеру. У края воды он останавливается, засунув руки в карманы, и смотрит на противоположный берег. После затянувшейся паузы я нерешительно подхожу к нему. Смотрю через озеро на скалистый берег, где линия воды разделяет светлую, сухую часть скалы от тёмной, даже красноватой. — Почему ты захотел приехать сюда? — Я бы поехал в «Мегасферу», но кое-кто её взорвал, — резко отвечает он. — Извини, что… — Слушай, Сиенна, ты можешь перестать извиняться? Я знаю, что ты сожалеешь обо всём, что произошло за последние несколько недель, но в сравнении со всей ложью, которой кормил меня отец на протяжении двадцати одного года, твои поступки — это так, пустяки. Он тяжело вздыхает, и я не знаю, что мне сказать или сделать, чтобы ему стало лучше. Я сажусь у края воды, снимая ботинки и носки, и окунаю пальцы ног. Жара сегодня, по меньшей мере, шестьдесят пять градусов по Цельсию, но вода всё же прохладная. Уровень воды стал ниже по сравнению с тем, что был в прошлый мой приезд. Теперь это было бы по-настоящему тупо — прыгать со скалы, — но внезапно я чувствую безумное желание всё равно это сделать. Зейн присаживается рядом со мной и откидывается назад, упираясь руками. — Я собираюсь сказать Ариан, что между нами всё кончено. — Что?! Зейн, ты не можешь этого сделать. А как же твоё будущее? — Технически, — отвечает он, — это будущее Трея. Я разворачиваюсь к нему лицом. — Слушай сюда, Зейн Райдер. Именно тебя вырастил Харлоу, именно тебя готовили ко всему этому. Ты знаешь, как функционируют лаборатории, ты даже создал свою собственную чудо-сыворотку. Ты сын Харлоу. Кого вообще волнуют какие-то там гены? — Да, но Трей — тот образцовый продукт, которого создал мой отец, — он кривит лицо. — А я… я всего лишь результат маминой интрижки. Я качаю головой. — Не говори так. Это звучит нелепо. Мой ответ вызывает у него улыбку. — Я очень хочу поцеловать тебя снова. Внутри меня идёт борьба. Часть меня хочет поцеловать Зейна. Может, так я смогу забыть о боли при мысли, что Трей меня не помнит и утверждает, что у него есть невеста. Но я всё ещё люблю Трея. Это ведь неправильно: целовать одного парня, а любить другого? — Но нам нельзя, — твёрдо говорю я, неуверенная, кого я пытаюсь в этом убедить. — Ты права, — соглашается он. — Нельзя, пока я не разорву помолвку с Ариан. Он поднимается на ноги и возвращается к машине. Я задерживаюсь немного, потому что мне нужно натянуть носки и надеть ботинки на мокрые ноги. Садясь на кожаное сиденье рядом с ним, я спрашиваю: — Можешь отвезти меня в одно место? Мне нужно его увидеть. Нужно увидеть своими глазами, как оно выглядит теперь, когда пыль улеглась, а чувство вины усилилось. Осталось ли там что-нибудь? — Конечно. Куда ты хочешь съездить? — В лагерь.6. ЗЕЙН
Я еду вдоль заброшенной железной дороги, пока мы не подъезжаем к туннелю, где, по словам Сиенны, находится вход в лагерь. Однако он обвалился, оставив только небольшую щель, через которую мог бы пролезть один человек. Сиенна говорит, что выжившие «граневцы» сейчас перебрались на чью-то ферму, заселив амбар или что-то типа того. Я всё ещё пытаюсь разобраться со всем тем, что навалилось на меня сегодня. Я не первый генетически модифицированный человек, как мне говорили всю жизнь. Есть другие, скрывающиеся, нашедшие убежище в «Грани». Когда я думаю об экспериментах своего отца над детьми… меня тошнит от одной мысли. Как вообще кто-то может так поступать? Не говоря уж о человеке, которым я восхищался, с которого брал пример с самого детства. И теперь, когда я знаю, что Трей — настоящий сын моего отца, ребёнок-образец деятельности «Хромо 120» и законный наследник огромной компании Харлоу Райдера, то кто же тогда я? Мы паркуемся и выходим. — Уверена, что хочешь этого? Она колеблется, но затем кивает. — Это всё моя вина. Все эти люди мертвы из-за меня. Я привела Рэдклиффа прямо к Трею и лагерю «Грани», и я не могу себе этого простить. — Сиенна… — начинаю возражать я, потому что она не должна себя винить. — Нет, Зейн, это правда. Не успеваю я возразить, как она проскальзывает в одну из узких щелей, царапая ногу об острый камень. — Осторожнее, — кричу ей вслед. — Мы не знаем, насколько это безопасно. Сиенна включает фонарик на своём линке, освещая пространство. Груда камней блокирует проход в метре от нас, но опять же, здесь есть щели, как будто кто-то уже пытался пробраться через них, раскапывая путь внутрь — или наружу. Мы пробираемся дальше, и оказываемся внутри туннеля. — Сюда выгружали запасы, — поясняет Сиенна. Она светит фонариком на смятые небольшие грузовики и ахает. Здесь есть чёрная машина — пикап, вроде бы? — расплюснутая, как гипсокартон, придавленная сверху большими булыжниками. — Это был пикап Трея, — шепчет она. С широко распахнутыми глазами она подходит к тому, что осталось от машины. Я собираюсь напомнить ей, чтобы была осторожней, как вдруг замечаю её «Харли», и она тоже. Её байк зажат между двумя грузовиками. Он немного помят, но на удивление цел — видимо, грузовики приняли весь удар на себя, защитив мотоцикл от падающих камней. Сиенна вскрикивает и подбегает к своему байку, перелезая через валуны по пути. Когда она добирается до него, она проводит ладонью по рулю и кожаному седлу, оценивая повреждения. — Нужна помощь? — кричу ей. — Это моя «Харли»! Она в порядке, вроде бы. Удачно вклинилась. Я пробираюсь через завалы и спрыгиваю на пол, от моих ступней поднимается облако пыли и грязи. — Давай я взгляну, — я поднимаю заднюю часть, прикидывая вес байка. — Думаю, я смогу её вытащить. Она смотрит на меня, не в силах поверить. — С ума сошёл? Она весит килограмм двести, не меньше. Пожимаю плечами. — Ну, подумаешь, немного больше, чем я обычно выжимаю в зале. Я справлюсь. — У тебя крутые мускулы и всё такое, но двести килограмм, серьёзно? Её слова слегка задевают мою гордость, и теперь я как никогда решительно настроен доказать ей, что смогу. И вместо ответа я собираю силы и поднимаю «Харли», мышцы шеи натягиваются. Сиенна цепенеет, глядя с благоговением. — Расчисти дорогу, — говорю со стиснутыми зубами. Она спешно перепрыгивает завалы бетона, несясь к каменному завалу. Пока она откидывает в сторону камни размером с кулак, я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на груду камней, держа в руках байк. Все мышцы трясутся от напряжения, сердце колотится в груди, разгоняя адреналин по венам. Я сосредотачиваюсь на щели размером с байк, которую создаёт Сиенна, тоже напрягаясь от прикладываемых усилий. Из меня вырывается стон, когда байк начинает выскальзывать из пальцев. Сиенна оборачивается, глядя на меня со слегка приоткрытым ртом. — Скорее! — шиплю я. — Да. Прости. Я останавливаюсь на относительно свободном пространстве. Байк с грохотом приземляется рядом. — Думаю, дальше его можно толкать, — я сгибаюсь, чтобы перевести дух, одной рукой продолжая держать её «Харли». — Уже почти всё, — отвечает Сиенна, запыхавшись. Как только моё сердцебиение возвращается в норму, я берусь за руль и начинаю катить байк. Он движется медленно, будто бы сопротивляясь моим усилиям, но хотя бы его больше не надо нести. Я тащу «Харли» через первый проход, и вскоре мы оказываемся у следующего завала обвалившегося бетона. Сиенна держит байк, пока я расчищаю проход, отбрасывая обломки в сторону. Но, по всей видимости, я делал это слишком неосторожно. Когда я хватаю крупный булыжник, раздаётся гул, и на меня сыплется несколько камней. — Осторожно! — вскрикивает Сиенна, хватая меня за руку и оттягивая назад. Я спотыкаюсь и падаю на задницу. Мои руки в грязи и машинной смазке от байка, а одежда измазана коричневой глиной. Облако пыли поднимается вверх, оседая на моей груди. Я кашляю, пытаясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха. — Нам нужно выбираться отсюда, — говорит Сиенна. Я подскакиваю на ноги, размахивая руками перед собой, словно это может расчистить воздух передо мной. — Тяжеловато здесь дышать, да? — Только представь, что ты попал в ловушку под этой горой, пока сверху скидывают бомбы, и огонь с дымом поглощают всё. Это всё, что она рассказывает о той ночи. Если не считать кошмары, от которых она просыпается по ночам, она старается избегать разговоров о том, что произошло. — Это не твоя вина, Сиенна. Она горько смеётся. — Скажи это сотне людей, погребённых по ту сторону этих стен, — слёзы наполняют её глаза, и она отводит взгляд, всегда стараясь выглядеть сильной в моих глазах. Хотел бы я, чтобы она не думала, что должна быть сильной для меня. Чтобы она позволила мне увидеть её слабости. Я бы не стал любить её меньше. — Мне жаль, Сиенна. Жаль, что тебе пришлось пережить это. И ещё больше жаль, что я бросил тебя тогда в Малом правительственном здании. Всё, что сказал тот человек… — Это в прошлом, — обрывает она меня. — Мы же решили двигаться дальше, да? Между нами никаких обид. Я хотел бы, чтобы она понимала, как сильно я жалею о том, что оставил её в МПЗ. Может, если бы я остался, всё вышло бы иначе. Что было бы, если бы я не ушёл? Возможно, она поехала бы со мной, осталась бы у меня в гостях, чтобы провести время с сестрой. Может, вовсе бы не вернулась в лагерь. Рэдклифф не смог бы выследить их убежище, и всех этих бесконечных кошмаров, полных ужаса и мук совести, просто не было бы. — Да, никаких обид, — подтверждаю я. Я толкаю байк к проходу, созданному моим небольшим камнепадом. Сиенна идёт рядом, пока мы движемся вдоль железной дороги на выход из туннеля. Солнце ярко слепит снаружи, и я моргаю несколько раз, чтобы глаза привыкли. Как только мы доходим до моей машины, я ставлю байк на боковой упор. — Что теперь? — спрашиваю я. Сиенна уже поворачивает ключ в замке зажигания, и я уже знаю, что она задумала. — Хочешь прокатиться, да? — Просто хочу убедиться, что она в порядке, — Сиенна наклоняется, проверяя мотоцикл, и бормочет что-то вроде: «два-эр-де-ка». — Два-что? — А, прости, — она бросает смущённый взгляд на меня. — Это я сама с собой. 2Р-ДК. Чеклист, чтобы проверить, что на мотоцикле безопасно ехать. Это расшифровывается как Руль, Рама, Двигатель, Колёса. Мои брови взлетают вверх. — Впечатляет. Откуда ты столько знаешь о мотоциклах? Тебя в детстве катал отец? Она взрывается смехом на мой вопрос. — Мой папа и мотоцикл? Несовместимы. Папа любил кожаные кресла, кофе и книги, а не машинное масло и пот. Она ложится на спину, проверяя покрышки и спицы на предмет повреждений. — Это стало для меня чем-то вроде хобби после его смерти. Ты бывал когда-нибудь на свалке у Шантильи? А, забей — конечно, нет. В общем, там я и нашла «Харли», когда пыталась раздобыть какую-нибудь старую мебель в наш трейлер, — она поднимает глаза на меня. — Знаешь, мы не всегда жили в трейлере. Я пытаюсь не выдать своего удивления. — Что произошло? — После смерти папы мама заболела. Мы больше не могли позволить себе оплачивать счета за проживание на окраине, так что мы продали его и всё, что было внутри, и нашли трейлер на периферии города. Тогда я бросила школу и начала браться за нелегальные подработки. Она говорит об этом якобы равнодушно, но я чувствую правду. Это было тяжелой ношей для неё. Тяжелее, чем должна нести на себе девочка-подросток. Но она слишком сильная, чтобы жаловаться. — Даже не представляю, как ты выдержала. Она садится, вытирая руки о свои шорты. Мой взгляд рефлекторно скользит по её обнажённым ногам. — У меня не было выбора, — говорит она, поднимаясь на ноги, и ещё раз осматривая мотоцикл, наклоняясь вверх-вниз, чтобы удостовериться наверняка. — Так вот, — продолжает она. — Когда я нашла «Харли», я забрала её домой, вычитала всё, что могла, о старых мотоциклах и отремонтировала её. Рядом с Холлоу есть магазинчик, который продаёт запчасти, и туда я пошла тратить деньги с первой же зарплаты, — она гордо похлопывает свой байк. — Ни на секунду не пожалела об этом. Когда она поворачивает ключ зажигания, двигатель начинает шуметь, вызывая ослепительную улыбку на её лице. Я хочу сказать ей, что считаю её потрясающей во всех отношениях, что она не похожа ни на одну из девушек, которых я когда-либо встречал, что для меня она самая красивая, умная, находчивая и интригующая, но она не хочет всё это слышать. Не от меня, по крайней мере. Так что вместо этого я делаю шаг к ней и её байку. — Могу я тоже прокатиться? Она игриво улыбается, и моё обычно сильное здоровое сердце пропускает удар. — Если только ты не против, что за рулём девчонка. Радуясь её игривому настроению, я поднимаю руки, признавая поражение. — Вовсе нет. Даже одобряю. — Садись тогда, — говорит она, указывая большим пальцем на место за собой. Я сажусь и обнимаю её за талию, она напрягается. — Это ты специально, чтобы прижаться ко мне? — бормочет она чуть громче шума двигателя. Я прижимаюсь сильнее, едва не касаясь губами её уха. — Разумеется.7. СИЕННА
Когда через несколько часов мы подъезжаем к дому Зейна — я на мотоцикле, а он едет следом на своей машине, — там происходит некая суета. Доктор Хэммонд налетает на нас, когда мы проходим в ту часть дома, которая временно стала, так сказать, больничным крылом. — Вопреки моим рекомендациям мистер Винчестер решил покинуть дом. Я настоятельно советовал ему остаться ещё на некоторое время, чтобы я мог провести ещё несколько тестов, или хотя бы отправиться в больницу, но он отказывается. Говорит, ему нужно в столицу, у него там важная встреча. Мы с Зейном обмениваемся взглядами. Это плохо. Это очень плохо. — А чисто физически ему здоровье позволяет ходить, работать? — спрашивает Зейн. — Чисто физически он здоров как конь благодаря вашей сыворотке Re0Gene, но я обеспокоен его психическим здоровьем. — А мы не можем просто привязать его к кровати? — шучу я. Или нет. Но ни один из них, похоже, не видит ничего смешного. — Может, нам с Сиенной стоит поговорить с ним. Попытаться вразумить его, — предлагает Зейн. Доктор Хэммонд выглядит сомневающимся. — Вы всегда можете попытаться, но не думаю, что это сработает. Когда доктор уходит, я делаю глубокий вдох и смотрю на Зейна. Его брови сведены. — Мы должны хотя бы попытаться, да? — спрашивает он. — Ну конечно. Я не могу просто взять и отпустить Трея. Не после того как я едва сумела его вернуть. Мы подходим к двери в комнату Трея, и я тихонько стучу, прежде чем открыть её. Трей полностью одет и смотрит из окна, засунув руки в карманы джинсов, которые, как я полагаю, принадлежат Зейну. Он всё ещё даже не подозревает об их родстве. Все — я, Зейн, даже врачи — посчитали, что лучше не запутывать его сейчас ещё сильнее. Он поворачивается к нам. — А вот и наша сладкая парочка, — напевает он. Я хмурюсь, оглядываясь на Зейна, и вновь смотрю на Трея: — Мы с Зейном просто друзья. Трей издаёт смешок. — Он так не считает, — Трей кивком указывает на Зейна. Я разворачиваюсь, просверливая Зейна взглядом. — Что ты ему сказал? — шиплю я. Он пожимает плечами. — Правду. Что я люблю тебя. — Ты не должен был этого говорить… — Он спросил. Что мне нужно было ответить? Солгать? Спросил? С чего бы ему спрашивать? Если только… если только ему не всё равно. Когда я смотрю на Трея, он рассматривает нас двоих, забавляясь нашей реакцией. — Я всё слышал, если что. Я подхожу ближе к нему. — Слушай, Трей, ты не можешь уйти. Твой дом здесь, — я оглядываюсь вокруг. — Ладно, не совсем здесь. Но у тебя есть друзья, много друзей, которым ты нужен. И у тебя есть я, — я спешу продолжить, пока он не возразил: — Я знаю, что ты не понимаешь, что это значит, но я тот человек, который будет раздавлен твоим уходом. Пожалуйста, Трей, — умоляю я. — Останься ещё ненадолго, пока мы во всём не разберёмся. — Здесь не с чем разбираться, — он снова выглядывает в окно. — Рейни будет здесь с минуты на минуту. Моё горло расплющивается. — Рейни? Что ещё за Рейни? — Рейни Уильямс, — поясняет он. — Моя невеста. Лицо Рейни всплывает в моей голове. Рейни и её свита идеальных подружек, стайкой проходящие мимо меня в коридоре АГИО. Её потрясающая улыбка, длиннющие ноги и шёлковые светлые волосы. Мой желудок сворачивается в узел. Я чувствую, как быстро теряю самоконтроль. — У тебя нет никакой невесты! — выкрикиваю я. — И это, чёрт подери, уж точно не Рейни! Трей отшагивает назад в ошеломлении, а Зейн хватает меня за локоть. — Сиенна, так ты ему не поможешь, — тихо говорит Зейн. Но я слишком зла, чтобы думать, какой вред могут нанести мои слова. Слишком расстроена, чтобы подавить свои чувства и взвешивать каждое слово. Трей должен перестать жить в своих иллюзиях. Он должен стать прежним, пока не потерял всё и всех, кто ему дорог. А Рейни? Из всех девушек, которых он мог бы посчитать своей невестой, он назвал Рейни Уильямс? Серьёзно? Откуда он вообще её знает? Я пересекаю комнату, подходя к нему, пока между нами не остаётся всего несколько сантиметров, и обхватываю его лицо ладонями. Его кожа такая знакомая наощупь, щетина, пробившаяся после последнего бритья, покалывает мои пальцы и напоминает мне о той последней ночи в его комнате в лагере. Это всё не может быть в прошлом. Ведь не может? Я чувствую отчаяние, растущее в груди, как будто кто-то обронил семечко, а теперь оно проросло и ему не хватает места, и оно рвётся наружу. Он должен знать. — Посмотри на меня, Трей, — мой голос смягчается. — Правда в том, что я люблю тебя. Я ждала подходящего момента, чтобы… Я обрываю себя, когда неловкий взгляд Трея скользит к окну. — Она здесь, — объявляет он. Мои ладони падают, и вместе с ними моё сердце. Я закусываю губу, чтобы сдержать слёзы, набежавшие на глаза. Разве должно его волновать, что я ему тут душу изливаю? Он даже не помнит меня. Я для него никто. Поворачиваюсь и смотрю в окно. Да, точно, к дому Зейна подъезжает белый кабриолет, и знакомая фигурка высокой безупречно сложенной блондинки выходит из машины. — Да вы издеваетесь, — бормочу я. Зейн тоже подходит к окну. — Ого. Я смотрю на него, и он отвечает извиняющейся улыбкой. — Ей не сравниться с тобой, — шепчет он мне на ухо. — Ой, помолчи, — я разворачиваюсь к Трею: — Ты не можешь в самом деле считать, что Рейни Уильямс — твоя невеста. Где вы с ней познакомились? Как давно вы вместе? Когда вы собираетесь пожениться? Когда Трей переводит взгляд на меня, я надеюсь увидеть растерянность, но вместо этого там только жалость. Он жалеет меня? Стараясь не касаться меня, он проходит мимо, направляясь к двери. На полпути он оборачивается и говорит: — Поверь, Сиенна, я не тот, кто тебе нужен, — он смотрит на Зейна. — Но тот самый может быть ближе, чем ты думаешь. И затем он уходит. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Сжимая кулаки, я продолжаю пялиться в окно. Я прошла все эти испытания, спасая его, не для того, чтобы отпустить к лженевесте. Рэдклифф, может быть, и мёртв, но его план, судя по всему, ещё в силе. Я выбегаю из комнаты, спускаюсь по винтовой лестнице и распахиваю тяжёлую дверь. Генри, дворецкий Райдеров, стоит в холле с растерянным видом. — Всё в порядке, мисс Сиенна? Не обращая на него внимания, я вылетаю за дверь, тут же встречаясь с сухой, удушающей жарой. Трей ужа садится в машину Рейни, а она как раз возвращается к водительскому сиденью, когда я вырываюсь из дома. Она замечает меня и сощуривает глаза, а затем наклоняется к окну и говорит что-то Трею. Когда я подхожу ближе к ней, она протягивает изящную руку. — Спасибо, что так хорошо позаботилась о моём женихе, — говорит она сладким, как мёд, голосом, хотя сахар в нём явно ненатуральный. — Не знаю, чем тебе отплатить за твою доброту. Я шлёпаю её руку, чтобы она убрала её. — Что, по-твоему, ты делаешь, Рейни? Рейне улыбается и скрещивает руки на груди. — И я тебя рада видеть, Сиенна. Я копирую её позу. — Почему ты выдаёшь себя за невесту Трея Винчестера? Кто тебя нанял? Сколько тебе заплатили? Её глаза распахиваются, она кладёт руку себе на грудь. — За что ты так со мной, Сиенна, мне больно это слышать. Как ты можешь обвинять меня в подобном? — она наклоняется ближе. — Я знаю Трея много лет. Намного дольше, чем ты, — она пожимает плечами. — Мы любим друг друга. Зейн подходит ко мне, и Трей выходит из машины. — Ты же понимаешь, — перехожу я на угрозы, — что Трей — лидер «Грани», и когда мы выясним, что ты с ним сделала, мы найдём тебя и покончим со всем этим. Рейни улыбается и откидывает длинные светлые волосы через плечо. — Не понимаю, о чём ты говоришь, — говорит она сладким-пресладким голосом. Трей подходит к Рейни и, обняв её за плечи, уводит к машине. Когда он открывает ей дверь, я кричу ей: — На кого ты работаешь? Что за игру ты ведёшь? Она замирает и затем медленно разворачивается, прокручиваясь на безупречных загорелых ногах в красной кожаной мини-юбке. — Это не игра, Сиенна. Это правда, — Рейни улыбается Трею. — И я могу тебе это доказать. И в следующее мгновение её губы уже касаются его губ. Она целует его. Нет, они оба целуются — его руки, которые обвивают её талию и притягивают ближе к нему, служат тому доказательством. В моё сердце словно вонзилась дюжина стрел, пробивая дыру насквозь. Я не могу смотреть на это. Я не могу смотреть, как человек, которого я люблю, целует другую. Я чувствую, как Зейн кладёт ладонь мне между лопаток, помогая сохранить равновесие, предлагая свою поддержку. Когда я всё же решаюсь посмотреть, Рейни уже занимает водительское сиденье, а Трей закрывает её дверь. Обходя машину, он смотрит прямо на меня и говорит: — Просто забудь, Сиенна. Пожалуйста. Сердце разрывается на куски, пока я смотрю, как Рейни заводит машину и отъезжает от особняка. Я неотрывно смотрю им вслед, пока они не исчезают за поворотом. Но, к сожалению, он так ни разу и не оглянулся.***
Мороженое, которое приносит мне Грета, не помогает. Плавание в бассейне с Зейном, Эмили и мамой не помогает. И прогулка по саду с незабудками, качающимися от лёгкого ветерка, будто бы поддразнивая меня, не помогает. Ничего не помогает. Наступает ночь. Я сижу на кровати в комнате, которую мне определили в доме Зейна, и пытаюсь придумать, как помягче сообщить Эмили, что нам пора вернуться к себе в трейлер — в конце концов, теперь, когда Трей уехал, у нас больше нет причин оставаться здесь. Вдруг раздаётся тихий стук в дверь. — Открыто. Зейн просовывает голову внутрь. Он чем-то омрачён. Я выпрямляюсь, напрягаясь всем телом. — Что такое? — Сиенна, — начинает он, входя в комнату. Я сжимаю одеяло в кулаке и жду, когда он продолжит. Что-то случилось. Что-то очень плохое. — Возможно, сейчас не лучшее время… — Просто скажи мне, — говорю я нетерпеливо. Он поднимает повыше планшет в руке. — Ты должна кое-что увидеть. Это вышло в эфир несколько дней назад. На экране симпатичная брюнетка с волосами до плеч, из динамика звучит её серьёзный голос: — Несколько дней назад полковника Джорджа Рэдклиффа вытащили из-под обломков Малого правительственного здания. Сейчас он идёт на поправку в государственной больнице святого Кристофера в Рубексе. Несмотря на потерю обеих ног, врачи оценивают состояние здоровья как удовлетворительное. Мы поговорили с помощницей президента, мадам Нейман, ранее замеченной сегодня на выходе из больницы. Камера смещается к суровой светловолосой женщине с узкими губами и острым носом. Она пытается выдавить улыбку, но выходит нечто похожее на гримасу. — Помощник президента Нейман, каково состояние полковника Рэдклиффа? — Полковник идёт на поправку, как и ожидается. На восстановление уйдёт немало времени, но врачи ставят оптимистичные прогнозы, — она улыбается, или скорее гримасничает, в камеру. — А теперь, прошу меня извинить. Камера следует за её головой со светлым каре. Вместе со своими телохранителями она отходит к дороге и садится в блестящую чёрную машину с флагом Пасифики на антенне. Когда машина отъезжает от обочины, несколько других чёрных машин окружают её со всех сторон. Камера возвращается к лицу симпатичной брюнетки. — Наш специальный корреспондент Синклер Джонс сегодня утром нанёс визит полковнику Рэдклиффу на несколько минут. Полковник прокомментировал теракт, организованный радикальной группировкой «Грань» в Малом правительственном здании. Картинка сменяется. Теперь мы видим койку в больничной палате, в ней лежит человек — вне всяких сомнений, это Джордж Рэдклифф. На его лице несколько порезов, его ноги перебинтованы, и стоит ему заговорить, как у меня застывает кровь в жилах. — «Грань» заплатит за всё, что они сделали с МПЗ и всеми невинными людьми, что погибли там в тот день. У меня остальные счёты к девушке, выстрелившей в меня и бросившей умирать, — он сужает глаза. На долю секунды мне кажется, что он видит меня сквозь экран. — Когда я тебя найду, я тебя уничтожу. Снова. И снова. Пока от тебя даже памяти не останется. Я отрывисто дышу. Зейн одним движением пальца выключает планшет. Комната слегка вращается, и я закрываю глаза, стараясь не обращать внимания на тиканье старинных часов в коридоре, которые не дают мне спать по ночам, и шум вентиляционных отверстий над головой. Всё как в тумане, все звуки приглушены. Я чувствую руку Зейна на спине, и мне кажется, он что-то говорит, но я не могу разобрать слов. Всё, что я могу, — это думать о Рэдклиффе. Он жив. И он придёт за мной. На этот раз он не проявит милосердия. На этот раз его никто его не остановит. Он найдёт меня. И уничтожит.8. СИЕННА
— Постой, ты куда? — говорит Зейн, когда я встаю и прохожу мимо него. Он хватает меня за руку, разворачивая к себе, наши губы оказываются всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — А ты не догадываешься, Зейн? Это Рэдклифф. Это всё из-за него. Даже после всего, что произошло, он всё ещё контролирует меня. Теперь у него есть Трей, и кто знает, что он с ним сделает… — я тяжело сглатываю, вспоминая слова Чеза. Они хотят заполучить доступ ко всему, что знает Трей. — Я должна предупредить «Грань». — Прямо сейчас? — Зейн смотрит на меня неверяще. — Разве это не может подождать до утра? Я качаю головой. С каждой минутой, пока Трей находится во власти Рэдклиффа, «Грань» рискует потерять всё, за что она боролась. — Нельзя было отпускать его с Рейни, — бормочу я. — А что ты могла сделать? Связать его? — Эй, я вообще-то предлагала. Но вы с доктором Хэммондом посмотрели на меня как на сумасшедшую, — напоминаю ему. — Потому что это ненормально. Ты сама себя слышишь? — он взмахивает руками. — Трей решил уйти. И ни ты, ни я, ни доктор Хэммонд ничего поделать с этим не могли. Я медленно выдыхаю и отступаю назад, пока не упираюсь спиной в стену. — Я устала, Зейн. Правда, устала. Устала бежать. Устала бороться. Это никогда не закончится. Уж точно не пока Рэдклифф жив, — мне в голову приходит новая тревожная мысль. — А как же мама и Эмили? Они теперь тоже под угрозой. Зейн подходит ближе и упирается одной рукой в стену за мной. — Мы их защитим. В нескольких часах езды отсюда есть убежище. Оно как раз для таких случаев. Они могут остаться там, пока мы со всем этим не разберёмся. Мы? — И в этот раз ты не будешь противостоять этому типу в одиночку, — продолжает он. Его челюсть сжимается. — Я оставил тебя одну тогда, и это было худшим поступком в моей жизни. Я не повторю своей ошибки. Обещаю. У меня перехватывает дыхание. Он так близко, что я могу разглядеть в его карих глазах жёлтые крапинки, похожие на растопленное масло. Я отвожу взгляд. — Мне пора. — Я отвезу тебя, — говорит он, отходя на пару шагов. — Нет… — начинаю возражать, но он меня перебивает: — Я отвезу. Это не обсуждается, — он жестом предлагает мне выйти из комнаты первой. Нет смысла с ним спорить, так что я уступаю. По пути я заглядываю в комнату мамы и говорю ей, что мы с Зейном уедем ненадолго, чтобы она не волновалась. Эмили уже заснула, свернувшись калачиком на кровати рядом с ней. В глазах мамы появляется беспокойство, пока она смотрит то на Зейна, то на меня. — Куда это вы собрались? Не поздновато ли? К счастью, Зейн покрывает меня, и мне не приходится ей лгать. — Это была моя идея, миссис Престон. Обещаю, что присмотрю за Сиенной, — он улыбается, и морщинки на лбу мамы разглаживаются. — Конечно, Зейн. Я тебе полностью доверяю. Этот ответ меня нисколечко не удивляет. И хотя я знаю, что она никогда не признает этого вслух, её симпатии целиком на стороне Зейна. Это видно по тому, как её щёки слегка розовеют, когда он обращается к ней напрямую. Полагаю, пронзительный взгляд Зейна может взволновать даже взрослую женщину. — Спокойной ночи, мам. Только я собираюсь выйти, как она окликает меня: — Сиенна, — я поворачиваюсь. — Мне жаль, что всё так вышло с Треем, — она переводит взгляд на Зейна рядом со мной. — Но, может, оно и к лучшему? Прикусив щеку изнутри, я отворачиваюсь, чтобы не сказать что-то, о чём потом пожалею. Почему никто не понимает? Не только я потеряла человека, которого люблю, но и «Грань» потеряла своего лидера. И виной всему Рэдклифф и его грязные лживые игры с промыванием мозгов. Уже не первый раз я жалею, что выстрелила тогда ему в колени, когда надо было в голову. Мы с Зейном уже почти выходим из дома, как у входной двери нас останавливает Харлоу, сидящий в гостиной по правую руку от холла. Это комната с большим чёрным роялем, который притягивает мой восхищённый взгляд каждый раз, когда я прохожу мимо. Но пока я даже не осмеливалась прикоснуться к инструменту. — Зейн, — зовёт Харлоу. Он поднимается на ноги и направляется к нам. — Нам о многом нужно поговорить. Боюсь, я наломал немалодров, не только за последние двадцать с лишним лет, но и этим утром, — он замолкает на мгновение. — Ты всё ещё мой сын. Неважно, что говорит ДНК-тест. Я не хочу, чтобы ты когда-либо думал иначе. Именно ты унаследуешь мою компанию. — А что, если я не хочу? — холодно отвечает Зейн. Харлоу переводит взгляд на меня. — Это семейное дело. — Конечно, — отвечаю я. — Я подожду в машине. — Нет, — возражает Зейн. — Мы уже закончили разговор. — Зейн, послушай… — начинает Харлоу. — Почему это я должен слушать, когда ты только и делал последние два десятка лет, что лгал мне? Я не могу верить ни единому твоему слову. — Возможно, мы могли бы сесть и обсудить всё это за чашечкой кофе завтра утром. Уверен, мы найдём… — Я так не думаю, — перебивает его Зейн. Дёргая на себя дверь из красного дерева, он оглядывается на меня: — Ты идёшь? И не дожидаясь ответа, он выходит из дома. Харлоу разворачивается ко мне с мольбой в глазах. — Ты же понимаешь мои мотивы? Можешь попытаться уговорить его выслушать меня? Я уже собираюсь ответить, что это вообще не моё дело, но внезапно вспоминаю о своём отце. Он лгал мне — нам — годами. Зачем? Чтобы защитить нас? Но разве тогда Харлоу Райдер чем-то хуже его, если пытается защитить своего сына? — Я могу попытаться, — готова уступить я, — если вы прекратите ставить опыты на несовершеннолетних заключённых. Я намекаю на то, что узнала, когда присоединилась к «Грани». Что несовершеннолетних преступников отправляют не в колонию, а в лаборатории «Хромо 120» для проведения экспериментов с изменением ДНК. Харлоу наклоняет голову, разглядывая меня. В его глазах отражается смятение. — О чём ты говоришь? — Да ладно вам, мистер Райдер. Не стройте из себя дурака. Преступники, на которых вы проводите эксперименты, пытаясь изменить их ДНК, чтобы они больше не представляли угрозы обществу? — я подхожу ближе к нему. — Зейн раскрыл ваш маленький секрет в подвале филиала «Мэтч 360» в Легасе. Думаю, скоро он начнёт задавать вопросы, — я хмурюсь и делаю вид, что меня это тревожит. — Жаль, что он только начинает осознавать все масштабы вашей лжи. Харлоу качает головой. — Не понимаю, о чём ты говоришь. После трагедии, произошедшей с мамой Зейна, я прекратил все генетические эксперименты и увёз своего сына из Рубекса, — он поджимает губы в жёсткую линию. — Может, тебе стоит подумать дважды, прежде чем обвинять человека, в чьём доме ты находишься, в столь гнусных преступлениях. Он уходит прочь по коридору. Я смотрю, как он уходит в свой кабинет, удивлённая столь упорным отрицанием. Когда дверь за ним закрывается, я выбегаю на улицу, к машине, где ждёт Зейн, и сажусь на переднее сиденье рядом с ним. — Мой отец тебе что-то сказал? — спрашивает Зейн. — Ну, да… и нет, — я встряхиваю головой, пытаясь упорядочить мысли. — Он хочет, чтобы я поговорила с тобой насчёт него и, видимо, попыталась вразумить. Сжав кулаки, Зейн так сильно бьёт по рулю, что раздаётся пронзительный, раздражающий звук и не прекращается. Я смеюсь, когда вижу лицо Зейна — на нём смесь удивления, злости и раздражения. — Как это выключить? — пытается он перекричать рёв сирены. — Ударь снова! Он так и делает, и каким-то образом сигналка затихает. Затем он переводит взгляд на меня, а я пытаюсь сдержать смех, плотно сжимая губы. — Да давай уже, — ворчит он. — Что? — невинно интересуюсь. — Давай, смейся. Большего мне и не надо. Я смеюсь так громко, что у меня начинает болеть живот. — Прости, — выдавливаю я, слёзы застилают мне глаза. Я утираю их ладонью и пытаюсь взять себя в руки, но меня охватывает новый приступ веселья. И вдруг замечаю, что Зейн тоже усмехается. — Приятно знать, что даже со всеми своими идеальными генами ты всё ещё человек, — говорю я, не прекращая хихикать. — И тебе это нравится, да? Он заводит машину и выезжает на трассу. Пока мы едем, я рассказываю ему, что его отец отрицает всякую причастность к экспериментам на заключённых. — Не понимаю, почему никто даже не слышал об этом, хотя я своими глазами видела, как Трей привёл девушку, над которой проводили опыты. Зейн смотрит на меня искоса. — Ты точно уверена, что Трей сказал правду? — Конечно, — возмущённо отвечаю я. — С чего бы ему лгать о таком? Да и вообще, там были десятки людей, которых он и другие «граневцы» спасли за эти годы. Кейли явно не одна такая. Упоминание её имени вызывает ноющую боль в груди. Может, я и не очень хорошо её знала, но никогда не забуду девушку со светлыми волосами, собранными в хвостик. Я не смогла спасти её. Я не спасла никого. Заметив вопрос во взгляде Зейна, я проясняю: — Кейли была одной из заключённых, которых спасли и приютили в лагере. Он кивает. — Я поговорю об этом с отцом… то есть, с Харлоу. — Зейн, — мягко говорю я, — он всё ещё твой отец. Его руки сжимают руль. — Да, знаю. Мне просто нужно время, чтобы всё обдумать. Слова Харлоу всё ещё стоят в моей голове. — Думаю, тебе лучше дать ему шанс объясниться. То, что он сделал, это ужасно, но с тех пор прошло много лет. Я уверена, он все эти годы корил себя за это. Зейн смотрит на меня, прищурив глаза. — С каких это пор ты стала его адвокатом? — Я думаю, — медленно произношу я, — что родители иногда поступают, как им кажется, лучше для нас, не осознавая на самом деле последствия того, что может случиться, когда мы узнаем правду. — Ты про своего отца? Я прикусываю губу и киваю. — Я уверен, что твой отец просто пытался защитить тебя. — Как и твой. Зейн замолкает на несколько минут. Единственным звуком в этой тёмной машине становится шум мотора. — Наверное, ничего страшного не случится, если я его выслушаю, — в итоге произносит он. Довольная его ответом, я отправляю по линку сообщение Трине, чтобы предупредить о нашем приезде. После того, как лагерь был уничтожен, выжившие «граневцы» раскололись. Половина из них скрывается на ферме Джонса, стараясь избегать радаров. Трина посылает мне координаты фермы, и я делюсь ими с Зейном. Мы подъезжаем к ферме, где нет ни единого признака пребывания кого-либо ещё. Ни намёка на что-либо необычное. Единственный огонёк света виднеется из окна дома Джонса, но гигантский красный амбар и двор погружены во тьму. — Если они здесь, то они хорошо прячутся, — шепчу я, когда мы подходим к передней двери. — Говоришь, они хорошие ребята? Я понимаю его опасения. Всего несколько дней назад Зейн полагал, что именно «граневцы» пытались убить его семью и его самого. Он, как и вся Пасифика, считал «граневцев» бездушными чудовищами. Неудивительно, что он нервничает. — Всё с тобой будет в порядке. Просто не говори им, кто ты на самом деле. В этих кругах имя Харлоу Райдера — это как жуткое ругательство. — Хорошо, что он не мой настоящий отец, — бормочет Зейн. Джонс открывает дверь спустя минуту, после того как я постучала. Его загорелое лицо выражает удивление, когда он видит меня. Он отходит назад, приглашая нас войти. Дом внутри украшен в деревенском стиле — лоскутное одеяло ручной работы на старом диване, цыплята на обоях и дощатый пол с коврами. Чувствуется женское влияние — оно особенно заметно по фарфоровым статуэткам на полке, — и это уверяет меня в том, что некогда здесь была миссис Джонс. — Что привело вас на мою ферму? — спрашивает Джонс, располагаясь в синем кресле. Он сменил комбинезон, в котором был прошлый раз, на пижаму — фланелевые штаны и рубашку на пуговицах. Мы с Зейном присаживаемся на диван напротив него. — Полагаю, вы уже слышали про Трея, — начинаю я. — Что он всё ещё жив. Джонс кивает, раскачиваясь на огромном кресле. — Слышал-слышал. Лучшие новости в моей жизни. Надо сказать, я плясал от счастья, когда узнал об этом. Я колеблюсь, потому что не очень-то хочется быть гонцом с плохими вестями. — К несчастью, его память была искажена. Он не помнит ни кто он такой, ни кого-либо из нас.Челюсть Джонса падает. — Ну нет. Ему наверняка могут что-нибудь вколоть… и я не про наркотики. Если бы всё было так просто. Я думаю, что не стоит ему говорить про то, как Трей уехал в столицу. Подобные новости могут ударить по этому бедному человеку сильнее, чем весть о гибели Трея. — Трина сказала мне, что «граневцы» скрываются здесь. Это правда? Тогда они потрясающе спрятались. Джонс ухмыляется. И только теперь я замечаю, что у него не хватает одного из верхних передних зубов. — Они в амбаре. Я сказал им, чтобы не включали свет, когда темнеет. Нельзя привлекать внимание силовиков. — Вы не возражаете, если мы зайдём туда? — спрашиваю я. — Мне очень сильно нужно поговорить с Триной. — Не вопрос. Только будьте внимательны. Есть тут одна змеюка, рыскающая в округе в последнее время. Но эта змея, наверное, сейчас спит. У меня по коже пробегают мурашки. Ненавижу змей. Зейн прочищает горло. — Змея? Джон взмахивает рукой. — А, просто мелкий гремучник, — Джон отталкивается от кресла и подымается. — Вам наверняка больше хочется навестить друзей, чем болтать со стариком вроде меня. Мы с Зейном следуем за Джонсом к задней двери. Когда он её открывает, я вижу амбар совсем рядом — метрах в двадцати примерно. — Не пропадай, ладно? — Хорошо, — отвечаю я. Джонс закрывает дверь, и мы с Зейном стоим на верхней ступеньке, не решаясь спуститься. Он смотрит на меня, а я смотрю на него. — Гремучник? — произносит он. Мысль о том, что Зейн боится не меньше меня, придаёт мне смелости, чтобы пройти по траве до амбара. Я спускаюсь по ступенькам и начинаю идти через двор, Зейн следует прямо за мной. — Может, с твоей суперсилой ты мог бы убить змею голыми руками, — дразню я его. Зейн поднимает глаза на меня. — Я не супермен, ты же знаешь. — Жаль. Я думаю, ты бы хорошо смотрелся в обтягивающем костюме. — Ты сейчас… Ты флиртуешь со мной? Я прижимаю палец к своим губам. — Тсс, ты это слышишь? Зейн замирает. — Что? — Этот… этот шелест в траве. Нет никакого шелеста, но мне нравится, что я нашла слабость Зейна. Даже если это его единственный недостаток. — Это не смешно, — говорит он. Я смеюсь и иду дальше к амбару. Зейн ускоряется, поднимая колени как можно выше при каждом шаге, будто это может защитить его от укуса. Он обгоняет меня и, добравшись до амбара, хватает ручку двери и со всей силы тянет на себя. — Зейн, стой… Мои слова заглушают щелчки по меньшей мере десятка взведённых курков. — Трина, — выкрикиваю я. — Это я, Сиенна. Здесь слишком темно, чтобы увидеть внутреннюю часть амбара, но разноцветные татуировки «граневцев» освещают комнату. Жёлтые цветы, зелёные стебли, оранжевые птицы. Конечно же, татуировки дерева на руке Трея здесь нет. И отчего-то меня это задевает сильнее, чем должно. Я бросаю взгляд направо, там стоит Зейн, неподвижный, как статуя, с поднятыми вверх ладонями. — Ребят, отбой, — раздаётся голос Трины. — Это свои. Несколько людей одновременно выдыхают, этот звук чётко слышен в кромешной тьме, как и щелчки опущенных курков. Похоже, они не меньше нас рады тому, что удалось избежать кровавой бани. Тонкие руки обхватывают меня и прижимают к мягкой груди. Через мгновение Трина выпускает меня из объятий и говорит: — Рада видеть тебя, Сиенна, — и сразу же спрашивает: — Как там Трей? Загорается несколько газовых ламп, и теперь я вижу их всех. Одни сгрудились у тюков сена, другие лежат на полу в спальных мешках, третьи стоят у стены — и все-все смотрят на нас. В воздухе стоит заплесневелый запах пыли, грязи и немытых тел. Трина, несмотря на обстоятельства и отсутствие какого-либо душа, выглядит, как всегда, прекрасно. Кто бы мог подумать, что стиль гранж ей так к лицу? Впрочем, ей бы пошло всё. — Не очень, — отвечаю я. Её глаза распахиваются. — Нет, то есть физически он в порядке, но психологически… — я запинаюсь, когда к Трине подходит Нэш. — А психологически что? — требовательно спрашивает он. Я смотрю, как к нам подходит Кудряш, вставая с краю, словно хочет услышать, но не уверен, что его ему можно. Я киваю ему, помня о том, как он помог мне той ночью в лагере. Если бы не он, ни Трей, ни я бы не выжили. Зейн делает шаг вперёд. — Трей ничего не помнит. Он думает, что работает в столице… — И что он помолвлен с девушкой, которая училась со мной в АГИО, по имени Рейни, — добавляю я. Рука Трины взлетает ко рту. Нэш сужает глаза. — Что твои врачи сделали с ним? — обвиняет он Зейна. — Ничего они не сделали, — говорю я. Злость полыхает в моей груди. — Скажи спасибо Рэдклиффу. Это он промыл мозги Трею, я уверена. — Рэдклифф мёртв, — холодно замечает Нэш. — Нет, — возражаю я. — Он всё ещё жив. — Невероятно, — бормочет Нэш, глядя в пол. И затем поднимает взгляд на меня. — Может, мне стоит поговорить с Треем… — Не получится. — Почему это? Я прикусываю губу и бросаю взгляд на Трину, перед тем как ответить: — Он уехал. Покинул дом несколько часов назад вместе с Рейни. Сказал, что ему нужно вернуться в столицу. — Так, значит, они контролируют его? — спрашивает Кудряш, всем видом показывая, что не может в это поверить. Я киваю. — Возможно, они сделали с ним то же, что и с моей мамой. Но что-то мне подсказывает, что промывка мозгов Трея — это усовершенствованная версия. Они бы просто не успели сделать то же самое. Он пробыл у них всего несколько часов. — И что же нам делать? — спрашивает Трина дрожащим голосом. — Как нам вернуть Трея обратно? Не успеваю я ответить, как Нэш усмехается. — А ты не теряешь времени даром, — он переводит презрительный взгляд с меня на Зейна. Уперев руки в бёдра, я поворачиваюсь к нему. — На что это ты намекаешь? Нэш смотрит на меня сверху вниз, и у меня возникает чувство, что я вновь вернулась в день нашей первой встречи, когда я заявилась в лагерь и попросила взять меня в «Грань». Вместо ответа он разворачивается и уходит прочь. Трина бросает на меня извиняющийся взгляд. — Ты знаешь, как он себя ведёт, когда дело касается Трея. Старший брат, защитник и всё такое. — Ага, — бормочет Зейн. — У меня есть такой же, — пауза. — Или был. От отчаяния у меня сжимается горло, и глотать становится тяжело. — Да, но я думала, что он уже должен понимать, как много значит для меня Трей, — я качаю головой и прислоняюсь к ближайшему тюку сена. — Он знает, — заверяет Трина. — Просто у него проблемы с контролем эмоций. — А точнее с гневом, — бормочу я. Трина смеётся. — Есть такое, — она переводит взгляд на Зейна и протягивает руку. — Кстати, я Трина. Сиенна много о тебе рассказывала. Зейн поднимает бровь, перед тем как пожать ладонь Трины. — Приятно познакомиться, Трина. Я указываю на Кудряша, стоящего слева от Трины. — А это Джеб, но я зову его Кудряш, — оглянувшись на него, я спрашиваю: — Ты же не против? Кудряш усмехается. — Не-а. Можешь называть меня как хочешь. В конце концов ты же дала мне однажды прокатиться на твоём байке. — Не то чтобы у меня был тогда выбор, — припоминаю я. — Но после того, как ты спас мою жизнь, разрешаю кататься на моей «Харли», сколько захочешь. Кудряш как раз собирался пожать руку Зейну, но, услышав мои слова, он застывает: — Она цела? — шепчет он. Я киваю, и улыбка расплывается на моём лице. — Зейн помог мне вытащить её из завала. Пара царапин, но в остальном всё работает. Кудряш ухмыляется. — Рад это слышать, — протягивая руку Зейну, он говорит: — Спасибо, что помог вытащить моего приятеля Трея из того здания. Если бы ты там не оказался… — он запинается. — В общем, спасибо. Кивнув, Зейн крепко пожимает ладонь Кудряша. Трина поворачивается ко мне: — Так какой у тебя план? Я знаю, что он у тебя есть, иначе бы ты ни за что не отпустила Трея с этой сучкой, ведь так? — Ага, у меня есть план. Брови Трины взлетают, а Кудряш и Зейн смотрят на меня выжидающе. — Ну? Делаю глубокий вдох и выпаливаю: — Я поеду в столицу.
9. СИЕННА
— И когда ты собиралась сказать об этом мне? — говорит себе под нос Зейн, сверля меня обеспокоенным взглядом. — Ты собираешься в столицу в одиночку? — спрашивает Трина с сомнением на лице. — Нет, — твёрдо отвечает Зейн, будто только что для себя всё решил. — Она поедет со мной. Я разворачиваюсь к нему. — О чём это ты? Ты должен остаться. А как же Ариан? Зейн встречается со мной взглядом. — Разберусь. К тому же, Трей — мой брат. Если кто-то и должен ему помочь, так это я. Трина и Кудряш выглядят так, будто их ударили. — Ты только что сказал, что вы с Треем — братья? — неуверенно повторяет Трина, глядя на меня в поисках подтверждения. Хотя мы уже несколько раз общались по линку с тех пор, как Трей очнулся, я так и не рассказала Трине правду. Мне казалось, что неправильно распространять это, пока Трей не знает. А теперь я жалею об этом своём решении. Прикусив губу, я говорю: — Да, но мы узнали это, только когда врачи провели анализ крови в доме Зейна, — я не пытаюсь объяснить, как Харлоу и Брайант перепутали младенцев. Никому это сейчас знать не обязательно. Да и вообще, это тайна Зейна, ему и рассказывать. — Как такое возможно? Вы же вообще не похожи, — Кудряш подшагивает ближе, образуя более личный круг только из нас четверых. — Мой папа имплантировал два разных эмбриона в матку Пенелопы Райдер. Два разных генетически модифицированных эмбриона, — поясняю я. — Так Трей тоже гем? — шепчет Трина и тут же оглядывается назад, проверяя, что никто не услышал. — Да, но пожалуйста, пусть это будет только между нами, — обращаюсь я к Трине и Кудряшу. — Трей пока что об этом не знает. Врачи решили, что это будет слишком для него, особенно пока в его памяти искажённая реальность. Трина кивает. — Конечно. Никому ни слова. — И даже Нэшу? — И даже Нэшу, — подтверждает Кудряш. Я обвожу взглядом помещение. Нэш стоит в стороне, там, где раньше был планер. — А куда делся самолёт? — спрашиваю я Кудряша, потому что именно он был со мной, когда мы приезжали сюда за оружием и амуницией после того, как лагерь был уничтожен. — Джонс предложил нам переместить его за амбар, — пожимает плечами Кудряш. — Здесь было маловато места для всех нас вместе с ним. — У Джонса есть самолёт? — Старый такой «Кукурузник», — сообщаю ему я. Его глаза загораются. — Круто. — Он офигенный, — добавляет Кудряш. Пока эти двое обсуждают, есть ли что-то общее между полётом на самолёте и на аналогичном симуляторе, я наклоняюсь ближе к Трине, понижая голос: — Как думаешь, мы можем взять парочку… пистолетов? Трина бросает взгляд через плечо на Нэша, после чего едва заметно кивает. — Сколько нужно? — Два, наверное. Второй на всякий случай. — У нас есть запасы оружия там, в углу. Встретимся снаружи через несколько минут. Выпрямившись, я говорю громче: — Ну, нам пора возвращаться, — несколько людей уже забрались в свои спальные мешки. — Время позднее. Трина тянет меня к себе, сжимая в объятьях до хруста рёбер. — Береги себя там, в столице. И звони, если понадобится помощь. Я не откажусь от небольшой поездки, — ухмыляется она. — Что, ребят, вы собираетесь делать? Просто сидеть здесь? — серьёзно, как долго они ещё выдержат? Им же нужно хотя бы душ принять. Запах немытых тел уже невыносим. — Нэш говорит, что недалеко отсюда есть сообщество людей, которые называют себя «Зенит», — отвечает Трина. — Он полагает, что мы можем объединиться с ними, хотя бы на время. — Так, ребят, выключаем весь свет, — выкрикивает Нэш. Газовые лампы гаснут одна за другой. Знак, что нам пора уходить. Я обнимаю Кудряша, его тёмные завитки щекочут мне нос. — Будь осторожна, — говорит он. — Я не смогу на этот раз прикрыть твою спину. Он выпускает меня из объятий, и я улыбаюсь ему. — Знаю. Трина сжимает мои ладони. — Верни Трея домой. Пожалуйста. — Верну. Обещаю. Пока мы с Зейном уходим, Нэш наблюдает за нами издалека. Я уже собираюсь отвернуть голову, как он слегка кивает. Если бы я моргнула в этот момент, то и не заметила бы. Не то чтобы я надеялась на нечто большее от него. В конце концов, он даёт мне хотя бы это. И почему-то для меня этот жест имеет огромное значение.***
Мы с Зейном оба молчали по пути домой, слушая только шум воздуха от автомобильного кондиционера. Я выглядываю из окна на пролетающие мимо огни города. И хотя мне совсем туда не хочется, стоит мне представить, как Трей и Рейни сейчас вместе, прижимаются друг к другу, целуются… Моё воображение жестоко. Мысленно застонав, я прикусываю губу. Как бы стойко я не переносила все испытания, это самое худшее из них. Одно дело, когда Трей не помнит меня, и совсем другое, когда он считает, что любит другую. Идеальную генетически модифицированную особь. Да как вообще я могу с ней соревноваться? Это возвращает меня назад в мои школьные деньки в АГИО. Я никогда не могла сравниться с такими девчонками, как Рейни Уильямс. И потому даже не пыталась. Но теперь… мне придётся. Если я хочу, чтобы к Трею вернулись настоящие воспоминания — и чтобы он сам вернулся ко мне, — то у меня нет иного выхода. Я не просто должна вступить в соревнование с Рейни, но и превзойти её. Не силой, конечно. У меня ведь за спиной всего лишь сотня людей из «Грани». «Дааа», — саркастично думаю я. — «Никакой силы». — Ты в порядке? — спрашивает Зейн, прерывая тишину. Я чувствую на себе его взгляд, но не поворачиваю голову. — Просто размышляю. Проходит ещё несколько мгновений в молчании. Зейн прочищает горло. — Значит, столица, да? — Ты со мной не поедешь. — Разумеется, я поеду, — его тон не терпит возражений. Тогда я всё-таки поворачиваюсь к нему. — Ты не можешь. Ты нужен мне здесь, чтобы защитить маму и сестру. — Я не отпущу тебя одну. — Это не тебе решать, — скрещиваю я руки на груди. Зейн вздыхает. Его пальцы сжимают руль крепче. — Не понимаю, почему ты такая упрямая. Особенно когда тебе предлагают помощь. — Это то, что я должна сделать сама. — Да почему это? Дай мне хоть одну вескую причину. Я теряюсь. — Потому что… просто потому что. Зейн фыркает. — Не слишком убедительно. Я отворачиваюсь. Зейн никогда не поймёт, что я не хочу, чтобы он поехал со мной, потому что я пытаюсь его защитить. Близкие мне люди вечно оказываются под угрозой, а я не могу позволить, чтобы пострадал ещё кто-то, за кого я переживаю. Если я чему-то и научилась за последние несколько недель, так это бороться за тех, кого я люблю.10. ЗЕЙН
Клавиши из слоновой кости под моими пальцами так хорошо мне знакомы. Я сижу за роялем в кабинете. Я не играл уже много лет, но пальцы сами всё помнят. Это чудесная мелодия, которую я написал несколько лет назад. Тогда я часами сидел за роялем, совершенствуя мотив, который я планировал сыграть на нашей свадьбе с Ариан. Но теперь… Столько всего изменилось. Как я могу думать о том, чтобы жениться на той, кого не люблю? Как я могу планировать свою жизнь и будущее вместе с одной девушкой, когда сам всё время мечтаю, чтобы на её месте оказалась другая? Это несправедливо ни по отношению к Ариан, ни к себе самому. Пока я играю, в моей голове рождается совершенно новая мелодия. Она начинается задумчиво и легко, со светлыми аккордами и мягкими переходами. Иронично, но это отражает мои чувства к Сиенне. Эта музыка, кажется, сама срывается с подушечек моих пальцев и становится, наверное, самой прекрасной композицией, которую я когда-либо сочинил или сыграл. Пока мелодия из моего сердца звучит из-под моих рук, я мысленно представляю зелёные глаза Сиенны, её веснушки и огненные волосы. Она сильная, яркая, непохожая ни на одну другую девушку из когда-либо мной встреченных. Но она никогда не будет моей. Мелодия становится тяжелее, словно чувствует тяжесть на моём сердце. Мои пальцы ускоряются, разбегаясь по клавишам. Я бы хотел, чтобы Сиенна согласилась, чтобы я поехал с ней в Рубекс, но как бы я ни требовал, как бы ни умолял, она отказывается. У неё есть на то свои причины, и я уважаю её решение. Пока что. Но как только её мама и сестра переедут в убежище, я найду повод поехать в столицу. Потому что я не собираюсь отступать от своих слов, что я не позволю ей противостоять Рэдклиффу в одиночку. Я уже однажды оставил её одну, больше я этой ошибки не повторю. Я даже не заметил, как увлёкся мелодией, пока не доиграл до последней ноты, и за моей спиной раздались громкие хлопки. Последний звук всё ещё звенит в воздухе, я разворачиваюсь на табуретке и вижу, как мой отец стоит, прислонившись к дверному косяку. — Твоя мама гордилась бы тобой. Она всегда хотела, чтобы её сын умел играть на фортепиано, — он заходит в комнату и садится в кресло в противоположном углу от меня. — Она сама любила играть. Ты знал? Я качаю головой. Мой отец крайне редко о ней говорил. Всё, что я знаю о ней, мне рассказала Грета. — Она была удивительной женщиной, — произносит Харлоу, его глаза расфокусированы, будто он погрузился в воспоминания. — И я безумно её любил. Но, по всей видимости, этого оказалось недостаточно. Когда я ничего не отвечаю, он хлопает в ладони, его лицо принимает серьёзное выражение. — Послушай, сынок… — Пожалуйста, не… не называй меня так, — выдавливаю я, не разжимая зубов. — Ты по-прежнему мой сын. Пожалуйста, Зейн, постарайся понять меня. Я не желал тебе зла. Я вскакиваю с места. — А я теперь понятия не имею, кто ты такой. Человек, который проводит опыты на детях? Который поручает своему генетику убить невинного ребёнка? Который виновен в смерти собственной жены? — Зейн, пожалуйста… — Нет, это ты послушай, отец. Хотел ты того или нет, но ты это сделал. И я не знаю, можно ли всё это вот… — я указываю на него и на себя, — когда-нибудь исправить. Харлоу поднимается с кресла и делает ко мне несколько шагов. — Осторожнее, сын. Мы говорим не только о моём прошлом, но и о твоём будущем. Не разрушай его из-за моих старых ошибок. — Это не просто ошибки, отец. То, что ты сделал, это отвратительно. Мерзко. Чудовищно, — мотая головой, я отхожу подальше от него. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить. В глазах моего отца отражается мольба. — Пожалуйста, Зейн, не говори так. Я всё также хочу однажды передать тебе компанию, и мне всё ещё нужно, чтобы ты женился на Ариан. — Попробуй обратиться с этим к своему настоящему сыну. — Ты, Зейн… Я поднимаю руку, чтобы он замолчал. — Прошу, хватит. Я услышал достаточно. Я выхожу из кабинета, но Харлоу продолжает кричать мне вслед: — Если ты отвернёшься от меня, то клянусь, ты об этом пожалеешь. Может, он и прав, но в этот самый момент это единственная защита, что у меня есть. Не оглядываясь назад, я покидаю комнату, оставляя отца одного.11. СИЕННА
Прощание — горько-сладкая штука. Мне не терпится поскорее добраться до Рубекса и разобраться, что происходит с Треем, но кто знает, когда я вновь увижу маму и Эмили. Мы стоим на платформе, ждём скоростной поезд, который увезёт меня в Рубекс, тогда как чёрный автомобиль стоит всего в нескольких метрах от нас, готовый отвезти маму и Эмили в убежище. Зейн и телохранитель, которого он нанял, стоят в стороне, давая нам минутку наедине. Крепко сжимая Эмили, я шепчу ей на ухо, чтобы хорошо себя вела и слушалась маму. Она такая маленькая, что легко приспосабливается ко всем изменениям. Но меня беспокоит мама. Её глаза красные, опухшие и всё время полны слёз с той самой минуты, как я сказала ей, что поеду в столицу, а они с Эмили — в безопасное место Мама заключает меня в долгие объятия. — Прошу, береги себя, Сиенна. Я сжимаю руки за её спиной. — Хорошо. Она выпускает меня из объятий, печально улыбается, берёт Эмили за руку и ведёт к машине. Телохранитель по имени Рубен спешит к ним и открывает им заднюю дверь. Когда они забираются внутрь, Зейн сжимает мой локоть и уводит меня на пару метров в сторону. — Я останусь с ними на день-два, пока они не устроятся, — тихо говорит он. — Рубен не отойдёт от них ни на шаг. — Ему можно доверять? — Абсолютно. Я доверяю ему собственную жизнь, — он передаёт мне микрокарту и что-то похожее на карту-ключ. — Когда приедешь в Рубекс, отправляйся прямо в мою квартиру. Дверной замок там электронный, но ключ должен сработать. — Должен?.. — Прости. Ключ сработает, — он встречается со мной взглядом. — Пожалуйста, будь осторожна. — Окей. — В квартире полно еды, но микрокарту можно использовать для любых покупок. — Зейн… — собираюсь я отказаться. Это всё слишком. Я не знаю, как смогу отплатить ему за всё, что он сделал мне и моей семье. — Просто используй её, — перебивает он и достаёт из кармана маленькую коробочку. — И последнее, это для тебя. С робкой улыбкой он вручает её мне. Удивлённая, я беру коробочку и аккуратно приподнимаю крышку. Тихий вздох срывается с моих губ, когда я замечаю то, что лежит внутри на бархатной подушке. Овальный медальон с бабочкой, выгравированной на его золотой поверхности. — Он прекрасен, — выдыхаю я. — Но тебе не стоило… — Твоя татуировка связывает тебя с Треем. Я хотел, чтобы у тебя было что-то, что связывало бы со мной, — он кивком указывает на медальон. — Можно? Взяв подвеску, он заходит за мою спину, перекидывает волосы на одну сторону и застёгивает украшение на моей шее. Его тёплые пальцы скользят по моей коже, вызывая мурашки. Как только медальон застёгнут, он спадает в ложбинку всего в нескольких дюймах от моего сердца. Как символично. — Я знаю, что тебе нравятся бабочки, — говорит он, когда я разворачиваюсь к нему лицом. Мои пальцы касаются холодного металла, прослеживая контур гравировки. — Я в восторге. Спасибо! Его глаза пристально изучают моё лицо, как вдруг он наклоняется и быстро целует меня в щёку. — Береги себя, — шепчет он мне на ухо. Я смотрю, как он садится в свой внедорожник и вместе с Рубеном, мамой и Эмили отъезжает. Сестра активно машет мне рукой из заднего окна. В моём горле застревает ком, пока я смотрю, как они уезжают, но я понимаю, что это необходимо, чтобы их защитить. Пока Рэдклифф на свободе, они никогда не будут в безопасности. И чем скорее я доберусь до столицы, тем быстрее я смогу покончить со всем этим. Как только они исчезают из виду, я сажусь на скамейку под одной из белых грибовидных крыш над платформой и жду свой поезд. Замечаю, что на меня пялится парень с каштановыми волосами с другой платформы, и отвожу взгляд. Серебряный поезд с гладкой, плавной поверхностью прибывает на станцию с мощным потоком воздуха. Вместе со всеми остальными пассажирами я подхожу к дверям, которые открываются автоматически. Меня слегка потряхивает, но как только оказываюсь внутри, я смотрю на микрокарту, которую мне дал Зейн, и нахожу место в последнем вагоне. Я прохожу мимо сидений, пока не подбираюсь ближе к окну. Сидения жёсткие и спинки не откидываются, но к счастью, поезд набирает скорость больше шестисот километров в час, так что поездка будет недолгой. Когда поезд начинает движение, я чувствую, как кто-то садится рядом со мной. Я поворачиваюсь и удивляюсь. Это тот самый парень, который пялился на меня на платформе. Прочистив горло, я говорю: — Здесь занято. На его лице появляется растерянность. — Да? Извините. Мне показалось, что с вами никого не было. Моя рука рефлекторно тянется к подвеске на шее. Я тяжело сглатываю, внезапно желая, чтобы Зейн оказался здесь, со мной. — Ну, вам показалось, — я оглядываюсь на проход между сиденьями. — Мой парень зашёл в туалет. Он придёт через минуту. Незнакомец поднимается, освобождая место. — Тогда не буду мешать. Он отходит на несколько шагов к одиночному сиденью — единственному незанятому и находящемуся по диагонали от того, на котором он только что был. Если он повернёт голову, то сразу увидит пустое место рядом со мной. Проходит одна минута, другая, а мой вымышленный парень так и не показывается, и я начинаю нервничать. Единственный хороший знак — этот тип уткнулся в свой планшет. Стараясь не привлекать к себе внимания, я надеваю на плечо свой рюкзак с вещами, прихваченными мной из дома, и прохожу мимо одиночных сидений, прочь от парня с каштановыми волосами, не отрывающего взгляда от экрана. Я пересекаю вагон до конца, выхожу на платформу и захожу в соседний, где, наверное, будет больше людей. Облегчённо выдыхая, я нахожу одиночное сиденье рядом с женщиной, одетой в деловой костюм, которая что-то говорит по линку и едва ли обращает на меня внимание. Чем ближе мы подъезжаем к столице, тем сильнее скручивается мой желудок. Когда мы оказываемся всего в нескольких милях от Рубекса, за окном виднеется пышное обилие зелёной растительности — не сравнить с нашим пустынным пейзажем, — и мне кажется, что меня сейчас вырвет. Я уже была пару раз в столице, и оба раза — вместе с родителями, когда я была младше. Тогда ещё высотки казались удивительными и интригующими, а не хранящими страшные тайны с опасностями на каждом шагу. Вскоре из окна виднеются первые меганебоскрёбы, я смотрю на них благоговейно. Они больше, чем любое здание в нашем городе. Уже отсюда я вижу гигантские экраны по всему городу, каждый из которых показывает фотографии знаменитостей, рекламу продукции или краткую сводку новостей. Они встроены в стены небоскрёбов и возвышаются над большей частью города. Я помню, как папа не раз говорил, что эти экраны каждый раз напоминают ему гигантские глаза, следящие за каждым нашим шагом. У меня тоже отчасти есть такое ощущение, но в то же время мне нравятся все эти огни и мелькающие картинки. Я задаюсь вопросом, как сильно изменился Легас за последние десятилетия. Вытягивая шею, я пытаюсь смотреть в окно через женщину, которая всё ещё занята разговором по линку. Есть кое-что, что мне хочется увидеть больше, чем что-либо другое. Кое-что, запомнившееся мне ярче всего из наших семейных поездок. Мне не терпится увидеть это вновь. Когда мы въезжаем в город, высоченные стеклянные здания поглощают нас, и я успеваю только мельком и издалека взглянуть на то, что хотела увидеть. Бирюзовую воду, сверкающую в солнечном свете. Океан Пасифики. И вот его уже не видно. Теперь я со всех сторон окружена зданиями. Скоростной поезд начинает замедляться, и в животе возникает такое странное чувство, словно часть меня отстаёт на полмили. Как только мы останавливаемся на станции, я тут же хватаю свой рюкзак и следую за толпой к дверям. Я слышу разговоры сразу на стольких языках, что не разбираю ни слова. Пока один из голосов не раздаётся прямо за моей спиной: — Врать было не обязательно. Я оборачиваюсь и опять вижу этого парня. Он идёт всего в паре шагов позади меня, явно направляясь в ту же сторону. Он преследует меня? От страха я сжимаю кулаки. — Не понимаю, о чём вы говорите, — резко отвечаю я. Он подходит на шаг ближе. Внезапно мы стали как остров посреди океана людей, пытающихся нас обойти. Я хочу отступить на шаг, но там слишком много народу. — Твой парень? Он всё ещё в туалете? Он внезапно перешёл на «ты». Сложно сказать, злится он или веселится, потому что он надел солнцезащитные очки, и мне не видно его глаз. — Это не твоё дело, — выпаливаю я, тоже переходя на «ты». Развернувшись на каблуках, я вклиниваюсь в поток людей, заставляя себя не оглядываться, чтобы проверить, идёт ли он за мной. Только на выходе со станции я решаюсь осмотреться. К счастью, его и след простыл.***
Квартира Зейна располагается в высотке на воде. Я захожу в лифт и нажимаю кнопку семьдесят восьмого этажа. Мне приходится крепко сжать губы, чтобы сдержать дурацкую улыбку. Я в лифте одна, и поэтому, когда он начинает подниматься и мой желудок буквально ухает к пяткам, я не стесняюсь крепко обхватить себя руками. Я чувствую в ушах давление воздуха и зеваю, радуясь лёгкому хлопку и сладкому чувству облегчения. Когда я выхожу из лифта на семьдесят восьмой этаж, я вижу огромную букву R на стеклянной стене и догадываюсь, что это личный этаж Райдеров. Я пытаюсь мысленно приготовиться к тому, как может выглядеть пентхаус, но когда я использую ключ-чип, чтобы открыть дверь, нет таких слов, которыми можно описать то, что я вижу. Я медленно подхожу к огромным панорамным окнам. Они выходят на океан, отчего мне кажется, что я смотрю не просто на воду, но и на весь мир. Отсюда мне открывается вид на бескрайнюю, синеву. Я не вижу бурлящие пенистые приливы или переливающиеся волны. Только необъятная бирюза без конца, без краю. Я в жизни не видела ничего прекраснее. Люди и машины внизу такие крошечные, будто это некое сообщество лилипутов. Крохотные человечки, которые спешат на работу, водят свои миниатюрные машинки и останавливаются на малюсеньких светофорчиках. Единственное, что остаётся таким же крупным, помимо океана, так это экраны, транслирующие изображения по всему городу. И то, я нахожусь так высоко, что смотрю на них сверху вниз и едва понимаю, что они рекламируют. Оторвав, наконец, взгляд от окна, я осматриваю квартиру. Зейн говорил, что Райдеры бывают здесь всего несколько раз в год и в то же время это место идеально. Интерьер выполнен в ненавязчивых кремовых и серых тонах, создающих успокаивающий эффект. На стеклянном журнальном столике стоит оловянная ваза с букетом радужных цветов, будто бы ждавших моего приезда. Я оставляю рюкзак на диване, на котором, судя по его виду, жутко неудобно сидеть, и оглядываюсь. По левую руку располагается просторная спальня с отдельной гардеробной размером с мою комнату дома, а ванна в соседней комнате настолько большая, что двое могли бы там свободно плавать. Кровать кинг-сайз так и манит, чтобы я на неё запрыгнула. В квартире есть ещё три спальни и, по меньшей мере, четыре ванные, а также игровая, кабинет, небольшая библиотека. И хотя мне бы хотелось насладиться моментом пребывания в таком месте, как это, мне пора приступать к работе. Садясь на диван, который оказался удобнее, чем я думала, я ставлю рюкзак себе на колени. Среди вещей, собранных за ночь, совсем немного одежды, потому что остальное место занимает оборудование. Вытащив свой линк, расшифровщик, небольшой планшет, который одолжил мне Зейн, и два пистолета, которые передала мне Трина, я выкладываю всё это на стеклянную поверхность столика. И набираю номер Чеза. Он уже всё знает о моей поездке в Рубекс — мы разговаривали об этом вчера, — так что я совсем не удивлена, когда он сразу же отвечает. — Я на месте, — говорю, только увидев его лицо. — Как тебе поездка на скоростном поезде? — спрашивает он. Его широкая улыбка занимает большую часть экрана. — Говорят, он стал ещё быстрее. — Это было очень быстро. Тебе бы понравилось. — Я по-прежнему считаю, что тебе стоило разрешить мне поехать с тобой, — говорит он. — Я бы развлёк нас, если бы ты заскучала. Я улыбаюсь в ответ. — Ты знаешь, почему тебе нельзя сюда, Чез. Это слишком опасно для всех, кто мне дорог, — я прочищаю горло, переходя к делу. — Вот координаты места, где я сейчас нахожусь. Ты уже вышел на след Трея? Чез взялся проверить дорожные камеры, на случай, если одна из них распознает лицо Трея. — Да. Дважды. За последние двое суток ровно в час дня его изображение дважды мелькнуло у фонтана на Гейбл-Стрит. Там рядом есть парк. И угадай, что находится за парком? Чез не ждёт моих догадок. — Проход в здание ВИГ, — объявляет он. — Проход? — Ага. Само здание находится над водой, недалеко от берега. Те, у кого есть доступ в ВИГ, проходят туда по подводному туннелю. В глубине души я догадывалась, куда Рэдклифф захочет заманить Трея — в здание ВИГ. Но для того, чтобы изучить его или чтобы получить от него информацию, я не знала. — Можешь прислать мне координаты этого парка? — Не вопрос, — несколько щелчков по клавиатуре, и он сообщает: — Готово. — Спасибо, Чез, — я думаю, говорить ли ему о том парне из поезда, но отказываюсь от этой идеи. Возможно, это пустяк, и нужно просто выкинуть его из головы. Когда мы прощаемся, я нахожу что-то съедобное в буфете, который забит расфасованной едой. Достаточно поместить её в микронагреватель и невероятно аппетитный стейк с картошкой готов. Может быть, это слегка чересчур для позднего завтрака, но я не жалуюсь. Всё лучше, чем «Мит-дерьмо-Делайт». Я могу привыкнуть к такому образу жизни. Как только я доела и чуть ли не вылизала контейнер, я кладу в карман микрокарту, которую дал мне Зейн, на случай, если она мне понадобится, и покидаю пейнтхаус. Когда я выхожу из здания, моя голова чуть ли не кружится от предвкушения. Наконец-то я делаю что-то, чтобы вернуть Трея назад. Воздух здесь холоднее — возможно потому, что рядом океан, с которого дует ветер, и высотки, отбрасывающие длинные тени. Используя координаты, которые дал мне Чез, я лавирую между десятками людей на улицах. Парк, о котором говорил Чез, находится всего через несколько домов от квартиры Зейна. Я замечаю изогнутое блестящее здание, располагающееся прямо на воде в нескольких сотнях метров от берега. Предполагаемый проход в него, начинающийся на побережье, надёжно защищён вооружёнными до зубов охранниками. Я присаживаюсь на скамейку в парке, с которой удобно поглядывать на этот вход. Посреди серости, стали и стекла окружающих построек этот ярко-зелёный островок с травой и деревьями представляет собой интересный контраст, равно как и голубизна океана, который хорошо отсюда видно. Вода омывает вращающуюся серебряную сферу — фонтан слева от меня, некоторые брызги долетают до моих ног. Надевая солнцезащитные очки, я приступаю к «слежке». Мимо проходят женщины в голографических деловых костюмах с мини-юбками. У одной, например, волосы собраны наверх в причудливой причёске, напоминающей павлиний хвост. Она одета в узкое платье, состоящее из малюсеньких чешуек, переливающихся на солнце. Опускаю взгляд на свою одежду — джинсы и чёрную футболку. Я выгляжу совершенно неуместно. Проходит полчаса наблюдения за людьми, и вдруг я замечаю его, и моё горло сжимается. Он выглядит настолько изменившимся, что я почти его не узнаю. Одетый в деловой костюм, с коричневым портфелем в руке, он проходит через охранников.Я привыкла видеть его в футболках, рукава которых не могли скрыть его накачанных мышц, и такой строгий костюм кажется на нём неправильным. Часть меня хочет рвануть к нему. Та часть, которая глубоко внутри всё ещё верит, что он меня любит. Но рациональная часть заставляет меня остаться сидеть на своём месте и продолжить наблюдать. Находясь где-то между проходом и мной, он странно останавливается на полпути и оглядывается вокруг. Я склоняю голову, притворяясь, что уткнулась в свой линк, но время от времени поглядываю на него. Уголки его губ опускаются, он хмурится, глядя на кафе напротив парка. Не знаю, как долго он так стоит и смотрит, задумавшись о чём-то, но потом он встряхивает головой и продолжает идти. Я слегка разворачиваюсь на скамейке и кладу руку на спинку, чтобы увидеть, как Трей проходит через парк к другой скамейке, где его ждёт девушка со светлыми волосами. Мой желудок дёргается. Рейни. Трей садится рядом с ней и наклоняется, чтобы чмокнуть её в щеку. Я хочу закричать, когда он уже почти отстранился, но она хватает его руками за шею и притягивает обратно, глубоко целуя в рот. Внутри меня всё закипает, мне приходится отвернуться. Когда я решаюсь бросить ещё один взгляд, Рейни достаёт из своей сумки еду, передавая Трею. Он разворачивает сэндвич и откусывает, жадно и неряшливо, напоминая мне о том, как он ел в столовой в лагере. Манеры за столом никогда не были его сильной стороной. На секунду я вновь вижу под всей этой неправильной декорацией того самого парня, который спас меня из МПЗ, когда Рэдклифф и его приспешники пытали меня водой. Парня, который руководил спасательными операциями по извлечению несовершеннолетних преступников из научных лабораторий. Парня, который стоял во главе «Грани». Но сейчас я смотрю, как они с Рейни едят, непринуждённо болтая, и всё это кажется настолько реальным, что я начинаю сомневаться в своих воспоминаниях. Что если это всё реально, а в лагере было притворство? Когда они заканчивают есть, Рейне собирает весь мусор и бросает в одну из мусоросжигалок, которые стоят в парке через каждые пятнадцать метров. Даже не желая того, я продолжаю смотреть, как Трей поднимается со скамьи. Просто не могу оторвать взгляд. Он и Рейне обнимаются, и так довольно медленные объятия перетекают в ещё более долгий поцелуй. Я стараюсь дышать глубже, но мне мешает ком, застрявший в горле. Это всё было ошибкой. Надо было согласиться, чтобы Зейн поехал со мной. Его мягкие слова и сильные руки смогли бы меня сейчас утешить. Уверенная, что увидела достаточно, я встаю, не поднимая головы, и направляюсь обратно к дому Зейна. Я так и не выяснила ничего, что могло бы помочь Трею, а только засомневалась сама. Может, его память и была изменена, но эти его эмоции сейчас — они настоящие. И его явно, чёрт подери, никто не заставлял целовать Рейне — ни сейчас, ни тогда у дома Зейна. И потому я задаюсь вопросом… Что если он не хочет вспоминать? Что если он не хочет, чтобы его спасали?12. ЗЕЙН
Как только Вивиан и Эмили устроились в безопасном доме, затерянном в горах, вместе с Рубеном, их телохранителем, я вернулся в Легас. Но когда я подъезжаю к дому, моё сердце уходит в пятки. На подъездной дорожке красуется красный кабриолет Ариан. Мы не общались вот уже несколько дней, и сейчас меня пугает возможная встреча. Я нахожу её на кухне. Она сидит на барном стуле, болтает с Гретой. Стоит мне войти, как Грета бросает на меня понимающий взгляд и сбегает с кухни, бормоча что-то про стирку. Ариан разворачивается ко мне, её глаза сверкают. — Где ты был? Я пыталась тебе дозвониться… — Я отключил свой линк, — оправдываюсь. Я не хотел, чтобы кто-то смог отследить моё местоположение и узнать про убежище, поэтому на всякий случай отключил линк. Ариан хмурится. — Но куда ты пропал? — Мне нужно было уехать на пару дней. Я не готов к этому разговору. У меня нет правдоподобного объяснения. Она морщит лоб. — Но ты ни слова не сказал мне о том, что уезжаешь. Я… я переживала за тебя. Я смягчаюсь от этих слов. — Прости, я не хотел, что бы ты волновалась. Всё решилось в последний момент. Она спрыгивает со стула и подходит ко мне. — Пожалуйста, не делай так больше. Не уезжай, не сказав ни слова. — Не буду, обещаю. Я уже сомневаюсь, что смогу сдержать это обещание. Мне больно, что я вынужден ей лгать. — Мы ведь скоро поженимся, — продолжает она, кладя руку мне на грудь. — Мы должны всё друг другу рассказывать. Её глаза всматриваются в мои. Её голубые глаза в обрамлении длинных ресниц. Она великолепна. Любой мужчина был бы счастлив с ней. И всё же я чувствую притяжение к кое-кому другому. Безумец ли я? Или просто дурак? — Согласен, — бормочу я, а она тем временем подходит вплотную ко мне. — Я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом, — добавляет она. Как я могу сказать ей, что не чувствую того же? Что когда я с ней, я думаю о другой девушке. Что когда я не с ней, я всё равно думаю о другой. — Я сейчас рядом, — говорю ей. — Да, ты рядом, — шепчет она, и касается моих губ своими. Я не могу её оттолкнуть. Она же, в конце концов, моя невеста. Но целовать Ариан совсем не то же самое, что целовать Сиенну. Поцелуи Сиенны — это молния, страсть, пламя, тогда как поцелуи Арианы — это сахар, жимолость и мягкость. Её губы даже на вкус как жимолость. — Чем я заслужил? — спрашиваю, когда она отстраняется. Она пожимает плечами. — Я же сказала: просто соскучилась, — она снова садится на барный стул. — И буду скучать, когда завтра уеду в столицу. Я напрягаюсь. — В столицу? Ты собираешься в Рубекс? — Да. Там устраивают свадебную выставку через несколько дней, и я подумала, что это может быть интересно, — она застенчиво улыбается. — Не хочешь присоединиться? Это возможность поехать в Рубекс и узнать, как там Сиенна. Я улыбаюсь ей. — С удовольствием. Где ты планируешь остановиться? — В папином домике на берегу. — Отлично. Я приеду в свою квартиру, ты будешь жить в домике на берегу. Сможем встретиться. Ариан наклоняет голову к плечу. — А может, я побуду у тебя? Твоя квартира находится в самом сердце города, там всё рядом. А до папиного домика добираться почти час. Я колеблюсь. — Ну, там же сейчас Сиенна. Ты ведь помнишь мою кузину Сиенну? Она кивает. — А ещё я помню, что в пентхаусе Райдеров есть несколько спален. Я права? — Ну, да… — Супер! — светится она. — Я смогу познакомиться поближе с Сиенной. Я знаю, как вы двое близки. Я быстро обдумываю дальнейший сценарий. Ариан, Сиенна и я в одной квартире. С ума сойти. Просто абсурд. Но как мне из этого выкрутиться? Мышцы моей шеи напрягаются, но я заставляю себя выдавить улыбку. — Какая замечательная идея. Вот Сиенна удивится. Это ещё мягко сказано. — О, прекрасно! — смеётся Ариан. — Это так волнующе, — она спрыгивает с барного стула. — Я тогда побегу домой собирать вещи, — потянувшись ко мне, она мазнула губами по щеке. — Увидимся утром. Я смотрю ей вслед, пока она покидает комнату, и затем опираюсь на барный стул, на котором она сидела. Вот чёрт. Что я только что натворил?13. СИЕННА
Третий день я делаю это — иду в парк к полудню, жду, когда Трей выйдет из Ведомства, поцелует Рейни и съест сэндвич. Их ежедневные встречи просты и предсказуемы, меняются только наряды Рейни и галстуки Трея. И каждый день Трей останавливается на полпути и смотрит на то маленькое кафе через дорогу. Я не понимаю: если он так сильно хочет пойти туда, то почему же они с Рейни просто не могут пообедать там? Но на третий день я прихожу к выводу, что должна что-то предпринять. Каждая клеточка моего тела жаждет получить ответы. Ответы на вопросы, ради которых я здесь. Я только вошла в квартиру после ежедневной вылазки и тут же напрягаюсь. У входа стоят чемоданы — количества вещей хватит на пару месяцев, — и в воздухе стоит сладкий аромат, что-то вроде амброзии с жимолостью. С кухни слышится звонкий смех. Кровь стучит в висках, я всем телом вжимаюсь в стенку. Зейн не упоминал, что кто-то приедет. Я хватаю тяжёлый декоративный подсвечник с комода в холле и бесшумно прохожу через гостиную на кухню, где к моему огромному удивлению оказываются Зейн и Ариан. Ариан первой замечает меня, стоящую в дверях с поднятым над головой подсвечником. Её рот удивлённо раскрывается. Зейн оборачивается и видит, как я приготовилась к бою. Он быстро побегает ко мне и выхватывает подсвечник из руки. — В этом нет необходимости, — бормочет он. — Что ты здесь делаешь? — требую от него ответа. — Я же сказала, чтобы ты не приезжал. — Мне напомнить, чья это квартира? — сквозь зубы отвечает Зейн. — Я могу приезжать сюда, когда захочу. Я вспыхиваю всем телом. Чувствую себя дурой. Ну конечно, это его жильё, и у него есть полное право поставить меня на место. Ариан бросается ко мне. — Привет, Сиенна, рада тебя видеть, — говорит она, слегка меня обнимая. Я чувствую, какая она худая. — Пожалуйста, не злись на Зейна. Это была моя идея устроить тебе сюрприз. — Сюрприз, определённо, удался, — замечаю я. Ариан улыбается, показывая идеальные белые зубы. — Как хорошо! Я просто обожаю сюрпризы. И знала, что ты будешь рада. Выдавливаю улыбку. — Я рада, — разворачиваюсь к Зейну и говорю: — Зейн, можно тебя на минуточку? Зейн переводит взгляд с меня на Ариан и обратно и кивает. Схватив его за руку, я тяну его в гостиную, посылая Ариан доброжелательную улыбку. Как только мы оказываемся там, где она не услышит, я шиплю: — Что ты здесь делаешь? И почему с ней? — Прости, — говорит он. — Она и так собиралась поехать в Рубекс, а я хотел проведать тебя, и мне показалось это хорошей идей. Ну, уже не такой хорошей. — Я же сказала тебе не приезжать. Ты хоть представляешь, насколько теперь всё будет сложнее? С ней под боком? Это рушит к чёрту все планы! — Знаю, и мне, правда, жаль, — он делает паузу. — Но есть хорошая новость: она будет занята своими делами в городе. Тут на неделе будет какая-то масштабная свадебная выставка, которую она с нетерпением ждёт. Я мотаю головой, слишком злая, чтобы говорить. Это не грёбаные каникулы. Мы здесь не ради развлечений, не ради свадебных выставок. У меня есть две важные задачи. Устранить Рэдклиффа — раз. И вернуть Трея — два. — Ой, да не переживай обо мне, — ядовито выпаливаю я. — Я обо всём позабочусь, пока ты шляешься с Ариан по выставкам, планируя вашу будущую свадьбу. Как я могу стоять у вас на пути, — я собираюсь уйти, но Зейн хватает меня за руку. — Сиенна, стой. Всё совсем не так, и ты это знаешь. Вырвав руку, я иду по коридору. — Сиенна, стой, куда ты пошла? — Наружу. Мне нужно подышать. — Но мы не закончили разговор, — возражает он. Я слышу, как Ариан зовёт Зейна из кухни. Я выхожу через главную дверь и бью по кнопке вызова лифта. Зейн следует за мной. — Нет, — говорю я. — Мы закончили. Двери раздвигаются. — Просто выслушай меня… Я захожу внутрь, и двери начинают закрываться. Зейн протягивает руку, чтобы остановить лифт, но затем медленно убирает, словно мысленно заставил себя отпустить меня. Он сжимает губы в жёсткую линию, в глазах — смесь злости и разочарования. Я смотрю себе под ноги, пока двери не закрываются окончательно. Я стою в лифте, прислоняясь спиной к стене, тяжело дыша. Сердце отбивает неровный ритм о грудную клетку, руки трясутся. Я уже жалею, что решила выйти, и часть меня хочет вернуться назад и извиниться. Но потом я вспоминаю про Ариан, которой Зейн разрешил приехать, и ярость пламенем вспыхивает в груди. Он мог найти предлог, чтобы отказаться от поездки. Или хотя бы чтобы она не приезжала в его квартиру. Но нет, он этого не сделал. А значит, подсознательно хотел, чтобы она была здесь. И да, это слегка ранит. Мне нужно остыть. Небольшая прогулка должна помочь. Я нажимаю кнопку подземного этажа и жду. Лечу вниз так быстро, что желудок взлетает, уши закладывает, а мозг проясняется. Мне нужен план. Я никак не смогу подобраться к Трею, пока Рэдклифф на свободе. В то же время сам Рэдклифф наверняка ходит с охраной в поисках остатков «Грани», что может затруднить доступ к нему. Покинув здание, я замираю, решая, куда пойти дальше. Я знаю, что парк располагается по левую руку, но хочу посмотреть и другую часть города. Я иду вдоль дороги, прочь от пентхауса Райдеров. Я снова выделяюсь из толпы в своих тёмных штанах и футболке, в то время как все остальные девушки одеты по последней моде — в сверкающие юбки, металлические корсеты и острые каблуки. Я прохожу отели, другие высотки, не менее впечатляющие, и деловые центры. Время от времени, между кварталами я вижу проблески залива. Мне очень сильно захотелось подойти ближе, и я сворачиваю по одной из улиц. Пересекаю ещё один перекрёсток, и от океана меня отделяет лишь металлическое ограждение. Облокотившись на перила, я глубоко вдыхаю солёный воздух. Я закрываю глаза и запрокидываю голову. Солнце греет моё лицо, а океанский бриз — охлаждает кожу. Я думаю о том, какой мирный здесь океан, несмотря на гудки, звучащие время от времени вдалеке, как вдруг кто-то хватает меня сзади. Я собираюсь закричать, но звук заглушает ладонь, накрывшая мой рот. — Ну и ну, мисс Престон, — говорит голос, который я знаю даже слишком хорошо. — Рад нашей новой встрече. Не успеваю я начать сопротивляться, как что-то прокалывает мою шею, и весь окружающий мир погружается во тьму.14. СИЕННА
Моё тело будто сделано из свинца. Я не могу пошевелиться. Ни ногой, ни рукой, ни даже веками. Глаза просто отказываются открываться. Зато работают все остальные органы чувств. Я слышу приглушённые голоса то ближе, то дальше. Я чувствую запах дезинфицирующего средства. Мой рот пересох, будто в него запихнули тысячу бумажных полотенец. Когда я пытаюсь поднять руку, мои пальцы дёргаются, и я слышу шелест простыней. Моё правое веко принудительно открывают, и я вижу ярко-красный свет, состоящий из нескольких колец, как у мишени. Пальцы, держащие моё веко, отпускают его и переходят к левому. Нет ни боли, ни напряжения, только полное онемение с головы до пальцев ног. Я фокусируюсь на голосах вокруг меня. Один мужской, глубокий и, как ни странно, он кажется мне знакомым. Это не голос Рэдклиффа, я уверена, но не могу определить, чей он. Или где я его уже слышала. — Так вы говорите, что она сама вызвалась на изменение ДНК? — говорит первый голос. Второй я не узнаю. — Да. Просто налетела на Рэдклиффа с мольбами. Сказала, что она сирота и что-то про психическое заболевание в её семье. Не хочет унаследовать или что-то вроде того. Они говорят обо мне. Я пытаюсь заставить себя открыть глаза, собирая всю силу воли в области век. Они открываются узкими прорезями, и яркий белый свет бьёт по глазам. Вздрагивая, я крепко зажмуриваюсь, прежде чем попытаться ещё раз. Комната размыта, как в тумане. Белые лампочки свисают с потолка, согревая моё тело, как искусственное солнце. Всё здесь белое… и стерильное. В зоне видимости возникает силуэт, и хотя он тоже расплывчатый, я пытаюсь сфокусироваться на лице человека. Это мужчина, джентльмен в годах, одетый в белый лабораторный халат с седыми прядями в тёмных волосах. Он наклоняется ближе, когда замечает, что я открыла глаза, и моё горло пересыхает ещё сильнее, если это вообще возможно. Я несколько раз моргаю, мои веки такие тяжёлые, будто их измазали мёдом. Я надеюсь, что лицо изменится, станет иным, но оно остаётся таким же. Те же карие глаза, те же седеющие волосы, те же складки у рта. Нет. Это не может быть правдой. У меня, должно быть, галлюцинации. Я пытаюсь открыть рот, чтобы спросить, что за наркотик они мне вкололи. Сказать им, что у меня глюки. Но не получается. Ни рот, ни язык не слушаются. Разум где-то вне зоны досягаемости, за пределами здравого смысла. Мой папа мёртв. Я видела его сразу после смерти. Видела, как хоронят его тело. И всё же этот человек — тот, который сейчас кружит надо мной, осматривая внимательным взглядом врача, — выглядит в точности как мой отец, вплоть до крошечного шрама на подбородке. Я не могу дышать. Я. Не могу. Дышать. Я сейчас задохнусь. Пытаюсь сделать вдох, но такое чувство, будто целая тонна кирпичей давит мне на грудь. Рот открывается и закрывается, как у рыбы, но я не могу выдавить ни слова. Ни слова, ни воздуха. — Участившийся пульс. Её организм сопротивляется. И конечно же, я узнаю этот голос. Голос человека, который убаюкивал меня, когда мне снились кошмары в детстве; человека, который показал мне, как найти Большую Медведицу на ночном небе; человека, который вне всяких сомнений является моим отцом. Мои глаза закатываются, и темнота поглощает меня.***
Я парю над своим телом, глядя вниз на бледную рыжеволосую девушку, лежащую на полосатой простыни. Девушку с медальоном на шее. Темноволосый врач проверяет показатели жизненно важных функций, в то время как две женщины в медицинских халатах ведут записи на бумажных планшетах. Помещение белое, стерильное и совсем не гостеприимное. Когда мужчина втыкает в меня иглу, подключая к капельнице, я не чувствую вообще ничего. Тело на столе рефлекторно дёргается, но это не я. Эта девушка не может быть мной, потому что я сейчас тут. Разве я могу быть в двух местах одновременно? На мгновение я чувствую себя так, будто мне удалось вырваться, сбежать, но я не знаю, от чего именно. Это чувство свободы, которое я не могу объяснить. Но когда мужчина поворачивается, и я замечаю страх в его глазах, мольбу, чтобы девушка на столе начала дышать, всё вновь обрушивается на меня, как нахлынувшая волна океана, и накрывает осознанием правды. Я ни откуда не сбежала. Понимание этого вернулось ко мне и дразнит, терзает меня. Мой папа жив. В это мгновение я чувствую себя так, словно меня пнули в грудь и выбили весь воздух из лёгких. Я смотрю вниз и вижу, что этот человек — мой папа — проводит сердечно-лёгочную реанимацию. Каждый миллиметр моей кожи от пальцев рук до пальцев ног сжимается, пока мне не начинает казаться, что я вот-вот вырвусь из телесной оболочки. Мою грудь сдавливает, словно её зажали в железный кулак. Я жмурюсь, пытаюсь закричать, но не вырывается ни звука. Последнее давление, легчайший поток воздуха, и моё тело вновь становится тяжёлым, когда я хватаю ртом воздух, долго и судорожно. — Тише, тише, девочка. Дыши. Медленно и глубоко, — говорит мужчина. Когда я открываю глаза, то вижу, как он внимательно смотрит на меня с робкой улыбкой, приподнимающей уголок его губ. Эта улыбка такая родная, что у меня слёзы набегают на глаза. Я так скучала по этой улыбке, безумно тосковала по нему самому. И вот теперь он здесь, всего в шаге от меня, а я просто лежу и плачу. И всё же я пытаюсь заговорить. — Папочка, — шепчу я, но выходит слишком тихо. Он не слышит. Смочив губы языком, я пытаюсь снова: — Пап? Он наклоняет голову, сочувственно улыбнувшись, и оглядывается назад. — Вы сказали мне, что эта девочка — сирота. Что у неё нет родителей. — Так и есть. Она никто. Подождите. Я узнаю этот голос. Это человек, которого я ненавижу больше всего на свете. Человек, разрушивший мою жизнь. — Тогда почему она зовёт отца? — на папином лице появилось скептическое выражение. — Должно быть, она просто дезориентирована. Мы вкололи ей приличную дозу анамарина. Я пытаюсь повернуть голову, чтобы увидеть его — человека, которого я ненавижу, но моя шея как будто деревянная. — А зачем вы вкололи ей анамарин? — спрашивает папа. — Она сильно нервничала. Мы подумали, это поможет ей успокоиться. Лжец. — И вы утверждаете, что она добровольно согласилась? — папа ещё раз проверяет мой пульс. Я чувствую его тёплые пальцы на своём запястье. — Именно так. Она сказала, что хочет помочь сделать наше общество лучше. Фонарик светит в мои глаза, заслоняя обзор и вызывая тёмные пятна. — Ты нас изрядно напугала, — бормочет папа, и я понимаю, что он обращается ко мне. Но почему он не рад меня видеть? Почему не заключает в объятья, не шепчет, что всё будет хорошо? Почему он делает вид, что не знает меня? — Пожалуйста, держите меня в курсе о её самочувствии следующие несколько дней, — говорит Рэдклифф, его голос постепенно звучит всё ближе. Когда он склоняется над койкой, я пытаюсь отвернуться, но он всё ещё здесь, всего в нескольких сантиметрах от моего лица, и я не могу пошевелиться. — Когда мы с тобой покончим, — шепчет он мне на ухо, — ты забудешь собственное имя и уж тем более всё, что было у тебя с Треем Винчестером. Страх сдавливает грудь, когтями впивается в горло. Я пытаюсь плюнуть в него, но мой рот плохо слушается, и слюна течёт по подбородку. Рэдклифф хохочет, отстраняясь. — Вижу, ты не растеряла свой пыл, — он подмигивает мне. — Это только вопрос времени. Я смотрю, как он ковыляет до двери, его титановые ноги проглядывают из-под края брюк. Дверь закрывается за ним, и я поворачиваюсь и выжидающе смотрю на папу, уверенная, что он бросит свой спектакль, раз Рэдклифф ушёл. Но он слишком занят, сидя за экраном компьютера и анализируя данные с диаграммами. — Пап, — шепчу я, стараюсь привлечь его внимание. Он не слышит меня, и я пытаюсь снова, уже громче: — Папа. Он поднимает удивлённый взгляд. Почти как в тумане он поднимается со стула и подходит к моей койке. — Папа, — хрипло шепчу я, — это я, Сиенна. — Просто расслабьтесь, Сиенна. Как только я просканирую ваше тело и вашу ДНК, мы начнём процедуру. Мои глаза распахиваются. Процедура? Что ещё за процедура? Я тихо хнычу. — Помоги мне, пожалуйста. Я чувствую, как он кладёт руку поверх моей. — Всё в порядке. Тебе нечего бояться. Обещаю, ты не почувствуешь боли. Все этапы процедуры будут под наркозом. Слёзы наполняют мои глаза. Почему он говорит всё это? Почему не признаёт, что знает меня? — Пап, — шепчу я, предпринимая новую попытку. — Я хочу домой. Его глаза становятся печальными. — Но, милая, ты же сбежала из дома. Помнишь? И тогда осознание обрушивается на меня. Правда, которую я отрицала. Реальность, в которую я отказывалась верить. Мой папа жив. Но он не помнит меня.15. ЗЕЙН
Когда Сиенна не вернулась к девяти часам, я разозлился. К десяти — начал беспокоиться. К полуночи я уже паниковал. Ариан уже давно отправилась спать, а я всё нервно расхаживаю по гостиной, жду, что вот-вот входная дверь откроется, Сиенна войдёт и извинится, что так задержалась и что заставила меня волноваться. Но она так и не приходит. К утру, когда её всё ещё нет и на линк она не отвечает, я уже знаю, что делать. Я приберёг это на экстренный случай, но думаю, что её исчезновение — это как раз такой случай. На своём линке я активирую маячок в её медальоне. Конечно, подвеска с бабочкой — это красиво, но ещё она связывает меня с ней, как я и сказал ей на станции. Появляется карта, и я выбираю показать её локацию. Красный мерцающий огонёк показывает, что она находится прямо в океане, недалеко от берега. Какого чёрта? Я приближаю. В этом самом месте находится здание, и мне быстро удаётся выяснить, что это Ведомство Интеллекта и Генетики, то есть ВИГ. Медленно выдыхая, я откидываюсь на спинку кресла. Видимо, она сумела проникнуть внутрь прошлым вечером и теперь собирает информацию о Трее. Если я туда вломлюсь, то могу испортить все её планы. Лучше подождать.16. СИЕННА
Густой туман стелется вокруг меня, а я как лодочка, затерявшаяся в бескрайнем океане, не вижу ни берега, ни маяка. Туман поднимается и поглощает мою лодочку. И я тону в этой дымке, теряя всякие ориентиры. Иногда голоса будят меня, но у них нет тел. Одни слова и никаких лиц. Приходя в сознание и снова его теряя, я уже не помню ни про время, ни про место. Есть только онемевшие конечности и боль в сердце, будто мне постоянно делают уколы и анализируют ДНК. Иногда я вижу сны. О фениксах и бабочках, но не имею ни малейшей догадки, почему они всегда появляются вместе, как будто тесно связаны между собой. Мне также снятся светлые локоны, холмистые луга и смех на ветру. Временами я задаюсь вопросом, а сны ли это вообще, или мои ожившие воспоминания. Хотела бы я знать наверняка. Чаще всего в этих снах я вижу одного парня. Темноволосого, с ямочками на щеках. Он подталкивает меня к краю обрыва. Стоя на скале, возвышающейся над океаном, он протягивает мне руку. — Пойдём со мной, — говорит он. Когда я отказываюсь, он всё равно бросается вниз. И когда я подхожу к обрыву, чтобы посмотреть, его там уже нет. Его тело поглотили шумные волны. Так проходят часы, дни, может даже года. Я, правда, не знаю, как долго я здесь и где именно это «здесь». Вот только меня терзает одно ощущение, что я должна быть где-то в другом месте, заниматься чем-то иным. Ищет ли меня кто-нибудь? Переживает ли? Я слышу некий шум. Кажется, дверь распахивается. Или это не дверь, а выстрел. Или тарелка, разбившаяся об стену. Я слишком устала, чтобы разбираться. Онемение проходит, и боль возвращается… Похоже, пора принять новую дозу. Я слышу крики: мужские голоса, они в ярости. Из моих вен вырывают трубки. Крепкие руки проскальзывают подо мной и поднимают вверх, а затем куда-то несут. Я чувствую прохладу. Мурашки разбегаются по моим рукам и ногам. Я хочу попросить, чтобы меня вернули обратно в постель, потому что мне холодно, очень холодно, но мой рот не открывается. И глаза тоже. Тот, кто держит меня (кажется, мужчина) что-то говорит. — Кто дал на это разрешение? — его голос злой, требовательный. Он перехватывает меня поудобнее, сжимает крепче. Звучит какой-то приглушённый ответ. — Я должен был догадаться, что за всем этим стоит Рэдклифф, — он понижает голос, угрожая. — Передай Рэдклиффу, что это только что стало моим личным делом. Может, у него есть свои связи, но у меня ничуть не хуже. От его яростных шагов моё тело подскакивает, и я прислоняю голову к его плечу. Всё равно она слишком тяжёлая, чтобы держать её, а это очень удобное место, чтобы отдохнуть. Меня обдало ещё более холодным воздухом. И вдруг стало так ярко за моими закрытыми веками, будто мы всего в паре метров от солнца. Мне кажется, что кожа вот-вот расплавится: каждый слой медленно сползает, обнажая мышцы, хрящи, кости. Я представляю себя как груду костей и сухожилий. Но затем я понимаю, что да, солнце яркое и очень тёплое, но оно не плавит меня. Всё в порядке. — Держись, — шепчет голос мне на ухо. — Я с тобой. Затем меня качает, будто я опьянела. Запах солёной воды так силён, что здесь просто должен быть океан где-то рядом. Чайки кричат, словно пролетают прямо над головами. Парень что-то говорит, и затем я слышу рёв заведённого двигателя. Мы на моторной лодке? Он садится, и я оказываюсь у него на коленях. Он крепко сжимает меня. Моя голова слегка ударяется о его плечо, нос прижимается к нежной коже его шеи. А его руки, его тёплые руки, скользят вверх и вниз по моей руке. Затем мы движемся, немного подпрыгивая на волнах, лёгкие брызги попадают на мою кожу. Качание лодки убаюкивает меня, и я вновь погружаюсь в сон. Всё же пора принять новую дозу.***
Приглушённые голоса звучат то тут, то там. В голове проясняется, туман исчезает, онемение проходит. Когда я пытаюсь открыть глаза, они теперь уже слушаются, и я вижу серые шёлковые занавески, кремовые стены и мебель с плавными краями. Повернув голову, я встречаюсь взглядом с тёплыми карими глазами незнакомца. — Сиенна, — говорит он. И этого достаточно, чтобы вспомнить. Его глубокий, мелодичный голос. Зейн. — Скажи ещё раз, — шепчу я. Почему у меня такое чувство, что мы не виделись целую вечность? Его губы расплываются в улыбке. — Сиенна, — произносит он, выделяя каждый слог. — Где ты был? — хрипло спрашиваю его. Он смотрит на меня растерянно. — Что ты имеешь в виду? Я был здесь, ждал, когда ты очнёшься. — Очнусь? Наклоняясь ближе, он рассматривает моё лицо. Его глаза отмечают каждую деталь. — Ты не помнишь? Я слегка качаю головой и морщусь от неприятных ощущений. — Ты была в лаборатории Рэдклиффа. Они… проводили на тебе эксперименты. Я смутно припоминаю это имя. Но лаборатория? Почему я была там? Я облизываю пересохшие губы. — Как долго? — выдавливаю я каркающим голосом. Он прочищает горло, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Два дня. В моей памяти есть пробелы, я пытаюсь вспомнить что-нибудь за последние два дня. Но ничего. Только дымка, которую я не могу ни стереть, ни забыть. Я пытаюсь убрать эту дымку, расчистить тучи, затмившие мой разум, найти хоть что-нибудь, что поможет вспомнить. И затем, как маяк посреди ночи, всплывает лицо мужчины. Добрая улыбка, карие глаза с морщинками, волосы с проседью. Я втягиваю ртом воздух, и Зейн подаётся вперёд, оглядывая меня. Теперь я вспомнила: лаборатория, Рэдклифф, человек, который выглядел в точности как мой отец… Всё сразу. — Я вспомнила, — шепчу я. Зажмуриваю глаза. Лучше бы не вспоминала. Тёплая ладонь Зейна накрывают мою. — Ты в порядке? Мои глаза распахиваются. Он смотрит на меня обеспокоенно. — Мне кажется… Кажется, мой папа жив. Он был в лаборатории. Тревога на его лице усиливается. — Возможно, ты думаешь, что видела его, но… — он печально качает головой. — Его там не было. Уверяю. — Но он выглядел прямо как мой отец, — возражаю я. — Мы даже разговаривали. Он анализировал мою ДНК, уверял меня, что больно не будет. — Сиенна, тебя накачали наркотиками. Это просто игры разума. — Нет, Зейн. Он был там. Я видела его. — Сиенна, — он сжимает мои пальцы. — Но это правда, — говорю я, вырывая руку. — Я знаю, что я видела. Я помню морщинки в уголках его глаз и складки у рта, которые становились ещё глубже, когда он улыбался. Он был таким родным. Даже его голос звучал как папин. Но может ли быть такое, что мне это всё привиделось? Возможно ли, что я увидела его только потому, что хотела этого? Зейн максимально смягчает тон: — Когда я пришёл туда, ты была как будто где-то далеко. Совсем ничего не соображала. Когда я только увидел… — его голос обрывается. — Мне показалось, что ты мертва. Я мотаю головой, словно так я смогу расчистить голову от лишнего. Не могу поверить. Я хочу зацепиться за эту мысль, за эту надежду, что мой папа каким-то чудом всё ещё был жив. Идея сама по себе нелепа. Мы похоронили его больше года назад. И эта глупая фантазия, что мой отец может быть жив, исчезает, как будто уносится течением быстрой реки. Конечно, Зейн прав. Большая часть времени в лаборатории — это один необъятный расплывчатый туман. Видимо, врач, которого я приняла за отца, просто оказался похож на него, и мой разум наложил на него свои проекции, придав ему черты, с которыми он показался знакомым, даже родным. Его голос, его улыбка, его глаза. С учётом всех обстоятельств это объяснение кажется самым логичным. Мне внезапно становится стыдно, что я реально поверила в это. Вот что значит принимать желаемое за действительное. — Ты прав, разумеется, — выдавливаю улыбку. — Прости. Я бы очень хотел, чтобы это было правдой. Честно, хотел бы. — Погоди. А как ты узнал, где меня найти? Его взгляд скользит по моей шее, и Зейн касается пальцами моей кожи, поднимая медальон. — Я ведь так и сказал: мне хочется, чтобы тебя со мной что-то связывало. Я смотрю на него ошеломлённо. — Хочешь сказать, в медальоне маячок? Он кивает и неловко улыбается. — Ну, а что мне ещё сказать? Я переживаю за тебя, — он распрямляет плечи. — И, как оказалось, не зря. — Но как ты смог проникнуть внутрь? Просто вломился? — После того, как я определил твоё местоположение, я позвонил своему другу, который там работает. Он нашёл тебя в системе и подтвердил то, что я и так знал. Он сказал мне добраться на лодке, а сам открыл для меня чёрный вход. Дверь в спальню открывается, и через неё заходит невероятно красивая девушка с волосами цвета красного дерева. Она широко улыбается, когда замечает меня. Зейн мгновенно подскакивает на ноги. Он целует её в щёку, и что-то чёрное, мерзкое поднимается в моей груди. Кто она такая? Я слышу, как они тихо переговариваются, и она всё время поглядывает в мою сторону. Её голос громче, так что её слова я слышу отчётливо. — Как она? — Уже лучше, — отвечает Зейн, бросая взгляд на меня. — Я всё ещё думаю, что ей стоит поехать в больницу… — Нет, — твёрдо возражает Зейн. — Никаких больниц. Она будет в порядке. Они говорят обо мне так, словно меня здесь нет. И мне не нравится, как длинные, тонкие пальцы этой девчонки лежат на груди Зейна. — Привет, — говорю я, слегка махнув ей рукой. — Я Сиенна. Она смотрит на Зейна и затем поворачивается ко мне, улыбаясь. — Привет, Сиенна. Я Ариан, невеста Зейна. Моя челюсть падает. Я смотрю на Зейна. — Твоя невеста? Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть невеста. Взгляд Зейна переходит на меня, затем обратно на Ариан и в итоге останавливается на мне. — Ты не помнишь Ариан? Он медленно подходит ко мне и садится в кресло рядом с кроватью. Я смотрю на Ариан, изучая её прекрасные черты — губки бантиком, красивые дуги бровей, тонкая фигурка, длинные шелковистые волосы. Я уверена, что никогда раньше её не видела. Качаю головой, страх подкатывает к горлу. Чего ещё я не помню? Кого ещё я могла забыть? К счастью, эта Ариан понимает намёк, что ей пора уйти. — Я буду рядом, если понадоблюсь, — обращается она к Зейну. Дверь тихонько закрывается за ней. И первое, что у меня вырывается: — Ты помолвлен? Зейн кивает, в его глазах отражаются мучения. — Почему? Почему ты собираешься жениться на ней? — Всё это очень сложно, — говорит он и поджимает губы. — Но… но что насчёт нас? — нерешительно спрашиваю я. Выдох, срывающий с губ Зейна, едва слышен. — Ты же сама не хочешь никаких «нас». — Этого не может быть… — начинаю я, но Зейн перебивает: — Сиенна, зачем ты приехала сюда, в столицу? — он следит за моей реакцией, рассматривает каждую чёрточку на моём лице, как будто это подробнейшая карта, и он пытается найти ключ, чтобы раскрыть все секреты. Хм, это хороший вопрос. Я приехала в столицу, чтобы… чтобы… Я смутно помню скоростной поезд, но хоть убейте, не помню, зачем я приехала. Расстроенно качаю головой. — Не помню. Зейн наклоняется ближе, пока его лицо не оказывается всего в паре сантиметров от моего. Я даже вижу крошечный шрам над его бровью, который не замечала раньше. Это в некотором роде даже мило. — Тебе о чём-нибудь говорит имя Трей Винчестер? Трей Винчестер. Хм. Трей Винчестер. Я прокручиваю это имя в голове несколько раз, но ничто не откликается. — Нет. А должно? Я пытаюсь найти на лице Зейна какую-нибудь подсказку о том, что я забыла, но вижу только его внутреннюю борьбу. В конце концов, он вздыхает и говорит: — Разберёмся, не переживай. Но когда он встаёт и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щёку, когда его губы задерживаются у моего уха, а тёплое дыхание щекочет кожу, моё единственное желание — это повернуть немного голову. Так, чтобы наши губы встретились. И когда он выходит из комнаты, меня внезапно охватывает чувство, что я что-то забыла. Что-то очень важное. Но что?17. СИЕННА
— Вспомнила что-нибудь ещё? — спрашивает Зейн, когда мы идём по набережной, ближайшей к океану, держа в руках мороженое в рожках. Солнце ярко светит, обжигая спину. Я слизываю тающий шарик со вкусом печенья, пока мороженое не потекло по моей руке. — Не особо. Зейн ведёт меня к скамейке на окраине парка, откуда открывается вид на гребни волн и серебряное здание-подкову, возвышающееся над океаном, как грозный страж. У нас отличный обзор на вход в это здание, куда одни сотрудники заходят, чтобы попасть в лаборатории по подводной трубе, а другие — выходят. Когда мы садимся, нога Зейна задевает мою. Я смотрю на него, пока он осматривается вокруг, будто бы ищет кого-то. Я слегка толкаю его плечом. — Всё хорошо? — Конечно, — улыбается он мне. — Я просто радуюсь нашей прогулке. Я закатываю глаза и слизываю мороженое с другой стороны, пока не убежало. — А как же Ариан? Она не будет ревновать? Ну, она ведь всё-таки твоя невеста. Зейн пожимает плечами, будто это пустяк какой-то, но я замечаю, как порозовели его щёки. — Она всё понимает. Я наклоняю голову вбок, пристально глядя на него. — Что — всё? Он слегка встряхивает головой. — Мы можем поговорить о чём-нибудь ещё? Я не хочу говорить о ней, пока я с тобой. — Окей, — отвечаю я, пододвигаясь немного ближе, и кладу голову ему на плечо. Моё мороженое капает на его руку. — Прости, — смеясь, говорю я и выпрямляюсь. Зейн усмехается и достаёт из кармана салфетку, вытирая руку. — Пустяки. Обводя языком мороженое по кругу, я смотрю на океан. Солнце спряталось за тучами, надвигающимися со стороны залива, как предвестники бури. Холодок пробегает по моей спине, когда поднимается ветер. — Похоже, будет дождь, — бормочет Зейн, но взгляд его направлен не на тучи. Он смотрит на кого-то, выходящего из подводной трубы. Темноволосый широкоплечий парень, шагающий уверенной походкой. Зейн поворачивается ко мне. Прослеживая мой взгляд, он спрашивает: — Узнаёшь? Мотаю головой. Кивком указывая на него, Зейн говорит: — Его зовут Трей Винчестер. К этому времени я уже добралась до вафельной части и жадно откусываю сладкое блаженство. — Ясно. — И Трей Винчестер — это… — продолжает Зейн, наблюдая за моей реакцией. — Ну, по сути, из-за него мы здесь. Я замираю, не дожевав. — Вот как? — Из-за Трея Винчестера… — медленно повторяет Зейн, словно разговаривает с маленьким ребёнком. — Из-за него ты и я приехали в столицу. Моя рука опускается, мороженое напрочь вылетело из головы. — Не понимаю. Хочешь сказать, я его знаю? Зейн кивает. — Не просто знаешь… Ты любишь его. Я чувствую себя так, словно у меня весь воздух из лёгких мощным пинком в живот. Я сгибаюсь пополам, касаясь головой коленей, и пытаюсь осознать слова Зейна. Я люблю этого человека? Как? Я ведь даже не знаю его. — Ты уверен? — шепчу я, выпрямляясь, и прослеживаю взглядом за этим Треем, который садится на скамейку с симпатичной девушкой с медовыми волосами и затем тянется к ней, чтобы поцеловать. — Похоже, он уже занят. — Долго объяснять. Я отворачиваюсь и бросаю остатки мороженого в открытый сжигатель мусора в нескольких метрах от нас, попадая в самый центр круглого бака. Удивлённо оглядываюсь на Зейна. — Отличный бросок, — с улыбкой отмечает он. Я принимаю серьёзный вид. — Расскажи мне. Расскажи мне всё. Зейн вздыхает. Не отрывая взгляда от океана, он воспроизводит события последних дней — нет, вообще-то, по его словам, всё это началось несколько недель назад. Часть из этого я помню — например, как Рэдклифф похитил мою маму, а Зейн помог спасти её из МПЗ, но когда он рассказывает про «Грань» или про Трея, я не нахожу отклика в своей памяти. Словно он говорит о ком-то другом. Совсем не обо мне. — Я вступила в «Грань»? В эту экстремистскую группировку? Зейн кивает. — Ты даже не представляешь, как сильно я бы хотел солгать тебе. Сказать, что ничего из этого не было, что ты не вступала в «Грань», что ты не любишь и даже знать не знаешь Трея, но не могу. Не могу солгать тебе. Это было бы неправильно. Я смотрю на Трея и девушку-блондинку, пока они обедают вместе на скамейке. — Он тоже ничего не помнит? — Его воспоминания, как и твои, были искажены. Он думает, что помолвлен с этой девушкой. Её зовут Рейни Уильямс, — он внимательно смотрит на меня. — Узнаёшь её? — Нет, — качаю головой. — Я её не знаю. — Знаешь. Просто не помнишь. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я говорю: — Так зачем мы здесь? Я имею в виду, в столице. — Сразу после взрыва МПЗ, когда ты и Трей лечились у меня дома, я узнал, что Трей — мой брат. Одна мать, разные отцы, — Зейн сглатывает. — Мы здесь, чтобы помочь ему. Помочь ему вспомнить. И вернуть его домой. — Не думаю, что от меня сейчас будет много пользы, — с грустью говорю я. — Это была твоя идея, — пылко возражает Зейн. — Раньше в тебе горел огонь. Ты жаждала восстановить справедливость. Пожалуйста, не говори, что этого больше нет. Я погружаюсь в свои ощущения. По большей части я чувствую себя растерянной, слегка раздражённой тем, что я не могу ничего вспомнить, во мне нет ни огня, ни пыла. Разочарованно вздыхаю. — Прости, — шепчу я. Руки Зейна тут же обхватывают меня, прижимая к груди. — Это неважно. Мы со всем разберёмся, — он звучит искренно, и когда я смотрю ему в глаза, в его тёплые золотистые карие глаза с жёлтыми крапинками, я чувствую себя уже не такой потерянной. Его взгляд опускается на мои губы и возвращается к глазам, будто ищет что-то. Всего пара сантиметров разделяет наши губы, и если я потяну его за шею совсем легонько… В небе раздаётся гром, и первые капли падают на наши лица. Отстранившись, Зейн берёт меня за руку и тянет, вставая. — Давай найдём место, где можно будет переждать грозу. Начинается ливень. Мы, наклоняя головы, бежим к ближайшему зданию, которое находится через перекрёсток от парка. Зейн всё это время держит меня за руку, тянет за собой, чтобы я на своих коротких ножках поспевала за его длинными ножищами. Когда мы добегаем до здания, оно оказывается закрытым. Я пытаюсь восстановить дыхание. — Бизнес-центр, — перекрикивает шум дождя Зейн. Полагаю, он хочет сказать, что вход только по электронным пропускам или какой-нибудь системе распознавания лиц. Так что вместо этого он тянет меня в обход здания, и мы прячемся под козырьком. Дождь льёт водопадом, но небольшой навес не даёт нам промокнуть сильнее, чем уже есть. Дыхание Зейна ровное, размеренное, а у меня одышка, грудь поднимается и опускается вдвое чаще, чем у него. — Молодец, что поспевала за мной, — дразнит он. Капли воды с его волос стекают по шее за ворот рубашки. — Эй, я старалась, — обиженно отвечаю я и опускаю взгляд на свои мокрые ноги. — На таких коротеньких ножках далеко не убежишь. От неожиданного раската грома я подскакиваю ближе к Зейну. Он улыбается, глядя на меня свысоты своего роста. Воздух между нами заряжен электричеством, совсем как грозовое небо над головой. Его взгляд останавливается на моих губах, и я чувствую, как кровь пульсирует по венам. Но, к моему великому разочарованию, он отводит взгляд и вздыхает. — Что? Он показывает на нас двоих. — Всё. Вот это. То, что между нами. — А что между нами? Рот Зейна превращается в прямую жёсткую линию. — Ты выбрала Зейна. Каждый раз выбирала. А теперь… теперь всё как будто бы… — Перевернулось? — заканчиваю я за него. — Да, перевернулось, — он смотрит на стену из воды, льющейся с козырька. — Не знаю, как к этому относиться. — Разве имеет значение то, что я чувствовала раньше? Какая разница, кого я выбрала в прошлом? — я касаюсь его щеки, заставляя посмотреть на меня. — Я очень хочу сказать «нет, не имеет», очень. Но не могу. Потому что это имеет значение. И всегда будет. — Но сейчас я изменилась, — я смотрю на его губы, его мягкие, полные губы, уголки которых опускаются вниз, когда он встревожен. Хотела бы я поцелуями стереть эту тревогу. — Знаю, — мягко говорит он. — И это пугает, и волнует меня одновременно. — Мы со всем разберёмся, — говорю я, используя те же самые слова, которыми он пытался подбодрить меня. Его взгляд вновь находит мои губы, а руки сжимают переднюю часть моей влажной футболки в кулаки, притягивая ближе. — Прости меня, — шепчет он, и его губы касаются моих. Я не знаю, за что он извиняется. Уж точно не за поцелуй, потому что он за гранью всякого воображения. Одна рука ложится на мою шею, убирая в сторону влажные волосы, липнущие к коже. Вторая оказывается на талии, будто бы она создана, чтобы там находиться. Мои руки обвивают его шею, пальцы запутываются в мокрых волосах. Зейн вздрагивает и углубляет поцелуй, от его прикосновений всё внутри меня переворачивается. Дождь вокруг прекращается, гром звучит где-то вдалеке, но всё, о чём могу думать я, так это о его губах на моих, о тепле его рук сквозь мокрую футболку, о запахе его кожи. Сандаловое дерево и пряности. Когда мы разрываем поцелуй, моё сердце бьётся о рёбра, как турецкий барабан, а дыхание прерывистое. Зейн прижимается лбом к моему лбу, глядя мне в глаза. — Надеюсь, ты не злишься на меня за это, — говорит он. С чего бы? Это был самый лучший поцелуй в моей жизни. По крайней мере, мне так кажется… — Я не злюсь на тебя, — улыбаюсь ему. — Я только думаю о том, как скоро мы можем повторить. Зейн усмехается, но я вижу обеспокоенность в его взгляде. — Нескоро, — он целует меня в нос, перед тем как отпустить. Дождь уже полностью прекратился, и солнце начинает проглядывать из-за туч. Тёмное небо рассеивается, оставляя только прекрасный голубой. Поднимая взгляд в небо, Зейн говорит: — Пойдём домой. И всё то время, что мы возвращаемся по набережной домой, я задаюсь вопросом, почему Зейн выглядит таким хмурым.18. ЗЕЙН
Когда мы возвращаемся в квартиру, нас встречает тишина. Ариан, наверное, пошла гулять по магазинам. Я стал замечать, что она это делает довольно часто. Честно говоря, я рад, что её здесь нет и она не видит, как мы с Сиенной заходим вместе, промокшие от дождя. Чувство вины, наверное, было бы написано у меня на лице, и она сразу бы догадалась, что между мной и Сиенной нечто большее, чем родственные отношения. Я даже удивлён, что она ещё не заметила. С каждым днём мне всё сложнее скрывать свои чувства к Сиенне. Переступив порог, мы оба застываем. Всё перевёрнуто вверх дном. Выглядит так, словно кто-то проник в квартиру и начал выдвигать все ящики комодов, распахивать шкафчики, вытряхивая их содержимое наружу. Диванные подушки улетели в другой конец комнаты. Лампы опрокинуты, разбиты. Книги раскиданы по всему полу. Инстинктивно я задвигаю Сиенну за спину, как бы защищая. — Что случилось? — спрашивает она слабым голосом. — Стой здесь, — шепчу я, после чего прохожу комнаты одну за другой. Все выглядят одинаково: бардак, разгром, хаос. Здесь явно что-то искали. Или кого-то. — Нам нельзя здесь оставаться, — говорю я, спешно возвращаясь к Сиенне, всё ещё замершей у входной двери. — Как быстро ты можешь переодеться и собрать вещи? — Эм, ну, вполне быстро, — она прикусывает нижнюю губу, и вот уже мой взгляд прикован к её рту. Мотаю головой. Соберись, Зейн. Нашёл время. — Встречаемся здесь через пять минут, окей? Она кивает, но я вижу страх в её глазах. С этой потерей памяти она сама на себя не похожа. Она словно стала более мягкой версией той Сиенны, в которую я влюбился. Теперь я ещё сильнее хочу её защитить. Я хватаю из гардеробной большую чёрную сумку и набиваю её одеждой, средствами личной гигиены и парой книг. Стянув с себя мокрые вещи, я надеваю новую футболку со штанами. По истечении пяти минут я возвращаюсь в гостиную и вижу Сиенну. Она осторожно переступает разбросанные по полу книги. — Кто это мог сделать? — спрашивает она, наклоняясь, чтобы взять одну из книг. Она рассматривает обложку и читает название вслух: «Поэзия: от древних времён до наших дней», а затем поднимает глаза на меня. — Любишь стихи? Я пожимаю плечами и забираю книгу из её рук. — Можем взять с собой, если хочешь почитать, — я запихиваю сборник стихов в сумку и беру Сиенну за руку. — Всё собрала? Она кивает, осматриваясь вокруг. — Мы просто оставим всё так? — Я вызову службу уборки. Как только мы уйдём, — я начинаю тянуть её к двери, но она колеблется. — И куда мы пойдём? Настолько далеко я ещё не задумывался. Знал только, что её нужно увести в безопасное место. — Разберёмся. И всё же она отказывается сдвинуться с места. — А как же Ариан? Мы не можем уйти, ничего ей не сказав. — Я сейчас же отправлю ей сообщение. Похоже, её устроили мои ответы, и она, наконец, пошла за мной на выход, к лифту. Пока мы спускаемся на нижний этаж, я записываю Ариан голосовое сообщение, чтобы она не возвращалась в квартиру, а то её это явно шокирует. — Ариан, мой отец решил сделать ремонт в квартире на этой неделе, так что мы не можем здесь оставаться. Мы с Сиенной остановимся в гостинице, но тебе, наверное, будет лучше погостить у своей подруги Венди эти несколько дней? Скажи мне, где будешь, и я попрошу Джеффа перевезти твои вещи. Прости, что так получилось. Когда я заканчиваю запись, Сиенна одобрительно кивает. Джефф, мой водитель, уже ждёт с машиной на обочине, когда мы выходим из высотки. Он открывает нам дверь, и мы садимся на заднее сиденье. Он спрашивает, куда ехать, и я называю самую дорогую гостиницу, которая только приходит мне на ум — отель «Виндзор». Джефф наверняка удивлён тем, что я везу другую девушку в такое место, но не задаёт вопросов. Чего нельзя сказать про Сиенну. — Почему мы едем туда? — шёпотом спрашивает она. — Увидишь, — кратко отвечаю я. Когда Джефф останавливается у богато украшенного здания, занимающего целый городской квартал, я выхожу из машины и прошу Сиенну подождать меня. — Я быстро, — уверяю её. Представительный мужчина открывает передо мной стеклянную дверь, и я прохожу по отполированному деревянному полу к стойке регистрации. Женщина в деловом костюме и с гарнитурой широко мне улыбается. — Чем я могу вам помочь? — Я бы хотеть заказать номер, самый лучший, на несколько ночей. — Ваше имя, пожалуйста? — она опускает взгляд к компьютеру, начиная что-то вбивать. — Зейн Райдер. Стоит мне произнести имя, как она тут же поднимает глаза на меня. Я не удивлён. — Простите, мистер Райдер… Я, эм, не узнала вас, — она посылает извиняющуюся улыбку. Моё имя имеет вес, к которому я, возможно, никогда не привыкну. Люди могут не знать меня в лицо, потому что Харлоу долго скрывал своего генно-модифицированного сына от общественности, но все знают моё имя. Иногда мне хочется уехать куда-нибудь, где никто никогда не слышал обо мне или вообще о Райдерах. Но я слишком многого прошу, особенно в таком месте, как Пасифика. Я улыбаюсь ей в ответ. — Не стоит извинений. Она вновь глянула на экран. — Я сейчас же подберу вам апартаменты. И уже через считанные секунды она вручает мне две карточки для входа в номер. Она спрашивает, нужна ли помощь с багажом, я вежливо отвечаю, что нет. Я чувствую её взгляд на спине, пока направляюсь на выход к ждущей меня машине. Когда я забираюсь в салон, Джефф наклоняет голову в ожидании дальнейших указаний. — Увези нас из города, в Хитроу, — говорю ему. Джефф кивает, выезжая на дорогу в поток машин. — Зейн, куда мы едем? — спрашивает Сиенна с широко распахнутыми глазами. Сжимая её ладонь в своей, я отвечаю: — Я всё объясню, как только мы доберёмся. Временно удовлетворившись моим ответом, она откидывается на спинку сиденья. — К этому можно привыкнуть? — внезапно произносит она. — К чему? — К тому, что люди ждут тебя. Открывают двери машины и приносят ужин, — она кривит лицо. — Мне это всё как-то не очень. Меня забавляет её откровение. — Обычно я об этом не думаю. Так всегда было, и, поскольку я никогда не жил иначе, мне не с чем сравнивать, — пожимаю плечами. — Но не вижу в этом ничего такого. — Я даже представить себе не могу, на что похожа твоя жизнь, — бормочет она, не отрывая глаз от окна и мелькающих мимо высоток. Я хочу сказать ей, что моя жизнь была серой и скучной, пока я не встретил её. Что я не понимал, как много я упускаю. Но вместо этого я кратко отвечаю: — То же самое могу сказать про тебя. Она мягко улыбается мне, прежде чем вернуться обратно к окну. Вид за стеклом быстро меняется с величественных многоэтажек на полуразваленные постройки. На одной из них светится вывеска «Фил с бухлом», но первая буква не горит, и поэтому выглядит как «ил с бухлом». В отвращении я отворачиваюсь, особенно когда замечаю полную парковку. Когда местность, кажется, уже не может быть хуже, я замечаю то, что нужно. Старый мотель, будто прямиком из фильма ужасов. Вывеска, висящая чуть ли не на соплях, гласит, что это «Мотель № 8». — Джефф, высади нас здесь, пожалуйста, — говорю я, не обращая внимания на его шокированный взгляд. — Вы уверены, мистер Райдер? — спрашивает он, окидывая взглядом тёмную улицу. Сиенна тоже оценивает обстановку. И судя по её лицу, ей не очень нравится то, что она видит. — Что ты делаешь, Зейн? — шипит она. Я успокаивающе сжимаю её колено. — Можешь припарковаться прямо у входа, Джефф, — говорю я. Как только машина останавливается, и дверь открывается, я выскальзываю из машины и жду, когда выйдет Сиенна. В её глазах отражается ужас. Она оглядывается вокруг, но всё же медленно выбирается из машины. Как только Джефф достаёт наши сумки из багажника, я его останавливаю: — Дальше мы сами. Спасибо. Сиенна пытается взять свою сумку, но я забираю обе. — Вам ещё что-нибудь нужно, мистер Райдер? — спрашивает Джефф, складывая руки перед собой. — Нет, Джефф. Я позвоню, когда нам снова понадобится куда-нибудь поехать, — вежливо ему киваю и веду Сиенну ко входной двери мотеля. Тучный мужчина с выступающим животом и кривым носом — скорее всего, результат пьяной драки, — стоит за стойкой. Заметив нас, он усмехается. — Заблудились? — Нет, сэр. Мы ищем мотель на несколько ночей. У вас есть свободные комнаты? Остолбеневший мужчина переводит взгляд с меня на Сиенну и обратно. — Послушай, приятель. Мне тут проблемы не нужны. Я пытаюсь жить честно… если твоя жена узнает о твоей интрижке, то я не хочу быть в ответе… Скрежещу зубами. Делаю глубокий вдох, прежде чем заговорить: — Нам, вообще-то, нужны две комнаты. Как только я это произношу, Сиенна хватает меня за руку, тянет, чтобы я наклонился к ней, и шепчет мне на ухо: — Я не хочу оставаться одна. Можем взять одну комнату? Мой живот сжимается. — Конечно, — выпрямляясь, я говорю хозяину мотеля. — Нам бы одну комнату на несколько ночей. Найдётся? Тот ворчит себе под нос. — Найдётся. Но если твоя жена появится, ты ведь возместишь весь ущерб? Так? Напряжённо улыбаюсь. — Вам не о чем беспокоиться — я не женат. От его облегчённого выдоха аж бумаги на стойке шуршат. — А, ну что ж ты сразу не сказал? Это же всё упрощает. Он спрашивает моё имя, я называю фальшивое, и он передаёт мне что-то металлическое. — Что это? — спрашиваю я. — Ключ от комнаты, ясень пень, — мужик качает головой, обходя стойку. — Номер шестнадцать: выходите наружу и налево. Раньше у нас был экран, но его украли, — он подмигивает мне. — Советую заглянуть к Филу здесь неподалёку. По вторникам всё в полцены. Грязный взгляд, которым он окидывает Сиенну, не остаётся незамеченным. — Эм, спасибо… за информацию. Сиенна следует за мной на улицу, стараясь поспевать за моим широким шагом. — Что мы здесь забыли, Зейн? Это безумие! — Никому в голову не придёт искать нас здесь. Ты будешь в безопасности, — цифры на дверях свисают так, что шестёрка стала девяткой. — Вот мы и на месте, — говорю я, вставляя ключ в древний замок. — Не думал, что такие ключи ещё делают. — Возможно, и нет, — бормочет Сиенна. — У меня такое чувство, что этот мотель стоит здесь со времён Средневековья. Когда мы заходим в комнату, в нос ударяет смесь спёртого воздуха, дыма старых сигарет, запаха плесени и потных ног. Закрыв рот ладонью, Сиенна выбегает из комнаты и делает несколько глубоких вдохов снаружи. Я осторожно пересекаю комнату в поисках места, куда можно положить наши вещи. Ковёр очень грязный, с каким-то пятнами, боюсь представить от чего. Наконец, я решаю поставить вещи на перекошенный деревянный комод. Возможно, только так его и можно использовать. Когда Сиенна возвращается, зажимая нос, её взгляд тут же падает на двойную кровать в центре маленькой комнаты. — Ой, — она резко опускает руку. — Всё нормально, я посплю на полу, — кривлюсь при одной только мысли об этом. Она смотрит на мерзкий пол и отметает этот вариант. — Разумеется, нет. Ещё подхватишь какую-нибудь заразу. — Тогда я лягу на диван, — указываю на потрёпанный диванчик в углу с унылым кофейным столиком перед ним. Туда и половина меня не поместится, но я не произношу этого вслух. — Не глупи. Ты туда не влезешь. Усмехнувшись, я иду в ванную, чтобы проверить её состояние. — Ну ладно. Тогда положим подушки между нами. Душ покрыт плесенью, в раковине трещина, унитаз будто никогда не мыли… Всё, как я и ожидал. Сиенна ухмыляется, поддразнивая меня: — Чего ты боишься, Зейн? Что я нападу на тебя, пока ты спишь? Я ничего не отвечаю на её колкость. Было бы неправильно поощрять её, когда я прекрасно знаю о её чувствах к Трею… Если бы только она об этом помнила. Пока Сиенна что-то ищет в своей сумке, я приседаю на край кровати. Теперь, когда она в безопасности, я могу сосредоточиться на следующей важной задаче: выяснить, что с ней сделали в ВИГе, чтобы изменить ей память. Я смотрю, как она продолжает копаться в своих вещах, пока с довольной улыбкой не достаёт свою зубную щётку. Её волосы на затылке всё ещё влажные после дождя. — Когда мы только зашли в эту комнату, меня чуть не вырвало. Я уже было… — она замолкает. — Что? Пока я смотрел на её затылок, мне внезапно в голову пришла мысль. Настолько очевидная, что странно, почему я не подумал об этом раньше. Вставая, я подхожу к ней. — Кажется, я понял, — говорю ей. — Можно? Не успевает она ответить, как я убираю волосы с её шеи и всматриваюсь в линию роста волос. — Что ты делаешь? — Я ищу… Вот оно! — теперь я вижу. Маленький порез. Совсем незаметный, если не знать, что искать. — Как я и думал. Я разворачиваю её к себе лицом. — Что там? Мои пальцы всё ещё остаются на её шее, под волосами, мягко касаясь заживающей царапины. — Ой. Что ты делаешь? — У тебя там крошечный порез. И думаю, я знаю откуда. — Расскажешь? — Я лучше покажу, — посылаю Джеффу сообщение с просьбой забрать нас через несколько минут. Сиенна бросает на меня озадаченный взгляд, но затем направляется в ванную, чтобы почистить зубы. Я нетерпеливо жду в комнате, нервно дёргая дверную ручку. Надеюсь, я прав. Очень надеюсь. Как только она выходит из ванной, я раскрываю входную дверь и жестом говорю Сиенне следовать за мной. — Куда мы теперь? — спрашивает она. — В штаб-квартиру «Мэтч 360». — Зачем? Я проверяю, закрыта ли за нами дверь. — Потому что мне кажется, я знаю, как они изменили твои воспоминания и что мы можем сделать, чтобы вернуть их обратно.19. СИЕННА
Штаб-квартира «Мэтч 360» — это огромное стеклянное здание, которое выглядит так, словно его свернула рука великана — по форме оно напоминает спираль ДНК. Это уникальный архитектурный шедевр, на разных этажах которого растёт настоящая трава и деревья. Зейн уже сказал мне, зачем мы здесь, но это не имело значения: я благодарна уже за то, что мы покинули тот захудалый мотель с едким запахом свинарника. Даже в Рубексе у Зейна есть личный водитель. Выходя из чёрной машины, мы благодарим Джеффа — статного джентльмена, слегка напоминающего пингвина в своей униформе. Разумеется, я не говорю об этом вслух. Зейн кивает охранникам на входе, которые спешат открыть ему двери. — Добрый день, мистер Райдер. Мы не ожидали вас сегодня, — неловко бормочет один из них. — Всё в порядке, Солан, — отвечает Зейн. — Это не запланированная встреча. Как только мы переступаем порог, я не могу перестать пялиться наверх, в бесконечно огромное пространство, тянущееся до самого потолка двадцатиэтажного здания, который тоже сделан из стекла и открывает обзор на голубое небо над нами. А вокруг этого открытого пространства располагаются этажи с балконами. Зейн даже не обращает внимания. — Мне сообщить вашему брату о вашем прибытии? — спрашивает охранник по имени Солан. — В этом нет необходимости, — говорит Зейн. — Мне нужно только взять кое-что из кабинета отца, и затем мы поедем дальше. Солан кивает и отступает на шаг. — Если вам что-нибудь понадобится, стоит только попросить. Зейн благодарит его, берёт меня за локоть и ведёт к ряду лифтом. Двери сделаны из матового стекла, на которых изображён символ «Мэтч 360», так что сразу видно, когда лифт приходит и уходит. Мы поднимаемся на двадцатый этаж, оставляя внизу приёмную. Кабинет мистера Райдера хорошо защищён технологией считывания отпечатка пальца и сканирования сетчатки, но Зейну достаточно ввести пароль из нескольких цифр, и вот уже доступ разрешён. Зейн криво улыбается. — Хорошо быть сыном основателя компании. — И её будущим владельцем, — напоминаю ему. Он отводит взгляд. — А, да, и это тоже, — я улавливаю неуверенность в его голосе, но не понимаю, откуда она там взялась. Он должен гордиться, что однажды унаследует эту компанию от своего отца. Дверь открывается со щелчком, и через несколько секунд Зейн нащупывает выключатель. Кабинет тут же озаряется светом. Стены здесь белые, пол белый, даже офисная мебель вся белая. Гладкий белый стол мистера Райдера будто бы парит в воздухе, но при более близком рассмотрении я понимаю, что он свисает с потолка на невидимых тросах. Вместо одной из стен здесь огромное окно с дверью, ведущей на балкон, где находится небольшой бассейн. Бирюзовая вода сверкает в свете солнца. Пока я осматриваю кабинет, Зейн уверенно направляется к дальней стене и выдвигает ящик, затем другой, третий. — Могу поклясться, он был здесь, — бормочет Зейн, с грохотом задвигая последний ящик. — Что ты ищешь? Я могу помочь, — предлагаю ему. — Ручной рентгеновский аппарат, — руками он показывает его размер. Шестерёнки в моей голове крутятся. Зачем ему рентгеновский аппарат? Если только… — Ты думаешь, они что-то вживили в меня? Мои пальцы тянутся к затылку, пытаясь нащупать место, где Зейн увидел порез. Я чувствую шероховатую линию. Как я раньше не заметила? Зейн прерывает свои поиски, чтобы поднять глаза на меня. — Да, я так думаю. — Типа маячок? Думаешь, они вживили маячок мне в голову? — горло сжимается при этой мысли. — Я не знаю точно, — Зейн ободряюще улыбается. — Давай найдём рентген, и тогда выясним. Я киваю и начинаю обыскивать стол мистера Райдера, отчего тот слегка раскачивается на тросах. Последний ящик застревает, и я дёргаю его сильнее. Он вываливается, всё содержимое падает на пол: ручка, блокнот, ключ-карта и прочие мелочи. — Блин, — бормочу я, наклоняясь, чтобы собрать всё обратно в ящик. Но когда я беру его и пытаюсь задвинуть обратно, он не слушается. Поставив ящик на пол, я смотрю в пустое пространство, куда он должен задвигаться. Бинго. Я поняла, в чём проблема. Что-то застряло сзади. Какой-то клочок бумаги? Я ощупываю заднюю стенку стола пальцами, пытаясь достать что бы там ни было, но не могу ухватиться. Как вдруг что-то выпадает из своего места, одна из стенок. Поначалу я испугалась, что только что сломала стол мистера Райдера, но продолжаю ощупывать и понимаю, что это вовсе не клочок бумаги, а нечто другое. Я сжимаю предмет в своём кулаке и медленно вытягиваю. Несколько компьютерных чипов, завёрнутых в защитную плёнку. Первая мысль — они выпали в расщелину за ящиками. Но затем я вспоминаю, как проникла в филиал «Мэтч 360» в Легасе, где был потайной сейф, спрятанный за картиной с троянским конём. Есть только одно объяснение тому, почему эти чипы находятся за ящиками. Они были там спрятаны. А значит, они содержат что-то такое, что мистер Райдер пытался скрыть ото всех. — Эм, Зейн, — произношу я, медленно поднимаясь на ноги. — Возможно, ты захочешь взглянуть на это. Он прерывает свои поиски на том конце кабинета и подходит ко мне. — Что это? Я поднимаю защитную плёнку. — Я нашла это за одним из ящиков стола. Зейн берёт плёнку и изучает содержимое, вытаскивая чипы. Наклонив голову вбок, он поднимает один, чтобы посмотреть на свету. — Какого чёрта? — бормочет он. — Что такое? — Это из лаборатории. Точно такие же мы используем для кодирования ДНК. Видишь? — он указывает на крошечный рисунок на обратной стороне чипа: знак бесконечности из треугольников. Символ «Мэтч 360». Зейн садится за стол и вставляет чип в компьютер. Экран загорается, отказывая в доступе. — Он запаролен, — бурчит Зейн себе под нос. — С этим я могу помочь, — набираю на линке номер Чеза, и на экране появляется его улыбающееся лицо. — Сиенна! Как тебе столица? Трей уже тебя вспомнил? Я сужаю глаза. Откуда Чез знает Трея? Они уже встречались? Я мотаю головой, расстроенная тем, что не помню ничего связанного с Треем. — Эм, нет. Планы слегка изменились. — Изменились? В каком смысле изменились? — Чез сводит брови в растерянности. — Слушай, я потом тебе объясню, — я разворачиваю линк, чтобы Чез смог увидеть и Зейна. — Я сейчас с Зейном в кабинете его отца. Мы тут кое-что нашли, и нам нужна твоя помощь, — я показываю ему пару чипов. — Мы хотим узнать, что на них записано. Чез разглядывает Зейна несколько секунд. — Я определённо вижу некое сходство, — внезапно говорит он. — Сходство? — повторяет Зейн, оглядываясь на меня. — С Треем. Вы ведь братья, да? — Чез ухмыляется. — Сиенна мне всё рассказала. Да? Ни черта не помню. — Ты первый, кто считает, что мы похожи, — Зейн прочищает горло. — Я имею в виду, мы с Треем. — Скулы и челюсть, — подтверждает Чез. — Мы можем вернуться к делу? — нетерпеливо говорю я. Зейн переводит взгляд на меня, распахивая глаза. — Что? — довольно резко бросаю я, защищаясь. — На мгновение твой голос прозвучал так, будто… — он запинается. — Ну, будто ты стала самой собой. Я открываю рот, чтобы сказать, что я понятия не имею, о чём он говорит, как Чез опережает меня: — Просто загрузите их в линк, и отправьте мне файлы. Не думаю, что их сложно взломать. — Сейчас, — я вставляю первый чип в слот в нижней части линка. Серое окошко выскакивает на экране: «Загрузка в процессе». Закачав содержимое всех трёх чипов в линк, я посылаю их Чезу. Я слышу, как он садится за свой компьютер, а затем раздаётся писк, когда он подключает к нему линк. Теперь мы смотрим на него под странным углом, снизу, отчего его нос выглядит огромным. — Одну минуту, — говорит он и начинает насвистывать какую-то мелодию. А потом я понимаю, что это не какая-то мелодия, а саундтрек из его любимого сериала — «Возвращение в космос». Выходит, что я могу помнить такие незначительные детали, как музыка из сериала, до которого мне нет дела, но не могу вспомнить, как была влюблена в Трея. В этом нет никакого смысла. Зачем кому-то стирать мои воспоминания о нём? Зачем кому-то могло понадобиться, чтобы я забыла его? — Кажется, у меня что-то есть, — сообщает Чез. — Я получил доступ к базе данных, она состоит из множества чисел. Ноль-три, тринадцать, двадцать один, двадцать… — он продолжает перечислять. — Чез, можешь скинуть файл мне? — перебивает Зейн. — На какой аккаунт? — Zaneryder в «Мэтч 360», — Зейн вновь садится за стол и щёлкает что-то на экране, пока не открывает файл, который прислал ему Чез. И правда: это просто бесконечные ряды чисел. Зейн смотрит на компьютер и бормочет: — Нет, это не числа, а даты, — поднимая глаза на меня, он поясняет: — Это даты. Ноль-три — это март, тринадцать — число месяца, двадцать один двадцать — это год. — А ты прав, — соглашается Чез, в его голосе звучит азарт. — Не отключайтесь. Я попробую установить связь между этими датами. Посмотрим, к чему это нас приведёт. Следующие пару минут мы слушаем, как Чез клацает мышкой и клавиатурой, как вдруг он торжественно объявляет: — Я понял. У всех этих дат есть кое-что общее. Все бомбардировки, организованные «Гранью», совершались через день или два. — Ну, это странно… — начинаю я. — Сиенна, ты же понимаешь, что это значит, да? — продолжает Чез, его голос повысился на несколько октав от восторга. — Это значит, что на этих чипах содержатся даты, когда малолетних преступников переводили из тюрьмы в лабораторию «Хромо 120». Я разворачиваю линк так, чтобы видеть лицо Чеза. — О чём ты говоришь? Откуда у тебя информация о бомбардировках «Грани»? Чез замирает, уставившись на меня. — Сиенна, с тобой всё хорошо? Зейн прочищает горло и говорит: — С Сиенной… кое-что произошло. Часть её воспоминаний были искажены, но мы работаем над тем, чтобы восстановить их. — Искажены? — переспрашивает Чез на самых высоких нотах, на какие только способен. — Как у Трея? — напряжённое молчание. — О боже правый, ну и вляпались же мы. — Всё будет в порядке, — успокаивает его Зейн. — Но можешь рассказать мне побольше об этой корреляции между диверсиями «Грани» и несовершеннолетними заключёнными? Сиенна уже упоминала об этом раньше. Чез замолкает. — Откуда мне знать, можно ли тебе доверять? Насколько я знаю, ты один из тех, кто проводит эксперименты на этих бедных детях. — Ты можешь ему доверять, — вмешиваюсь я. Это же Зейн. Конечно же, ему можно доверять. К тому же мне и самой интересно, как это связано между собой. Чез колеблется, а затем вздыхает. — Когда до «Грани» доносятся слухи, что какого-нибудь подростка перевозят из колонии для несовершеннолетних в одну из лабораторий мистера Райдера, они взрывают какое-нибудь здание в другой части города. Это такой отвлекающий манёвр. В это же время, пока силовики заняты устранением последствий взрыва, «граневцы» извлекают заключённых из лабораторий. Даже если сработает сигнализация, силовикам понадобится время, чтобы доехать. Зейн тихо присвистывает. — Неплохо продуманный план. Я всё ещё пытаюсь осознать слова Чеза. Если это правда, тогда «Грань» — вовсе никакая не террористическая организация, а группа спасения. И тогда Трей — не бандит, а герой. Может ли это быть правдой? Поэтому я влюбилась в него? Из-за его желания помогать другим? В моей голове внезапно всплывает картинка. Всполохи пламени, взмывающие ввысь, к небу. Жар, опаляющий лицо. Жёсткий пол подо мной. Как будто… я была там. И вот же странно: хоть я и слышу про это в первый раз в жизни, глубоко внутри я понимаю, что уже это знаю. Я чувствую правду, рвущуюся изнутри, и пытаюсь ухватиться за что-то, что имело бы смысл. — Почему эти даты спрятаны за ящиком в кабинете твоего отца? — спрашиваю я Зейна. — Я не знаю. Правда, не знаю, — Зейн замолкает на мгновение. — Помнишь, я спросил его о несовершеннолетних заключённых и он всё отрицал? Качаю головой. Увы, не помню. — Ну, конечно, нет, — стонет Зейн. — Тогда это ещё одно подтверждение тому, что он лгал. — Думаешь, это он спрятал там чипы? — спрашиваю я. — Зачем ему это? — Может, чтобы избавиться от доказательств своей причастности? — предполагает Зейн. Он поднимается на ноги и матерится. — Этому человеку нельзя доверять. Каждое его слово — ложь. Меня уже тошнит от этого. Я кладу руку ему на плечо, и чувствую, как напряжены его мышцы. — Знаю, мне жаль. Но сейчас нам лучше сосредоточиться на том, зачем мы здесь. Нам всё ещё нужно найти этот рентгеновский аппарат. — Сиенна, — доносится голос Чеза со стола, где я оставила свой линк. — Если я вам больше не нужен, то я пойду смотреть десятый сезон «Возвращения в космос». Просто звякни мне, если ещё что-нибудь понадобится. Со щелчком он отключается. Зейн судорожно выдыхает и криво улыбается. — Не это я ожидал найти, когда решил обыскать кабинет отца, — говорит он. — Я ведь хотел ему поверить. Хотел поверить, что он изменился, — он качает головой. — Это было глупо. — Мне знакомо это чувство. Мой папа лгал мне всю мою жизнь. Это отстой. Я понимаю тебя. Зейн кивает и отворачивается, возобновляя свои поиски в чулане в дальней части комнаты. Я осторожно заворачиваю чипы в защитную плёнку и возвращаю их на место к задней стенке стола. На этот раз ящик легко задвигается. Я как раз собираюсь продолжить поиски по левую руку от себя, как вдруг Зейн восклицает: — Нашёл! Я спешу к чулану, забитому различными пиджаками и запасными парами мужских туфель, а ещё там есть сейф и комод. Зейн показывает мне аппарат с белым экраном, который он держит обеими руками. — Это Дженекс. Последняя разработка в сфере рентгеновского излучения. — Ты собираешься использовать это, чтобы посмотреть, есть ли у меня что-то в затылке? — Именно, — Зейн указывает на стол. — Присаживайся, я сейчас взгляну. Я как раз собираюсь сесть за стол, как дверь кабинета распахивается. В дверном проёме стоит Стил. Он скрещивает руки на широкой груди. — Тебе стоило предупредить меня о своём приезде, Зейн, — говорит он, глядя на нас свысока. Я замечаю, что Зейн прячет Дженекс за своей спиной, распрямляя плечи. — У меня есть такое же право находиться здесь, что и у тебя, Стил, — ровно отвечает Зейн. — В кабинете нашего отца? Щека Зейна дёргается. — Однажды это будет мой кабинет. Стил прищуривает глаза, переводя взгляд на меня. — Это семейное дело. Будь добра… — Что бы ты ни хотел сказать мне, — перебивает его Зейн, — ты можешь сказать при ней. Стил и Зейн сверлят друг друга взглядами целую минуту, после чего Стил, наконец, произносит: — Не забудь закрыть за собой дверь. И через мгновение он уходит. Проверив, что всё в кабинете осталось, как было, мы выносим Дженекс из здания. Солан всё ещё стоит на входе и вежливо кивает, когда мы проходим мимо. — Всего вам доброго, мистер Райдер, — громко произносит он. — И тебе, Солан, — отвечает Зейн и, когда мы отходим на несколько метров, тихо добавляет: — Предатель. Я подавляю смешок. Водитель Зейна ждёт нас на обочине. Как только мы с Зейном садимся назад, машина трогается с места, а Зейн достаёт из-за пояса Дженекс. Нежным движением он наклоняет мою голову вперёд, открывая заднюю часть шеи. — Давай посмотрим, — говорит он и отводит волосы в сторону. Его пальцы скользят по моей коже, посылая тысячи мурашек. — Прости. Руки, видимо, холодные. Я хочу сказать ему, что нет, его руки совсем не холодные, но затем слышу гудение устройства и прижимаю голову к своим коленям. Он уже собирается поднести аппарат к моей шее, как я выпрямляюсь. — Это точно безопасно? — Рентген? — Да, рентген. Там же не может быть никакого ожога или облучения, верно? Зейн усмехается. — В малых дозах это совершенно безопасно, как, например, микроволновка. Я бы не стал рекомендовать использовать его регулярно, но от одного раза ничего не будет, — он делает паузу. — Хорошо? Я киваю и вновь наклоняю голову, обхватывая руками колени. — Это займёт всего пару секунд. Замри… Готово, — он отстраняется от меня. — Теперь можешь выпрямиться. Я поднимаюсь слишком быстро, кровь тут же ударяет в голову. — Ну, и? — подначиваю я, вглядываясь в аппарат в его руках. Зейн хмурится, пытаясь рассмотреть изображение на экране. — Что-то определённо есть. Чип или ещё что-то… Вот, смотри, — он показывает мне рентгеновский снимок. Я вижу кости позвоночника и основание черепа, где виднеется маленькое тёмное пятно прямоугольной формы. — Это чип? — спрашиваю я. — Думаю, да. Тяжело сглатываю. Я не в восторге от того факта, что у меня в теле нечто чужеродное, влияющее на мой мозг, на все мои воспоминания. — Можешь вытащить? — Я? — Зейн слегка качает головой. — Нет. Лучше я не буду даже пытаться, — заметив разочарование на моём лице, он продолжает: — Но я знаю того, кто может. — Кто? — я знаю, что у Зейна есть связи, так что это меня не особо удивляет. — Я о нём тебе уже говорил. Это он помог мне вытащить тебя из ВИГа. — Ни за что. Я не вернусь в ту лабораторию, — скрещиваю руки на груди. — Этот тип, который похож на моего папу, это же он со мной сотворил. Чёрт побери, нет. — Клянусь, это другой. Он молод, мой ровесник. Мы вместе учились в универе. Я прикусываю нижнюю губу, обдумывая этот вариант. Мысль о добровольном возвращении в эту лабораторию пугает меня до дрожи в коленях. Стоит только вспомнить, как в горле застревает ком, не давая дышать. — Эй, — Зейн мягко берёт меня за подбородок. — Обещаю, я не дам тебя в обиду, — его глаза отражают теплоту и доброту. — Ты же не думаешь, что я бы предложил это, если бы хоть на секунду полагал, что там тебе могут причинить вред? Я смотрю в его глаза, эти генетически модифицированные глаза, которые напоминают мне шоколад, такие добрые, заботливые, и меня уносит. Я кружусь в этом вихре, и все мои страхи испаряются. Я хочу обругать его за то, что сделал меня слабой, неравнодушной. Но ещё больше я хочу обложить матом того, кто вживил в меня эту штуку. Если я когда-нибудь увижу этого типа, похожего на моего отца, он за это заплатит. — Ладно, — сдаюсь я. — Звони ему. Чем скорее я избавлюсь от этой штуки, тем лучше.***
— Идём, я хочу тебе кое-что показать, — говорит Зейн, когда мы вечером отдыхаем в мотеле… ну, насколько вообще можно отдыхать в комнате, где даже пола касаться не хочется, что уж говорить о диване или кровати. Он ждёт, пока я надену туфли, и берёт меня за руку, направляясь к двери. Его водитель уже ждёт нас на парковке снаружи. Там стоит ещё пара машин, указывая на то, что есть ещё немного таких сумасшедших, готовых остановиться в этом клоповнике. Зейн открывает мне дверь, и я забираюсь внутрь. В дороге я пытаюсь выпытать у него информацию о том, куда мы едем, но он только улыбается и сжимает мою ладонь. Мы оставляем гниющую часть города позади, направляясь в сторону побережья. Когда Джефф останавливает машину на набережной, я не могу сказать, что невероятно удивлена. Я говорила Зейну о своей безграничной любви к океану, ну, раз пятьдесят за последние два дня. Как только мы выходим из машины, Зейн переплетает наши пальцы. Я нервно смотрю на ладони, сжатые в замке. Ариан ночует у подруги на другом конце Рубекса, но всё же. Что если кто-то нас увидит? Все в Пасифике знают, что Зейн помолвлен с идеально подходящей ему девушкой. — Всё в порядке, — говорит он, будто прочитав мои мысли. Я улыбаюсь и сжимаю его ладонь, пока он ведёт меня по набережной. Ночной воздух прохладен, солнце уже давно село. Луна в третьей четверти сияет во всём своём великолепии. Улицы почти безлюдны, мы встречаем только нескольких прохожих, гуляющих в темноте. Инстинктивно я придвигаюсь ближе к Зейну, так близко, что мы почти как единое целое. Мы идём вдоль океана, пока не доходим до песчаного пляжа. Зейн снимает свою обувь и берёт в одну руку, я повторяю за ним. Песок немного прохладный. Зарываюсь ступнями глубже и вспоминаю, что делала так в детстве. Я помню, как ощущался песок меж пальцев ног, солёную воду на коже и как я просила папу закопать меня так, чтобы торчала одна только голова. Но ещё больше мне нравилось, когда папа делал мне русалочий хвост, и я представляла себя принцессой всех русалок. Большой палец Зейна поглаживает кругами тыльную сторону моей ладони, пока мы идём вдоль края воды. Вода холодная — вот такой он, океан Пасифики, даже летом. Запах соли и водорослей ощущается в воздухе, и лёгкий бриз раздувает мои волосы у шеи. — Так что ты хотел мне показать? — бормочу я, после того как мы уже некоторое идём в тишине. — Почти пришли. Мы останавливаемся где-то посреди пляжа, и Зейн говорит мне сесть на песок, сам устраивается рядом. Наши плечи и колени соприкасаются. — А теперь, — говорит он, — посмотри наверх. Когда я поднимаю глаза к небу, то вижу миллион звёзд, сверкающих над нами. Почему-то это напоминает мне другую ночь, полную звёзд. Тёмная вода плавно танцует, лунный свет отражается на её поверхности. У меня дух захватывает от этой красоты. Когда я опускаю взгляд, то замечаю, что моя рука светится. — Что за?.. — я провожу пальцами другой руки по причудливому фиолетовому узору, который выглядит как спираль из бабочек. А на верхней части до плеча тянется цветочный узор. — Что это такое?! Зейн касается узора. — Это… татуировка «Грани», — его пальцы спускаются ниже по руке, и от этого прикосновения по коже пробегают мурашки. — А это ты сделала ради красоты. Слово «татуировка» всплывает в моей голове. Это моя декоративная татуировка. А ещё я помню величественный дуб. — У Трея тоже была тату. Зейн кивает. — Да. Дерево, которое символизирует лидерство и ещё что-то там. — Когда ты рассказываешь мне о «Грани», я начинаю вспоминать, — говорю я. — Может, если ты отвезёшь меня в их логово… — Ты имеешь в виду лагерь? — Точно. Лагерь. Может, если я его увижу, то вспомню ещё что-нибудь. Зейн колеблется, прежде чем ответить: — Мы не можем, Сиенна. — Почему нет? Всего час пути на скоростном поезде в Легас. Это не так уж и далеко… Зейн кладёт мне руку на бедро. — Мы не можем туда поехать, потому что его больше не существует. Там был взрыв… сбросили бомбы. Ты и другие «граневцы» едва выбрались. Ты тогда думала, что Трей погиб. Это как удар под дых. Воспоминания мелькнули в моей голове. Крики о помощи, жар огня, облизывающего мои обнажённые ноги, едкий дым… дым повсюду, такой густой, что ничего не разглядеть. И Трей, из груди которого торчала арматура. Чувство потери, такое всепоглощающее, что моё сердце вновь начинает болеть. Слёзы грозят политься из глаз, но я быстро моргаю, чтобы успокоиться. Картинки бледнеют, размываются, будто этого никогда не было, будто и не воспоминания вовсе, а скорее… что-то вроде снов. — Ты что-то вспомнила, да? — спрашивает Зейн, прерывая молчание. Я киваю. — Но лучше бы я этого не делала. Зейн берёт мои ладони в свои. — Я знаю, каким кошмаром обернулась для тебя та ночь. Мне всё ещё снится, как близок я был к тому, чтобы потерять тебя. — А где ты был? — спрашиваю, прокручивая в голове воспоминания о Зейне в МПЗ, когда мы спасали мою маму, и о Трее в лагере «Грани». — Меня не было в лагере. Когда ты сумела спастись, ты отправила мне сообщение. Хотела, чтобы я помог тебе вытащить маму из МПЗ. А там мы и узнали, что Трей ещё жив. И спасли его тоже. — Хотела бы я всё это вспомнить, — говорю я, глядя на тёмный океан, загипнотизированная размеренным плеском его волн. — У меня есть хорошая новость, — сообщает Зейн. — Я разговаривал с Грейнджером, тем самым моим знакомым. Он говорит, что может встретиться с нами завтра ночью. Зейн выводит узоры на песке между нами. — Так уже завтра ночью… — я не могу договорить. — Уже завтра ночью твои воспоминания должны будут к тебе вернуться. Я рассматриваю его лицо, пока он говорит это. То, как он избегает моего взгляда… То, как он сфокусирован на песке между его пальцев… — Эй, — я кладу ладонь на его руку, и его бицепс приходит в движение. Зейн разворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Неважно, что я вспомню, это не изменит моих чувств. Я имею в виду, к тебе. — Ты не можешь этого знать, — в его голосе звучит боль. — Но я знаю, что всё это время ты был рядом со мной. — Как друг, — горько говорит Зейн, отводя глаза. Я касаюсь его лица, заставляя его посмотреть на меня. И говорю самым мягким голосом, каким только умею: — Ты мне больше, чем друг, и думаю, ты это знаешь. Когда он смотрит мне прямо в глаза, я снова чувствую это безумное желание поцеловать его, как тогда, под дождём. Я уже почти ощущаю вкус его губ и запах его кожи. Внезапно я замечаю, что мы прижались друг к другу. Наши колени, наши бёдра, наши плечи касаются друг друга. Но это всё недостаточно близко. Зейн подаётся вперёд, будто бы читает мои мысли, и я наклоняюсь навстречу. Когда его губы касаются моих, от нас летят искры — ладно, не буквально, но каждая клеточка моей кожи трепещет. Это просто он и я, наши губы соприкасаются, наши сердца колотятся, наши руки скользят, изучая тела друг друга. И когда он кладёт меня на песок, я могу думать только о том, как сильно он мне нужен. И затем, внезапно, на меня накатывает чувство вины. Испытывала ли я то же самое к Трею? Эту потребность быть ближе, это желание, чтобы его руки оказались на моих бёдрах, его дыхание щекотало мою кожу, а его губы прижались к моим? Я не знаю. И из-за того, что я не знаю, я чувствую себя отвратительно. Я пытаюсь отогнать эти мысли в сторону и просто наслаждаться происходящим: Зейн нависает надо мной, его руки скользят по моей спине, в воздухе витает запах солёной воды и водорослей, рядом размеренно шумят волны, приливая к берегу и убегая обратно в океан. Но затем лицоТрея всплывает в моей голове, и я знаю, что это не просто мысль. Это воспоминание. Воспоминание о нас двоих, плавающих в лагуне, смеющихся. Его руки на моей талии, мои вокруг его шеи. Это кажется таким реальным, что у меня перехватывает дыхание. Как только я перестаю целовать Зейна, он понимает, что что-то не так. Он приподымается на локте и рассматривает меня. — Ты что-то вспомнила, да? — нерешительно спрашивает он. Кажется, я понимаю его сомнения. Если у меня такие сильные эмоции и воспоминания о Трее, то что же остаётся ему? Я сажусь и киваю, прижимая колени к груди. Он явно не хочет слышать о том, что пока мы целовались, я думала о Трее. — Воспоминания возвращаются ко мне урывками… — я замолкаю, выводя пальцем круги на песке. — О Трее? — его голос звучит напряжённо. Я поднимаю глаза и вижу, как у него на щеках играют желваки. — Да, — с запинкой отвечаю я. — Этого следовало ожидать, — он неотрывно смотрит на океан, его лицо ничего не выражает. Наступает неловкая тишина. Я хочу знать… нет, я должна знать, что между нами происходит. С Треем или без него, кто мы друг другу? Кем мы можем стать? Зейн помолвлен с другой девушкой, безумной красивой и вообще идеальной, тогда как я совсем нет. Я прочищаю горло. — Когда я тебя спросила, почему ты собираешься жениться на Ариан, ты ответил, что всё сложно, — наши глаза встречаются. — Ты любишь её? Он обдумывает мой вопрос некоторое время, перед тем как ответить: — Я хочу любить её. — Но? — Но я люблю другую. Мой пульс учащается. — Да? — Да, Сиенна, да, — его голос стал хриплым. — Ты не помнишь, но я уже говорил тебе, что я чувствую. Боль царапает моё горло. Я уже причиняла ему боль… Это видно по тому, как он держится, будто бы пытается защитить своё сердце, чтобы оно не разбилось вновь. — Я сделала тебе больно, — шепчу я. — Нет, ты сказала мне правду. То есть именно то, что мне нужно было услышать. — А теперь? Он вздыхает. — А что теперь? Мне хочется высказать всё, что я думаю, всё, что я чувствую. — Мне кажется, между нами пропасть. С одной стороны Ариан тянет тебя, с другой — Трей тянет меня, — я придвигаюсь ближе к нему. — Но чего я не понимаю, так это есть ли мост между нами? Можем ли мы быть вместе? Зейн садится напротив меня, кладёт руки мне на плечи и смотрит в глаза. Я вижу в них отражение полумесяца — серебряная дуга, дрожащая на радужной оболочке. — Послушай, завтра ночью мы пойдём в лабораторию, Грейнджер исправит тебе память, и всё изменится. Ты изменишься. То, что ты чувствуешь ко мне, изменится. — Ты не можешь этого знать… — пытаюсь возразить, но Зейн прикладывает палец к моим губам. — Я знаю, потому что я знаю тебя. И я знаю, что ты любишь Трея. Я знаю, что ты не успокоишься, пока не вернёшь его назад. Тебе нужно только вспомнить. И хотя я их не звала, и хотя я ругаю их за то, что они появились, но слёзы всё равно заполняют мои глаза. — Но что если я не хочу вспоминать? — шепчу я. Большой палец Зейна скользит по моей щеке, вытирая слёзы. — Это будет нечестно по отношению к тебе. Или к Трею. — А эта ночь? Уголок губ Зейна дёргается в улыбке, и я могу думать только о том, как я хочу его поцеловать. И целовать, и целовать, пока не побледнеет луна и не взойдёт солнце. Целовать так долго, чтобы мне никогда не пришлось прощаться. — А эта ночь только наша.20. СИЕННА
Труба — это подводный проход цилиндрической формы, сделанный почти полностью из прозрачного органического стекла. Она напоминает мне о старом аквариуме, в который каждый год мы ходили всем классом, чтобы посмотреть на акул, скатов, рыб фугу — от всех этих существ нас отделяло только тонкое прозрачное стекло вдоль прохода. Уже прошли сутки, и мы направляемся на встречу с Грейнджером, но прежде чем попасть в трубу, нам нужно миновать ночную охрану. Использовать лодку в темноте слишком опасно. Там под водой какие-то шипы, расположенные через каждые полметра в радиусе ста метров от здания. Их очень сложно разглядеть днём и совершенно невозможно ночью. Их используют специально, чтобы отпугнуть людей вроде нас, желающих проникнуть тайком внутрь. К счастью, у нас есть план местности, но для его воплощения необходимо прибегнуть к одной хитрости. Грейнджер предупредил, что для того, чтобы попасть в трубу, нам понадобится скан сетчатки и отпечаток пальца. Чтобы обойти эти меры безопасности, он послал нам микрочип, который нужно вставить в заднюю часть устройства и загрузить новые данные. Если это не сработает, нас с Зейном арестуют за попытку незаконного проникновения в правительственное учреждение. Охранник — молодой парень, лет двадцати пяти на вид, с небрежной щетиной на лице. Он стоит, вытянувшись по струнке, перед закрытым входом в трубу, одной рукой слегка придерживая свою винтовку М16. Он замечает нас, когда мы подходим к нему. Настало время привести план в действие. — У тебя пропуск с собой? — спрашивает Зейн, достаточно громко, чтобы охранник услышал. — Да должен быть, вечно я всё теряю в этом бардаке, — я снимаю огромную дамскую сумку с плеча и роюсь внутри. Между делом я как бы случайно роняю кошелёк, содержимое которого разлетается по земле. Бальзам для губ в форме клубнички катится прямо к ноге охранника. — Я такая неловкая, — бормочу, наклоняясь, чтобы собрать свои вещи обратно в сумку. Ручки, жвачка, помада, монетки, заколка для волос. Охранник попадается на приманку. Сняв оружие, он приседает рядом и помогает собрать то, что упало рядом с ним. — Я нашёл ваш пропуск, — говорит он, протягивая прямоугольную белую карточку, которую передал нам Грейнджер. — Спасибо вам большое, — отвечаю я, забирая пропуск. Мне не нужно смотреть на Зейна, чтобы знать, что он делает. Пока я отвлекаю охранника, он вставляет чип в заднюю часть сканера. — Вроде бы всё, — охранник поднимается на ноги и протягивает мне то, что собрал. Я забираю свои вещи и ещё раз его благодарю, запихивая всё в свою необъятную сумку. — Простите за этот бардак, — неловко бормочу я, поднимая на него деланно-застенчивый взгляд. — Так мило с вашей стороны помочь мне. Он улыбается в ответ. — Всё в порядке. Был рад помочь, — и он оглядывается на Зейна, ждущего меня у раздвижных стеклянных дверей. Я щурюсь на Зейна. — Спасибо, что помог, — явный сарказм с моей стороны. Зейн пожимает плечами. — Похоже, тебе не нужна была моя помощь, — его взгляд метнулся к охраннику, явно выражая недовольство. Упираю свободную руку в бок. — Он поступил как джентльмен, в отличие от некоторых. Зейн раздражённо — и очень убедительно — качает головой. — Сколько раз я тебе говорил, что мне не нравится, когда ты флиртуешь с каждым встречным? — Я не флиртовала, — возражаю я. Охранник прочищает горло, чувствуя себя не в своей тарелке. — Ты постоянно флиртуешь, Магда, — Магда? Я не знала, что мы ещё и имена меняем. — Тут случайно прикоснулась, там кокетливо рассмеялась. Ты совсем себя не контролируешь. Я напряглась всем телом. — Я. Не. Флиртовала, — грозно говорю я, понизив голос. Охранник вмешивается. — Слушай, приятель, это была просто вежливость. Я не претендую на твою девушку. Если вы в лабораторию, то заходите. Если нет, идите мимо. Бросив Зейну торжествующий взгляд, я широко улыбнулась охраннику. — Конечно, вот мой пропуск, — я достаю карточку и направляюсь к серому сканеру слева от стеклянных дверей, на поверхности которых выгравированы рельефные завитки. — Ну вот, опять флиртуешь, — бормочет Зейн. Он достаёт из кармана свой пропуск и проводит им. Сканер пищит, говоря о готовности к следующему этапу проверки. Наклонившись, Зейн широко раскрывает глаза, пока тонкий лазер сканирует его сетчатку. Новый писк, и затем на экране загорается зелёный свет. После этого Зейн прикладывает палец, сканер светится красным, затухает, а затем ещё один писк и зелёный свет. Стеклянные двери открываются. Сердце колотится в груди. Моя очередь. Пропуск срабатывает, я подаюсь вперёд, чтобы просканировать глаза и случайно задеваю сканер. Он издаёт противный звук, на экране появляется красный крестик. Бисеринки пота стекают по моей шее, я пытаюсь успокоить дыхание. Наверное, это просто сбой. Я решаю попробовать снова. Ещё раз сканирую сетчатку, но опять тот же звук и красный значок «Х». — Что-то не так? — спрашивает охранник, внезапно оказавшийся рядом. — Я… Наверное, это из-за контактных линз, — я делаю вид, что пытаюсь достать что-то из глаза. — Они новые. Охранник кивает. — Да, такое случается постоянно. Давайте я. Он вводит набор цифр на клавиатуре — скорее всего, чтобы стереть данные моего пропуска, — и затем прикладывает собственную карточку, которую он достал из внутреннего кармана чёрного пиджака. Затем он наклоняется, чтобы просканировать сетчатку, я быстро протягиваю руку к сканеру, пытаясь нащупать микрочип. Мои пальцы скользят по гладкой поверхности, пока не находят тонкий разъём, в который вставлен чип. И теперь я понимаю, в чём возникла проблема. Когда я задела сканер, чип, видимо, сместился и отключился от системы. Я закидываю чип в сумку, пока охранник выпрямляется и прикладывает палец к экрану. — Доступ разрешён, — произносит компьютерный голос. — Спасибо, — благодарно улыбаюсь я, когда стеклянные двери разъезжаются в стороны. — Да не за что, — отвечает он. — Надеюсь, у вас не возникнет с ним проблем из-за меня. Они кивком указывает в сторону Зейна, ждущего по ту сторону дверей. — Не обращайте на него внимания, — говорю я. — Он просто тот ещё ревнивец. Закинув сумку на плечо, я пробегаю через стеклянные двери, пока они не успели закрыться. Как только я оказываюсь внутри с Зейном, моё сердцебиение возвращается в норму. — Почему так долго? — шепчет он, глядя на то, как двери закрываются за мной. Из-за рельефного рисунка на стекле через них невозможно ничего разглядеть. — Скан не сработал. Чип, судя по всему, отсоединился. К счастью, охранник пустил меня по своему пропуску. Зейн одобрительно кивает. — Тебе удалось его умаслить. — Похоже на то. Зейн посмотрел на свой линк. — Нам надо спешить. Мы уже опаздываем на десять минут. Будет плохо, если Грейнджер уйдёт, — развернувшись в сторону прохода, Зейн добавляет: — Может, тебе пойти первой? Тогда в случае чего ты, по крайней мере, сможешь прорваться вперёд. Мы оказываемся перед стеной с кучей лифтов. Зейн нажимает на кнопку ближайшего, и когда тот открывается, внутри оказывается пространство, совсем непохожее на лифт. Это шар из органического стекла диаметром чуть больше человеческого роста с крошечными дырочками для воздуха. В центре его два сиденья с ремнями. — Похоже, мы можем поехать вместе. Зейн впускает меня первой и занимает место рядом, закрывая за собой люк. Эта штука напоминает мне прогулочный шар для домашних грызунов. И хотя я ожидала, что здесь будет пахнуть потом, на самом деле здесь как в больнице. Мы движемся по трубе. Я сжимаю подлокотники, когда мы погружаемся в океан. Я чувствую давление в ушах, зеваю и слышу приглушённый хлопок. Как только движение начинается по прямой, мы набираем скорость. Так странно находится под водой океана ночью. Знать, что все эти рыбы и прочие водные существа находятся на расстоянии вытянутой руки, и нас разделяют только две тонкие стенки — шара и трубы. Я рада, что сейчас темно и ничего не видно, в том числе и всех обитателей океана. Шар замедляется, приближаясь к зоне высадки на другой стороне. — Кстати, ты отлично сыграла свою роль, — внезапно говорит Зейн. — Ты тоже был неплох. Зейн улыбается мне. — Я просто подыгрывал тебе. Добравшись до зоны высадки, мы слышим щелчок, когда сфера состыкуется с платформой. Люк открывается, и мы с Зейном выбираемся через двери. Нас тут же встречает парень в серой рубашке на пуговицах, широких брюках и лабораторном халате. Очевидно, Зейн его знает. Странно, но что-то в нём кажется мне знакомым. Я рассматриваю его невыразительные черты лица и каштановые волосы. У меня такое чувство, будто я его уже где-то видела… Причём совсем недавно. И вдруг меня озаряет. Тот самый парень, который хотел сесть со мной в поезде. Он сразу меня узнал, я вижу это по его глазам, по тому, как он смущённо отводит взгляд. К счастью, когда Зейн представляет нас друг другу, он делает вид, что мы никогда не встречались, и я поступаю также. Мы пожимаем руки, и я про себя отмечаю, какая мягкая у него кожа — он почти не занимается физическим трудом, проводя всё своё время в лаборатории. Он ведёт нас по коридору мимо закрытых дверей и лабораторий с выключенным светом. Мы останавливаемся у двери с табличкой «Брайан Филлипс, ведущий генетик». — Это кабинет моего начальника, — объясняет он. — Если мы вернём всё на свои места, перед тем как уйти, то он никогда ничего не узнает. Я захожу в помещение и оглядываюсь вокруг. Здесь есть несколько компьютеров на столе у дальней стены и пара столов поближе, с бумагами и лабораторным оборудованием, но главным образом моё внимание привлекает стол для обследования. Рядом с ним стоит кресло, как у стоматолога, с вращающимися картинками на проекторе, прямо как тот, к которому была подключена моя мать в МПЗ. Подходя к этому креслу, я спрашиваю: — Зачем вам это? — Это последнее изобретение доктора Филлипса. Я разворачиваюсь к нему лицом. — И что это такое? Грейнджер неловко переминается с ноги на ногу. — Я не вправе говорить об этом. Я скрещиваю руки на груди. — Вот как, а что оно делает? Он колеблется. — Я… Об этом я тоже не могу рассказывать. Я делаю несколько шагов к нему. — Оно меняет воспоминания, да? Заставляет поверить, что ты кто-то другой, верно? Грейнджер открывает и закрывает рот, как рыба без воды. — Да, но… Как ты узнала? Это устройство ещё в процессе разработки. Всего несколько человек знают о ней. — Потому что мою маму подключали к этой штуковине. В правительственном здании в Легасе. — Но это невозможно, — говорит Грейнджер, мотая головой. — Мы применяем её только на добровольцах с серьёзными психологическими травмами, которые сами хотят изменить свои воспоминания, чтобы вернуться к нормальной жизни. Я думаю о своей маме. Доброволец? Черта с два. Да, события прошлого года стали серьёзным испытанием для её психики, но она никогда не выказывала желания стереть себе память. — Ну, кто-то использует такие машины на людях, не спрашивая их разрешения. Советую разобраться в этом деле, — я осматриваю гладкую поверхность вращающегося устройства. — Тебе не кажется, что вы возомнили себя богами? Его губы изгибаются в полуулыбке. — Богами? Нет, вовсе нет. Я рассматриваю это как возможность помогать людям, делать их жизнь лучше. — Для этого твой начальник изменил мне память? Чтобы сделать мою жизнь лучше? — под конец мой голос срывается на высокие ноты. — Послушай, — говорит он. — Мне жаль, что доктор Филлипс сделал это с тобой, но он был уверен, что ты добровольно вызвалась на участие в эксперименте. Он бы никогда не навредил тебе умышленно. Он не такой человек. Я отворачиваюсь и обхожу кабинет. Все три компьютера выключены, но я замечаю кое-что рядом с одним из них. Я останавливаюсь и беру в руки фотографию в рамке. На ней изображён мужчина с проседью и красивая женщина с ослепительной улыбкой. Моё горло сдавливает невидимая рука. — Кто это? — выдавливаю я. — Это доктор Филлипс и его девушка. Я смотрю на фотографию, уверенная, что я что-то напутала. Я пытаюсь найти хоть одну причину, что может быть со мной не так на этот раз, но не нахожу. В моём организме нет никаких наркотиков, у меня не может быть галлюцинаций, я не чувствую головокружения, нет ни расплывчатости, ни тёмных пятен, ничего. Только ясное понимание и отказ верить своим глазам. Потому что на фотографии, вне всяких сомнений, изображён мой отец.21. СИЕННА
Когда мне было пять лет, родители взяли меня с собой на ярмарку. Я отчётливо помню тот день, потому что когда мы были там, посреди всех этих палаток с едой и петляющих дорожек, я отстала и потерялась. Я всё ещё помню тот ужас, который тогда испытала. Все вокруг были такими высокими, и я не видела ничего, кроме множества ног. После безумных, отчаянных поисков, я, с глазами, полными слёз, наконец, нашла, как мне казалось, своего папу. Со спины он выглядел в точности как он — те же тёмные волосы, те же штаны, даже обувь такая же. Но когда я вцепилась в его ноги, мужчина обернулся, нахмурившись. Это был не мой отец. Я, пятилетний ребёнок, была так растеряна. Как кто-то настолько похожий на папу может не быть им? И если это не мой папа, то где же он? И вот смотрю я на эту фотографию, и вновь чувствую себя как та девочка на ярмарке — маленькой, потерянной, сбитой с толку. Этот человек похож на моего отца как две капли воды, но это ведь просто невозможно. Он уже год как мёртв. — Сиенна? Ты в порядке? — спрашивает Зейн. Он оказался рядом со мной, забирая фотографию из моих пальцев. — А? — я тупо смотрю на него, в голове пустота. Зейн опускает взгляд на фото. — Ты его знаешь? — Я была права. Он… — запинаюсь и оглядываюсь на Грейнджера, но тот стоит слишком далеко, чтобы услышать, и занят тем, что готовит оборудование для извлечения чипа. — Это мой отец, — шепчу я. Зейн переводит взгляд с меня на фотографию в своей руке. — Такого не может быть. — Может. Это он. Зейн мотает головой, не в силах поверить. — Так это он тогда… — Да. — Он сделал это с тобой? Киваю. Грейнджер прочищает горло. — Всё в порядке? Развернувшись к нему лицом, я спрашиваю: — Как давно мой… то есть, доктор Филлипс работает здесь? Грейнджер задумчиво трёт лоб. — Не уверен. Он взял меня на работу, когда я оканчивал университет, то есть почти два года назад. Мне всегда казалось, что он здесь уже целую вечность, потому что знает буквально всё. А что? Это было до того, как погиб мой папа. Как это возможно? — Ничего, — лгу я. — Показалось, что знаю его, но оказалось, что нет. Зейн бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я не обращаю на него внимания. — Мне сюда? — спрашиваю я, забираясь на операционный стол. — Да, отлично. Сейчас я всё подготовлю, и мы начнём, — я смотрю, как Грейнджер кружит по кабинету, открывая шкафчики и ящики, собирая оборудование и выкладывая всё на металлический столик на колёсиках. Зейн спрашивает его, есть ли здесь туалет. Как только он выходит, Грейнджер разворачивается ко мне. — Это Зейн был с тобой тогда на поезде? — Так ты меня помнишь? — мои щёки вспыхивают. Он кивает. — Ничего не понимаю. Я думал, что Зейн помолвлен с Ариан Стрэтфорд, той девушкой-гемом. — Так и есть, — говорю я. — Но у нас… всё сложно. Грейнджер вскинул брови. — И нет, Зейна не было со мной на том поезде. Никого со мной не было, — по глазам Грейнджера я вижу, как его это задело. — Слушай, прости, что соврала тогда. На самом деле я просто хотела побыть одна. Он не отрывает глаз от трубки в своих руках. — Я могу это понять. Прости, что я так повёл себя. Ты просто… напомнила мне кое-кого. — Кого? Он медлит с ответом. — Мою сестру. Не успевает он сказать ещё что-нибудь, как возвращается Зейн. Грейнджер молча кивает мне, как бы подтверждая, что наша прошлая встреча так и останется втайне, и затем продолжает подготовку к операции. — Что именно ты собираешься сделать? — спрашивает Зейн, когда Грейнджер достаёт длинную иглу. — Использую наркоз, чтобы можно было сделать надрез и извлечь чип. Как только я достану его, воспоминания должны будут вернуться. — И всё? Ты просто достанешь чип, и я стану такой, как раньше? — По сути, да, — отвечает Грейнджер, раскручивая провода капельницы. Зейн шагнул ближе. — Ты уже делал это раньше? — Типа того. — Мне не нравится такой ответ, — бормочет Зейн. — Слушай, я много раз присутствовал на операциях по вживлению чипа и даже проводил парочку сам. — Но? — Но я ни разу не извлекал чип. Я видел, как это делает доктор Филлипс. Один раз, — он взмахивает руками. — Мало кто хочет вернуть стёртые воспоминания. В горле пересыхает. Я собираюсь лечь под нож. Интерн, даже не врач, будет проводить операцию с моим мозгом, которая может вернуть, а может и не вернуть мои воспоминания. Чем я только думала, когда соглашалась на это? Зейн смотрит на меня, на его лице играют желваки — признак сильной тревоги. — Ты можешь мне гарантировать, что Сиенна будет в порядке? Грейнджер наклоняет голову вбок, обдумывая вопрос Зейна. — Я на девяносто процентов уверен, что операция пройдёт успешно: Сиенна будет прекрасно себя чувствовать, воспоминания вернутся в целости и сохранности, мозг будет функционировать как обычно. Мышцы лица вновь дёрнулись. — А оставшиеся десять процентов? — Ну… — Грейнджер замолкает, поджимая губы. — Всегда есть риск повредить мозг. Кабинет слегка вращается, и я хватаюсь за край стола. Повредить мозг? Я уже собираюсь сказать Зейну, что оно того не стоит, что я лучше проживу без воспоминаний, чем без мозга, но Зейн оглядывается на меня и говорит: — Думаю, стоит рискнуть. — Ты серьёзно? — мой голос срывается на высокие ноты. Зейн пересекает кабинет и кладёт ладонь мне на спину. Наклонившись, он тихо говорит мне на ухо, опаляя дыханием мою щеку. — Всё будет хорошо. Это небольшой риск. Я буду рядом от начала и до конца. Я смотрю на него и киваю. По какой-то причине тот факт, что Зейн будет здесь, отчасти помогает побороть мои страхи, будто если что-то пойдёт не так, он как по волшебству сможет исправить это. Хотя мысль, конечно, нелепая. Сделав глубокий вдох, я ложусь на операционный стол. — Давайте приступим. Зейн берёт меня за руку, сжимая её, пока Грейнджер подкатывает столик с инструментами. Он вкалывает мне в руку иглу, подключая к капельнице. Зейн убирает волосы с моего лица и шепчет: — С тобой всё будет хорошо. Грейнджер прикладывает к моему лицу кислородную маску, и я чувствую, как начинаю засыпать. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Зейна из-под полуопущенных век. Они такие тяжёлые, такие тяжёлые… Не знаю, как долго ещё смогу держать их открытыми. — Ты очень красивый, знаешь, да? — говорю я, улыбаясь. Я слышу сдавленный смешок. Зейн улыбается мне. — Спасибо. Ты тоже. Я хочу сказать что-то ещё. Какое-то слово уже готово сорваться с моего языка, но я его теряю. Слово, не язык. Язык пока ещё на месте. Вроде бы. Но будет ли он там, когда я очнусь?***
Ноющая боль поднимается со спины к шее и разливается в голове. Не знала, что мозг может болеть, но я ясно ощущаю непрекращающуюся боль, пронизывающую нервные окончания, пульсирующую в затылке. Я обвожу языком внутреннюю сторону дёсен. Да, он ещё на месте. Лицо Зейна — это первое, что я вижу. Но опять же, не знаю, чего ещё я ждала. Раздаётся тихий писк — кардиомонитор? — и в воздухе витает сладковатый привкус крови. Зейн обеспокоенно нависает надо мной. — Привет, — хриплю я. Он улыбается, тревога в его глазах рассеивается. — И тебе привет. — Уже всё? — Да. Ты отлично справилась. — Так мои… мои воспоминания уже на месте? Голос Грейнджера вклинивается в наш разговор, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, как бы больно мне ни было от этого движения. — Это может занять несколько часов, пока все синапсы не восстановятся. Но да, я извлёк этот чип. Операция прошла успешно. Воспоминания должны вернуться к утру. — У нас получилось, — шепчет Зейн. — Что-нибудь болит? — спрашивает Грейнджер. Я киваю и морщусь. Поднимая руку, в которую вколота игла, я ощупываю затылок. Там большой пластырь, и волосы немного сбриты. — Прости, — извиняется Грейнджер, подходя к столу, — мне пришлось сбрить немного волос, чтобы можно было проводить операцию. Не представляю, как доктор Филлипс обошёлся без этого. Но это место легко скрыть остальными волосами, да и скоро отрастут. Что касается болезненных ощущений, то всё пройдёт в ближайшее время, хотя голова может ещё побаливать несколько дней. Любых обезболивающих, отпускаемых без рецепта, будет достаточно, — на последний словах он переводит взгляд на Зейна, и тот кивает. — Сколько займёт восстановление? — спрашивает Зейн. Грейнджер смотрит на часы на противоположной стене. — Я бы сказал, что она сможет пойти через несколько часов. Если верить часам, время уже час ночи. Я протягиваю руку, пытаясь дотянуться до Грейнджера. — Спасибо тебе большое, спасибо, — невнятно бормочу я. Мои веки слишком тяжёлые. — Могу я ещё поспать? Я закрываю глаза. Голос Грейнджера звучит будто издалека, приглушённо и размыто: — Действие анестезии ещё не прошло, — поясняет он. — И когда оно пройдёт? — спрашивает Зейн. Но почему это звучит так, будто он сейчас где-то в коридоре, а не рядом со мной? — Через пару часов, наверное. Это индивидуально. Она может быть более восприимчивой. Наступает тишина. Может, Зейн тоже заснул? Но затем он отвечает своим обволакивающим голосом: — Во сколько люди начнут приходить утром? Люди? Какие ещё люди? — Если вы успеете уйти до семи, то всё будет в порядке, — говорит Грейнджер, и его голос звучит так, будто он сейчас под водой. Я едва разбираю слова. Не уверена, куда они собрались, но знаю, куда пойду я — в царство сна. Мой разум уплывает, их приглушённая беседа убаюкивает меня, как волны в океане. Вперёд-назад, громко-тихо, тяжело-легко…***
— Сиенна, просыпайся, — будит меня чей-то голос, и затем осторожно встряхивает. — Пора вставать. Мои веки свинцовые, но я всё же пытаюсь их поднять. В отчаянной попытке открыть глаза, я помогаю себе пальцами. Зейн смотрит на меня, на его лице написан страх. — Нам нужно уходить. Сейчас же, — он оглядывается назад, выпаливая: — Прости, я заснул. Сотрудники уже приходят. Если тебя увидит доктор Филлипс… — он не договаривает и кладёт руку мне на спину, помогая принять сидячее положение. В голове немного проясняется, и к счастью, боль почти прошла. Веки уже поднимаются сами. Я не сопротивляюсь, когда Зейн поднимает меня со стола. Я обуваюсь, Зейн помогает завязать шнурки, я осторожно кручу головой по сторонам, растягивая мышцы деревянной шеи. — Аккуратно, — предупреждает Зейн, — не порви швы. Взяв за руку, он выводит меня из лаборатории. Недовольный Грейнджер стоит в коридоре. — Я же сказал вам уйти до семи, — шипит он. — Я вырубился, — резко отвечает Зейн. — Ты мог бы прийти и проверить. — Я был по уши занят исследованиями, — надувается Грейнджер. — Поспешите. Я доведу вас до трубы, дальше вы сами. Крепко обхватив меня одной рукой за талию, Зейн помогает мне пройти этот лабиринт из коридоров, ведущий к стене с лифтами. Я держу голову опущенной, отчасти потому что она слишком тяжёлая и отчасти потому что не хочу быть узнанной. Коридор заполнился нескончаемым потоком людей в деловой одежде и медицинских халатах. Мы уже почти добрались до трубы, как меня останавливает голос. — Сиенна? Я цепенею. Голос, знакомый до боли. Боли намного глубже и сильнее, чем та, что сейчас у меня в голове. Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с голубыми, как два океана, глазами Трея. Он одет в строгий костюм и держит в руке портфель. У него широкие плечи и глаза такие же тёмные, как я помню, и ямочка на подбородке так явно выражена, что мне кажется, можно палец приставить и больше не вытащить. Выпрямляясь, как будто у меня всё хорошо, я робко ему улыбаюсь. Надеюсь только, он не заметит капельки крови на моей футболке. — Привет, Трей, как дела? По нему видно, что он пытается осмыслить происходящее. — Что ты… что ты здесь делаешь? — на его лице удивление сменяется растерянностью, а затем появляется… радость? Он рад видеть меня? — Она… эм… проходила собеседование, — встревает Грейнджер. — Как интерн. У доктора Филлипса. Я улыбаюсь и киваю, когда Трей смотрит на меня, ожидая подтверждения. Как же хорошо, что Грейнджер быстро соображает. Трей переводит взгляд на Зейна, отмечая, как тот придерживает меня за спину. — Ты тоже проходишь собеседование, Зейн? — Нет, — отвечает он. — Я здесь в роли группы поддержки. Я едва успеваю подавить смешок. Как иронично, он ведь буквально поддерживает меня в этот самый момент, не давая упасть. Трей чувствует себя неловко. Он прочищает горло. — Вижу, ты прислушался к моему совету, — обращается он к Зейну. Улыбка расплывается на лице Зейна. Такая широкая, что он напоминает мне кота, поймавшего канарейку. — Да, именно. Моё лицо вспыхивает, когда я понимаю, что речь идёт обо мне. Трей кивает и наклоняет голову. — Здорово, — он выдавливает улыбку, и вновь смотрит на меня. Под его взглядом сердце замирает на мгновение, перед тем как набрать пугающую скорость. — Береги себя, Сиенна. Может, ещё увидимся. Особенно если получишь работу. — Ага, наверное, — и хотя мне больно это говорить, я заставляю себя произнести: — Передай Рейни привет. Я прижимаюсь к Зейну, будто меня ни капельки не беспокоит, что мой бывший теперь помолвлен с другой девушкой. Он отводит взгляд. — Конечно, — он вежливо кивнул нам троим и пошёл дальше по коридору. Только когда он исчез из поля зрения, я поняла, что меня трясёт. И хотя я пытаюсь сдержаться, понимая, что этого делать не надо, я всё же оглядываюсь ему вслед. Он удаляется от нас, окружённый другими людьми, спешащими на работу, и только я собираюсь отвернуться, он бросает взгляд через плечо, и наши глаза встречаются. По мне будто прошлись разогретым утюгом: всё тело горит, с макушки до пят. Я резко разворачиваюсь, врезаясь в Зейна, чья рука всё ещё поддерживает меня. — Ты в порядке? — спрашивает он. — Да. Давай просто уйдём отсюда. Грейнджер использует свой пропуск, сканирует сетчатку и отпечаток пальца, чтобы открыть доступ в трубу. Как только мы с Зейном устраиваемся внутри, Грейнджер салютует, как военный. — Спасибо, Грейнджер. Я перед тобой в долгу, приятель, — говорит Зейн. — Да, спасибо, — эхом повторяю я. До этого я несколько минут молчала, потому что встреча с Треем пробудила чудовище, дремавшее внутри. Все мысли, чувства, воспоминания разом всплыли на поверхность, напоминая мне о том, что я потеряла. Боль в сердце вернулась. Я вспомнила лагуну, феникса на спине Трея, белый шрам у него на животе, который ему оставил кто-то из людей Дьявола. Вспомнила, как лежала в его постели в ту ночью, когда на лагерь сбросили бомбы. И хотя это здорово — вновь чувствовать себя целой, я бы хотела забыть это всё снова. Не знать вообще. Потому что с воспоминаниями пришла нескончаемая боль — тоска по тому, что было и чего никогда больше не будет. Может, неведение и вправду бывает благом. И единственное, за что я ещё держусь, что помогает мне оставаться на земле, держаться ровно и не улететь в небеса, где меня больше никто не видит, — это три слова: я люблю его. Я люблю его. Я люблю его.22. ЗЕЙН
Сиенна слишком слаба, чтобы стоять самой, поэтому, когда мы подъезжаем к мотелю, я беру её на руки и несу. Она утыкается головой в мою шею, прижимаясь носом к коже. Я уже почти подошёл к двери, как вдруг слышу визг шин, хлопок двери и знакомый голос, от которого у меня волосы встают дыбом. — Зейн? Что здесь происходит? Я медленно разворачиваюсь с Сиенной на руках. Ариан стоит посреди парковки мотеля, скрестив руки на груди. В её взгляде читается подозрение. — Ариан, что ты здесь делаешь? Сиенна приподнимает голову, услышав имя, и находит взглядом девушку, стоящую перед нами. — Я видела вас, — говорит Ариан ровным голосом. — Я завтракала с подругой в кафе, и увидела, как ты вместе с Сиенной выходишь из штаба ВИГ. Ты её чуть ли не тащил… И вообще, в последнее время ты стал таким скрытным, что я решила поехать за тобой, — она окинула взглядом мотель за нами, дверь с перевёрнутым номером. — Что ты здесь забыл? — А ты не помнишь? Я же сказал тебе, что в квартире сейчас ремонт, нам пришлось уехать. Ты написала, что остановишься у Венди, а мы с Сиенной поехали в отель. — Но почему здесь? — снова спрашивает она. — Я думала, вы будете в отеле «Виндзор» или «Уэстин-Вэлли-Инн». Я даже представить не могла, что вы остановитесь здесь. Сиенна неловко шевелится у меня в руках. — Слушай, Ариан, давай я занесу Сиенну внутрь и затем всё тебе объясню, ладно? Ариан воспринимает это предложение скептически, но кивает. Я иду с Сиенной к двери, открывая замок доисторическим ключом, и максимально осторожно кладу девушку на грязный диван. Она вздрагивает. Запах здесь убийственный, так что я не удивляюсь, когда Ариан, зашедшая за нами следом, морщит нос. Она окидывает взглядом эту пренеприятную комнату, задерживаясь на двуспальной кровати в центре. — Интересный выбор, — медленно начинает она, как будто пытается сложить паззл в голове. — Мы кладём между нами подушки, — подаёт голос Сиенна. — А, ну все семьи так делают, — бормочет Ариан. Щёки Сиенны краснеют. Ариан упирает руки в бока. — Так что вы делали в ВИГ? Что там произошло? — Это всё из-за меня, — говорит Сиенна, поднимая руку. — Я готовлю репортаж о… С меня хватит. Я больше этого не вынесу. Я устал скрываться, устал лгать. — Нет, — перебиваю её усталым голосом. — Больше никакой лжи. Сиенна открывает рот, как будто хочет возразить, но тут же закрывает. Я разворачиваюсь к Ариан, стоящей рядом с накренившимся комодом. — Ариан, ты должна кое-что знать, — я делаю паузу. — Сиенна — не моя кузина. И не журналист-фрилансер с заданием в столице. Глаза Ариан распахиваются, и я останавливаюсь, потому что не уверен, как далеко готов зайти. Но она должна знать. Я больше не могу это скрывать. И поэтому продолжаю: — И вопреки всему — несмотря на, что мы совсем разные и что я помолвлен с тобой, а она любит другого человека — я влюблён в неё. Рука Ариан взлетает ко рту, слёзы собираются на глазах и текут по щекам. — Ты лгал мне? — её голос тоненький, почти как у ребёнка. — Мне, правда, жаль, — говорю я. — Я никогда не хотел сделать тебе больно. Просто одна ложь повлекла другую, и вот уже всё вышло из-под контроля. — Как ты мог? — взвизгнула она. — Как ты мог сказать мне, что она твоя кузина? Как ты мог без зазрения совести быть с ней прямо у меня на глазах? Как ты мог привести её сюда и заниматься бог знает чем? — её кулаки сжались от злости. — Как тебе только наглости хватило, Зейн Райдер? — она делает шаг по направлению к Сиенне. — А ты… — выплёвывает она. — Да ты просто обычная шлюха, которая решила влезть в чужие отношения и разрушить самую идеальную пару в истории человечества. Она вновь перенаправила гнев на меня. — Ты же понимаешь, что теряешь всё из-за неё, да? Она никто. Даже не гем, наверно. Ты реально думаешь, твой отец одобрит отношения с обычной девушкой? Ты был создан для лучшего, Зейн, — шмыгает она носом. — Ты был создан для меня. Моя спина напрягается. Как бы сильно она ни была расстроена, у неё нет права говорить так о Сиенне. Когда я говорю, мой голос звучит жёстко: — Я сделал свой выбор. Я отказываюсь жениться на той, кого не люблю. И если моему отцу это не нравится, пусть катится в ад. Лицо Ариан побелело. Она подбегает к двери. — Я всё поняла, Зейн. Я не позволю так со мной обращаться. Если я выйду за эту дверь, то уже никогда не вернусь. И все усилия твоего отца окажутся напрасными. Этого ты хочешь? Я колеблюсь. Действительно ли это то, чего я хочу? Вся моя жизнь была спланирована, мне выбрали Ариан ещё при рождении. Я правда хочу отказаться от всего этого? Я перевожу глаза на Сиенну, но она не смотрит на меня. Она уставилась на свои ладони, избегая моего взгляда. — Прощай, Ариан, — в итоге говорю я, и в этих словах явно слышится сожаление. Её глаза, полные ненависти, пронзают Сиенну. — Надеюсь, ты счастлива, — и с этими словами она распахивает дверь, стремительно вылетает на улицу и хлопает за собой. Всё, Ариан ушла.***
Я падаю на диван рядом с Сиенной, грязная ткань прогибается под моим весом. Сиенна тут же разворачивается ко мне. — Прости, — говорит она. Усталым голосом я отвечаю: — За что? Она указывает в направлении, где всего несколько секунд назад стояла Ариан. — Это всё моя вина. И хотя это не так, я решаю подыграть. — Да, — говорю я. — Да, это всё из-за тебя. Если бы ты не пыталась прыгнуть с крыши «Мегасферы» той ночью или со скалы после Феерии, то я бы никогда тебя не спас и мы вообще бы не познакомились. Так что да, это всё твоя вина. Я думал, что она сейчас нахмурится, потому что ей не нравится, когда я дразню её. Но вместо этого она улыбается. — Сколько раз повторять, что меня не нужно было спасать? Она не понимает. Даже не догадывается, как сильно перевернула мой мир. Как благодаря ей все ожидания и рутинные обязанности сменились волнением и непредсказуемостью. Я смотрю ей прямо в глаза. — Нет? Может и так. А может, это мне нужно было, чтобы ты меня спасла. Она смотрит на меня, не отрываясь, зелёные глаза скользят по моему лицу, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не поцеловать каждую веснушку на кончике её носа. Узел в груди будто распутывается, и я начинаю говорить, рассказывать ей о своей жизни, как я вырос без матери. Какие требования предъявляли ко мне, чего от меня ожидали — всё это диктовало, кто я есть и кем я должен стать, и это прочно укоренилось во мне. Как я работал с отцом в лаборатории и как я впервые узнал, что мне подобрали генетически подходящую девушку по имени Ариан Стрэтфорд. — Мне было восемь, когда я впервые услышал её имя. Я чуть ли не с рождения знал, что, когда вырасту, мне придётся жениться на девушке, которая является мой идеальной парой. Но только когда мне исполнилось двенадцать, отец организовал наше знакомство, — я молчу, погружаясь в воспоминания о том дне. Ариан впечатлила меня с первой же секунды. — Мы пошли к киоску с мороженым после школы. Её родители и мой отец тоже там были, наблюдали на расстоянии. Это было, мягко говоря, неловко. Ариан оказалась очень красивой, даже для своего возраста. Я помню, как потерял тогда дар речи. У меня не получалось найти какую-нибудь тему для разговора, так что я пытался просто её рассмешить, — он скривил лицо. — Вышло не очень. Мои шутки были тупыми, незрелыми, ну, как обычно у пацанов в этом возрасте. А она казалась старше своих двенадцати лет. Я уже подумал, что отец ошибся, как вдруг Ариан положила ладонь поверх моей и сказала: «Всё хорошо. Я тоже нервничаю». Ко мне впервые в жизни прикоснулась девчонка, у меня все мысли из головы вылетели. Я засмеялся, и затем продолжил: — Мой отец хотел сохранить её личность в тайне от общественности и не позволял нам больше встречаться. После того знакомства я часто вспоминал, какой милой она была. И эту картинку я держал в голове долгие годы, пока мы не виделись. Долгие годы, пока я понятия не имел, как она выглядит, как сильно изменилась. Затем, на Феерии, я увидел её впервые спустя почти десять лет. Она оказалось очень красивой, разумеется, я и не ждал иного, но в то же время я увидел в ней всё то, что только мог бы представить в идеальной жене: сильная, умная, талантливая, заботливая. Я перевожу взгляд на Сиенну. — Но затем я встретил тебя. Ну, второй раз, на озере. Ты воплощала в себе всё то, чего мне не хватало, хоть я и не знал об этом. Независимая, дерзкая, смелая, беззаботная. Ты забралась мне под кожу ещё в ту ночь на крыше «Мегасферы», и с тех пор я не мог перестать думать о тебе, — касаюсь пальцами её щеки. — Зейн, я… — она не договаривает и опускает глаза в пол. Я поднимаю её за подбородок, заставляя посмотреть на меня. — Ты вспомнила, да? Она кивает. — И я не уверена, что могу дать тебе то, что ты хочешь… — Сиенна, я хочу только, чтобы ты была счастлива. Она переплетает пальцы с моими и целует мою ладонь. — Я счастлива. — Разве? Но я думал… — Ты думал, что как только я вспомню Трея, то тут же забуду про тебя? Ну конечно, я так думал. Разве я мог подумать иначе? — Да, теперь всё стало сложнее, — продолжает она, — но ты мне небезразличен, Зейн. Правда. И никакие воспоминания о Трее этого не изменят. Неосознанно я поглаживаю её ладонь большим пальцем. — Я не жду от тебя ничего прямо сейчас, но пока меня не сбросили со счетов, мне этого достаточно. — Хорошо, потому что это всё, что я могу сейчас предложить. Я бы хотел большего. Хотел, чтобы ей было бы достаточно меня. Но пока на горизонте есть Трей, проблема остаётся. Я смотрю на наши переплетённые пальцы. Что было бы, если бы нас с Треем не перепутали в детстве? Полюбила бы она меня вместо него? Я вспоминаю фотографию её отца, и ту боль, которую ей причинила новость о том, что он ещё жив.— Сиенна… — я вздыхаю. — Мне жаль, что всё так обернулось с твоим отцом. Её лицо напрягается, она забирает свою руку из моей. — Я не хочу о нём говорить. — Почему нет? Разве ты не задаёшься вопросом, как так вышло, что он всё ещё жив и почему он работает на ВИГ? — Я знаю, почему он жив. Он просто трус, — говорит она сквозь стиснутые зубы. Я наблюдаю за ней. — Ты же не веришь, что он намеренно спланировал это? — Да конечно намеренно. Он уже однажды инсценировал свою смерть, почему бы ему не повторить этот трюк? — она выпрямляется. — Ты не представляешь, как много я узнала о нём за последний год. Как мало я о нём знала до этого и сколько всего ещё не знаю, — она делает паузу, облизывая губы. — Зейн, мой отец нанял Грейнджера ещё до своей смерти. Не знаю зачем. Но одно могу сказать наверняка: он бросил нас. Бросил маму, Эмили и меня на произвол судьбы. Он не оставил мне иного выбора, как продать свою душу, стать кем-то другим, кем мне не нравится быть, но приходится. Если он и вправду такой трусливый эгоист, то я знать его не хочу. — Возможно, он инсценировал свою смерть, — соглашаюсь я. — Но что если нет? Что если он просто жертва? Как и ты? Она угрюмо поджимает губы. — Факты говорят об обратном. Мы оба молчим некоторое время. — Не могу поверить, что твой отец был ведущим генетиком в лаборатории моего отца. — Грета говорила, что твоя мамапомогла ему получить эту работу. Подумать только: её отец и моя мать были знакомы. Губы сами расплываются в улыбке. — Что? — замечает Сиенна. — Тебе не кажется это ироничным, что моя мама и твой папа были друзьями много лет назад, и вот теперь мы тоже? Она качает головой. — Не отвлекайся, Зейн. Я хлопаю ладонью по колену. — Окей, давай подумаем. Твой папа был гением генетики, впрочем, как и Харлоу. Но он сфальсифицировал свою смерть, после того как моя мама погибла при родах… — Я думаю, — перебивает она, — что он чувствовал себя виноватым за то, что подсадил ей два генетически модифицированных эмбриона, что в каком-то смысле и привело её к смерти. Может, он решил покончить с жизнью генетика и начать всё с чистого листа. — Но зачем тогда ему подделывать собственную смерть и менять имя второй раз? — Хороший вопрос. Может, он боялся чего-то? — Или кого-то, — добавляю я. Сиенна молчит некоторое время. — Рэдклифф сказал, что это он убил моего отца. Значит, он, скорее всего, причастен ко второй фальсификации смерти. Возможно, тот яд только подделывает остановку сердца или ещё что. — И так он смог убедить всех, что твой отец мёртв, — заканчиваю я. — Но это какая-то бессмыслица. Ведь тогда папин гроб был бы пуст, — говорит она. — Значит, в этот обман было вовлечено сразу несколько людей. — Или их просто подкупили. Подкуп — логичная версия. Только так можно заставить стольких людей молчать. Если её отец представлял ценность для Рэдклиффа, то узнав о том, что тот всё ещё жив, Рэдклифф мог инсценировать его смерть, стереть его воспоминания и нанять в качестве ведущего генетика ВИГа. Я уверен, что если мы взглянем на затылок Брайана Филлипса, то найдём там спрятанный чип. Сиенна сжимает кулаки. — Рэдклифф, — она вздыхает. — Что ещё этот человек отнимет у меня? Как долго я буду ему позволять? Хотел бы я стереть всю её боль. Забрать себе, чтобы облегчить её ношу. — Я знаю, тебе тяжело, но хорошие новости в том, что мы теперь знаем, как вернуть воспоминания Трею и твоему отцу. Она вскидывает руки. — И как мы их убедим согласиться? Последний раз, когда я пыталась сказать Трею, что его память искажена, он сбежал с другой девушкой, называя её своей невестой. Если я попытаюсь сделать это ещё раз, он может реально на ней жениться, — она замолкает. — Что до моего отца, то я для него вообще не больше, чем просто незнакомка… Незнакомка, на которой он уже провёл операцию. У него нет причин доверять мне. И верить моим словам. Я обдумываю её слова. — Тогда мы дадим им причину. — Как? К счастью, теперь я точно знаю, что нам нужно делать. — У меня есть план. Но предупрежу сразу: тебе понадобится вечернее платье.
23. СИЕННА
План Зейна на самом деле прост. Два месяца назад его отец получил приглашение на ежегодное торжество, организуемое ВИГ. Это значимое мероприятие, которое проводится с целью сбора важных шишек, а с них уже и денег на благотворительность. Зейн знал о нём, но не придавал значения, полагая, что на праздник пойдёт, конечно же, Харлоу Райдер. Но теперь, если Зейну удастся уговорить отца отдать приглашение ему, то я пойду с ним в качестве личного помощника. Мы исходим из предположения, что мой папа и Трей тоже там будут, но чтобы убедиться, я звоню в приёмную ВИГ за подтверждением. Трубку берёт девушка, и я обращаюсь к ней своим самым деловым голосом: — Добрый день, вас беспокоит приёмная сенатора Рауля. Нам не поступало подтверждения участия в благотворительном вечере ВИГ от Трея Винчестера и Брайана Филлипса. Можете подсказать, будут ли они присутствовать на данном мероприятии? Секретарь замолкает на несколько секунд, вероятно, проверяя документы. — Странно, что вы не получили, но информация по списку участников была разослана двадцать четвёртого июля. Они оба примут участие. — Спасибо. Вероятно, это наш недосмотр. Прошу извинить за беспокойство. Всего вам доброго, — я кладу трубку и улыбаюсь Зейну. — Да, они пойдут. Теперь твоя очередь. Зейн не разговаривал с отцом, с тех пор как ушёл из дома больше недели назад. И он совершенно точно ещё не рассказал ему о разорванной помолвке. Но с таким накалом страстей, когда Зейн всё ещё воспринимает действия отца как предательство, это будет непростой разговор. Я сижу рядом с ним на кушетке в качестве моральной поддержки, которую он до этого оказывал мне. Прижав линк к уху, Зейн встаёт и начинать ходить туда-сюда по номеру мотеля. — Здравствуй, — говорит он, когда его отец берёт трубку. Он молчит несколько секунд и затем отвечает: — Да, я собирался тебе позвонить. Помнишь, ты получил приглашение на мероприятие, которое устраивает ВИГ? Ты собираешься пойти? — он слушает ответ, сдвинув брови. — Я тут подумал, а что если я пойду вместо тебя? Знаешь, это может оказаться полезным опытом для меня. Как для будущего владельца компании. Зейн бьёт в уязвимое место. Мистер Райдер, наверное, обеспокоен тем, что Зейн может отказаться от наследства после всего, что узнал за последние несколько недель. — Отлично, пап, — говорит Зейн. Он улыбается мне, показывая большой палец. — Это много для меня значит, — затем следует небольшая пауза. — Ариан? Нет, её здесь нет. Она решила остановиться у подруги, — ещё одна пауза. — Со мной пойдёт Сиенна, пап, — Зейн бросает на меня взгляд и поворачивается спиной, понижая голос. — Я понимаю. Но тебе не о чем беспокоиться. Мы просто друзья. — Заставил своего отца нервничать, м? — спрашиваю я, когда Зейн заканчивает разговор. Он кривит лицо. — Он этого никогда не признает, но да. — И когда ты собираешься ему рассказать? Ну, про Ариан. — Когда спросит? — посмеивается Зейн. — Наверное, как только я придумаю, что сказать. — Ты же понимаешь, что Ариан расскажет своим родителям, а те передадут друзьям, и скоро об этом узнает вся Пасифика. Включая твоего отца. — Понимаю, — он прислоняется к стене, скрестив руки на груди. — Но я рассчитываю на то, что Ариан никому не скажет. — Почему ты так думаешь? Она же девушка. И сейчас очень злится. Ты в курсе, что злая девушка может сделать всё что угодно? Зейн усмехается. — Да, но Ариан — не просто девушка, а генетически модифицированная девушка с безупречной репутацией. И у меня есть подозрение, что глубоко внутри она боится это потерять. И она явно не захочет оказаться в центре скандала о нашем расставании. Моя челюсть падает. — Поэтому ты так просто её отпустил? Думаешь, она приползёт обратно на коленях, умоляя взять её в жёны? — я качаю головой. — Ого, не думала, что ты такой. Зейн подходит ко мне и присаживается рядом на диван. — Я дал ей уйти вовсе не поэтому, и ты это знаешь. — Но ты не отрицаешь, что она приползёт обратно, — резко отвечаю я. Он пожимает плечами. — Честно? Я не знаю, как она поступит. Но сейчас, пока она верит, что есть хоть малейший шанс, что мы снова будем вместе, это будет работать в мою пользу. По крайней мере, пока я не решу все проблемы здесь. Затем я вернусь домой и разберусь с последствиями разорванной помолвки. Ладно? Киваю. Звучит логично. Как только люди узнают об их расставании, придётся решать вопрос с общественностью: ходить на пресс-конференции и интервью. Не говоря уже о том, как взбесится его отец. Зейн должен будет вернуться в Легас, чтобы разобраться со всем этим. Сейчас неподходящее время, и зная это, я серьёзно надеюсь, что Ариан посчитала это временной трудностью, после которой они вновь сойдутся. — Хорошо, — говорит Зейн. — Теперь, когда с этим разобрались, мы можем приступить ко второму этапу плана. — Второму этапу? — переспрашиваю я. — Да, — он ухмыляется. — Мы должны найти тебе идеальное платье. Стон вырывается раньше, чем я успеваю его сдержать. — Я уже говорила, что ненавижу шоппинг? Усмехнувшись, Зейн встаёт и тянет меня за собой. — Тебе повезло, что с тобой буду я.***
Магазины в Рубексе полны модных дорогих шмоток, и готова поклясться, что видела по меньшей мере двух звёзд из любимых сериалов Чеза. Я никогда не была фанатом шоппинга, так что воспринимаю это как особую миссию. Войти в магазин, найти платье, вернуться на базу. Быстро и эффективно. Но в магазине под названием Серутика, куда привёл меня Зейн, интерьер не менее роскошен, чем представленные наряды. Хрустальные люстры свисают с потолка, зеркальные стены создают впечатление, что магазин тянется бесконечно. Даже кресла в зоне отдыха, где ждут уставшие матери и мужья, сделаны из золота. Букеты свежих цветов создают потрясающий аромат, как будто мы в королевском саду, а не в магазине одежды. Зейн терпеливо ждёт, пока я примеряю одно платье за другие, хотя я не выхожу, чтобы покрутиться в платье, как некоторые девушки. Я не модель и уж точно не заявлялась участвовать в модном показе. Я делаю это, потому что должна, а не потому что мне это нравится. Шёлковая ткань самых разных платьев приятно ощущается на коже, но одно слишком сильно открывает декольте, а у другого ткань вырезана на боках, открывая слишком много моей бледной кожи. Нет уж, спасибо. Перемерив не меньше десятка платьев, я уже думаю, что моё тело просто не годится для столь шикарных нарядов, как вдруг один из стилистов — так здесь называют продавцов-консультантов — приносит мне невероятно изысканное бирюзовое платье. Его лиф расшит крошечными серебряными, белыми и бирюзовыми драгоценными камушками, длинная и струящаяся юбка напоминает мне волны в океане. Я смотрю на ценник и пытаюсь всучить его обратно, но стилист настаивает, чтобы я сперва примерила платье. Оказавшись одна в примерочной, я максимально аккуратно натягиваю через голову узкий лиф. Платье немного тяжелее предыдущих, скорее всего, из-за всех этих украшений, но когда я застёгиваю молнию и смотрю в зеркало, то понимаю, что оно просто создано для меня. Я смотрю на себя в зеркало, руки сами скользят по талии, разглаживая невидимые складки. Я слегка раскачиваюсь на месте, глядя, как колыхаются юбки — настоящие волны. Будучи без бретелек, платье оставляет мои плечи и верхнюю часть груди обнажёнными, и хотя я не хотела бы показывать торчащие ключицы и веснушки на них, платье мне нравится. Я выглядываю из примерочной, стараясь не показывать наряд. Зейн сидит в одном из кресел, закинув одну ногу под углом в девяносто градусов на другую, и смотрит в экран своего линка. — Эй, — шепчу я. Зейн поднимает глаза и, увидев меня, улыбается. — Есть успехи? — Да, кажется. Он жестом показывает мне выйти. — Дай мне взглянуть. — Нет, я хочу, чтобы это был сюрприз. Посмеиваясь, он отвечает: — То есть ты выглянула, просто чтобы подразнить меня? Так, получается? Его смех такой заразительный, что я улыбаюсь в ответ. — Я просто хотела поделиться хорошими новостями, только и всего. Прячусь обратно в примерочную и ещё раз оглядываю себя в зеркале, прежде чем неохотно снять платье. Теперь я понимаю, почему принцессы в этих древних сказках, которые мне рассказывали, когда я была маленькой, всегда надевали прекрасное бальное платье, и оно их полностью преображало — они становились, так сказать, идеальными. Всё потому, что когда ты надеваешь такое платье, тебе кажется, что весь мир принадлежит тебе. Ты можешь стать кем захочешь, пойти куда угодно — на час, на день или всего на мгновение, но ты можешь быть кем-то большим. Кто бы отказался от такой роскоши? Когда я беру платье в руки, в голове крутится всего одна мысль… Что подумает Трей, когда увидит меня?***
Когда я училась в АГИО, список обязательной литературы включал стихи поэтов, живших много-много лет назад. Поэтов из другого времени и другого места — того, которое существовало до Пасифики. Поэзия всегда давалась мне с трудом. Большинство поэм были о любви или потере, предвкушении или разочаровании. Того, что я никогда не испытывала, пока не покинула школу. Когда ночью мы с Зейном лежим на противоположным концах дивана лицом друг к другу, я решаю дать поэзии ещё один шанс. — А где та книжка со стихами, которую ты брал? Зейн поднимается, пересекает комнату и достаёт книгу из своей спортивной сумки. — Эта? Я киваю, и он протягивает её мне. Когда я беру, он устраивается рядом со мной. Я листаю одно стихотворение за другим, пока одно из них не цепляет моё внимание. Оно называется «Забыть тебя?» и принадлежит перу поэта семнадцатого века, Джону Мултри. Я прочитываю поэму полностью, но самой говорящей для меня оказывается последняя строфа. Храни, коль хочешь, свой покой, не зная забот и тревог; Дай бог, чтоб сердце твоё я никогда расстроить не смог. И пока это сердце свободно, моё не станет блуждать, Взлелеет веру, надежду, любовь, и не будет роптать. И если через столько лет терпенья всё будет также безнадёжно, Забудь меня тогда, но знай: тебя забыть мне невозможно! Я прочитываю его дважды, оба раза делая паузу после каждой строчки, обдумывая слова, построение фраз и значение. Последнюю строку я перечитываю вновь и вновь. Как бы я ни хотела верить, что смогу забыть Трея и двигаться дальше, он навсегда оставил след в моём сердце. Может, так всегда бывает с первой любовью. Она меняет тебя, преображает в совершенно нового человека, и ты уже никогда не можешь вернуться к тому, кем ты был раньше. Я не могу вернуться в то время, когда я ещё не полюбила Трея. И не могу стать той, кем была до встречи с ним. Я не могу похоронить эти чувства или притвориться, что их нет. Конечно, со временем они поутихнут, но как написано в поэме: «Тебя забыть мне невозможно!». Когда я отрываю глаза от книги, то замечаю на себе пристальный взгляд Зейна. — Что? — Ничего. Просто ты выглядела такой серьёзной, будто примеряла строчки на себя или типа того. — Просто задумалась. Он протягивает руку. — Можно мне? Перед тем как передать ему книгу, я загибаю уголок нужной страницы. — Хочешь, я покажу тебе своё любимое стихотворение? — спрашивает он, листая страницы. — Думаю, я, наконец, понял, что имел в виду автор, — с озорной улыбкой он возвращает мне книгу, открытую на странице 232. Он указывает на стихотворение справа под названием «Философия любви» автора Перси Биши Шелли. Когда я начинаю пробегать глазами по строчкам, он прерывает меня: — Можешь прочитать вслух, пожалуйста? Закатив глаза, я притворно вздыхаю и начинаю:Когда я заканчиваю читать, Зейн ухмыляется во все тридцать два ровных белоснежных зуба. — Ты на что-то намекаешь? — спрашиваю я. Зейн придвигается ближе и повторяет последнюю строчку: — Но что мне эти поцелуи, коль не целуешь ты меня? — Да ладно, серьёзно? Ты заставляешь меня читать любовные стихи, чтобы уломать на поцелуй? — Да. Только если это работает, — он внимательно следит за моей реакцией. Когда я не возражаю, он наклоняется, и каждая клеточка моего тела гудит от предвкушения. Он не целовал меня после операции, и я задаюсь вопросом, будут ли ощущения отличаться. Понравится ли мне так же, как и до неё? Но когда его губы встречаются с моими, вопрос отпадает сам собой — я чувствую всё то же волнение, головокружение, тепло в груди. Но затем в моей голове всплывает образ Трея — его широкие плечи и все его улыбки, и я мигом отстраняюсь от Зейна. — Что не так? — спрашивает он. Я вижу боль в его глазах, и это убивает меня. По-настоящему. Касаюсь пальцами губ, которые всё ещё покалывает от поцелуя. Губ, которые хотят большего. Но слова другого стихотворения вмешиваются в мои мысли: «Но знай: тебя забыть мне невозможно!» — Я думаю, нам не стоит так больше делать, — неуверенно произношу я. Часть меня хочет послать всё к чёрту и поцеловать Зейна, как никогда раньше, но другая, сознательная часть меня, как маленький ангелочек на плече, советует мне остыть. Я не забыла Трея, так зачем притворяться, что он в прошлом? Как я могу одними и теми же губами говорить, что люблю Трея, а затем целовать Зейна до умопомрачения? Неужели я правда такая непостоянная? Мотая головой, я поднимаюсь с дивана. — Прости. Думаю, мне лучше пойти поспать, — избегая его взгляда, я кладу книгу на кофейный столик и забираюсь на свою половину кровати, отворачиваясь к стене. Свет выключается, и я чувствую, как матрас прогибается под весом Зейна, пока он ложится со своей стороны. Через мгновение он касается моей руки. — Сиенна… Я разворачиваюсь к нему лицом, но всё ещё не могу на него посмотреть. — Прости, — говорит он. — Я знаю, что поставил тебя в сложное положение, и мне жаль. Этого больше не повторится, обещаю, — его пальцы нежно скользят по моему подбородку, направляя так, чтобы мне пришлось посмотреть на него, и бормочет: — Хорошо? — Хорошо, — уступаю я. Я хочу рассказать ему о своих чувствах: о том, как я разрываюсь между ними двумя, и что если бы не Трей, то я бы ни секунды не раздумывала. Но вместо этого я шёпотом желаю ему спокойной ночи и снова отворачиваюсь.
24. СИЕННА
Бирюзовое платье скользит по моей коже, садясь идеально по фигуре. Оно так же прекрасно, как и при первой примерке, и меня охватывает волнение при мысли, что я надену его для выхода в свет. Одно дело смотреть на себя в нём в зеркало и совсем другое — показаться так перед всеми, особенно перед Треем. Когда я выхожу из ванной, Зейн уже ждёт меня. Он ходит из стороны в сторону, одетый в смокинг. Его костюм напоминает мне тот приём у него дома — в тот вечер, когда я пыталась отравить его отца. Прямо сейчас в этом богом забытом месте, по ошибке называемом мотелем, мы оба выглядим совершенно неуместно. Он замирает, заметив меня, и его рот слегка приоткрывается. Его взгляд начинает с моего лица и скользит вниз по телу, оставляя за собой обжигающий след. Я вся покраснела к тому моменту, как его глаза возвращаются назад к моему лицу. Кажется, меня нужно облить ледяной водой. Вспомнив, как говорить, он запинается от волнения: — Вау, Сиенна, ты выглядишь… невероятно. Наклонив голову, потому что я слишком смущена, чтобы смотреть в глаза, я отвечаю: — Спасибо. Ты тоже ничего. Повисает неловкая тишина, я чувствую на себе взгляд Зейна. Через мгновение он прочищает горло: — Я кое-что тебе принёс, — торопливо произносит он, поднимая пластиковый пакет. — Что там? Он берёт меня за локоть, отводя в ванную. — Я тут подумал, что тебе понадобится маскировка сегодня вечером. Вдруг там будет Рэдклифф? — Ты же уже позвонил в его офис, и тебе сказали, что его не будет. Забыл? — И всё же, я думаю, лучше перестраховаться, — он ставит пакет на раковину и достаёт из него волосы. Или, точнее, парик платиновой блондинки. — Ты купил мне парик? — скептически спрашиваю я. Уголок его губ поднимается в ухмылке. — Рыжие волосы сильно выделяются. — Но почему блондинка? Почему из всех вариантов ты выбрал светлые волосы? Он пожимает плечами. — Подумал, девушкам обычно нравятся светлые волосы. Надувшись, я выхватываю парик из его рук. Я ожидаю, что волосы будут жёсткими и совершенно неестественными на ощупь, но на самом деле они оказались мягкими и шелковистыми. — Это что, настоящие? — Разумеется. Нахмурившись, я натягиваю парик на свои короткие волосы, заправляю пару вылезших волосков и рассматриваю себя в зеркале. Длинные светлые волосы завиваются в кудри у моего лица. Кажется, прошла уже целая вечность с тех пор, как я обрезала волосы. Так я выгляжу более женственной. Но почему блондинка? Оставим размышления на другой день. Я не могу перестать думать о том, что светлые волосы напоминают мне о Рейни, отчего в груди вспыхивает огненный шар. — Идеально, — говорит Зейн, разглядывая моё отражение. — Я скучаю по рыжему, но это отличная маскировка. Я разворачиваюсь к нему, состроив гримасу. — Не понимаю, почему именно светлые волосы, — ворчу я. Усмехнувшись, Зейн меняет тему: — Твой линк у тебя? Нам для плана понадобятся старые фотографии отца, которые всё ещё хранятся у меня на линке. Вчера я пролистывала фотки, которые не видела годами, и поняла, как сильно скучаю по тем временам, когда мама, папа, Эмили и я были семьёй. На одной из фоток мы с папой позируем на моём выпускном в средней школе, на другой — папа кружит Эмили за подмышки, они оба смеются, а на третьей — мама с папой танцуют посреди нашей гостиной. Думаю, это моя самая любимая фотография. Я беру клатч, который купил для меня Зейн к платью, которое тоже купил он. — Ага, у меня. Предлагая руку, Зейн говорит: — Тогда нас уже ждёт машина. Я беру его за локоть. У мотеля уже стоит машина Зейна с водителем, чтобы отвезти нас в Мармет — Музей изобразительного искусства, где сегодня вечером состоится благотворительный приём. Когда Зейн открывает мне дверь, я осторожно поднимаю подол и сажусь внутрь чёрного автомобиля. Как только Зейн садится рядом со мной, двери автоматически закрываются. Волнение, которое я всё это время подавляла, всплывает на поверхность. Сегодня я увижу и Трея, и папу. И на этот раз, при встрече с отцом, я уже не буду под действием наркотиков. Я буду полностью вменяемой, осознающей происходящее и готовой получить все ответы. В дороге я чувствую взгляд Зейна не себе. Повернувшись к нему, я шутливо угрожаю: — Если ты так и будешь пялиться, я скажу Джеффу вернуть меня в мотель, чтобы я могла переодеться в потёртые джинсы и футболку. Зейн издаёт тихий смешок. — Прости. Мне сложно оторвать взгляд от тебя. Обещаю, что буду держать себя в руках, — но даже говоря это, он наклоняется и целует меня в лоб. Я разворачиваюсь к нему с распахнутыми глазами. — Это ещё за что? — На случай, если я потом забуду сказать. — Сказать что? — Что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. — Это всё потому, что я в светлом парике, — недовольно ворчу я. — Нет, — возражает он. — Потому что ты это ты. Жар поднимается в моей груди и распространяется на шею, а затем к щекам. Я наверняка вся покрылась красными пятнами, спасибо Зейну и его льстивым словам. Приятно ли мне то, что он говорит? Конечно. Но от этого всё только сложнее. — Зейн… — бормочу я. Он поднимает руку, останавливая меня. — Ни слова больше, обещаю. Это мой последний комплимент тебе на сегодня. Дальше я буду говорить только, какие лохматые у тебя волосы, как сильно ты вспотела и тому подобное. Я невольно хихикаю. — И я обязательно буду есть руками, сморкаться в платье и вообще делать всё, чтобы отвратить тебя. Зейн кивает, будто бы серьёзно обдумывая это. — Моя милая пещерная девочка. Должен сказать, мне это по душе. Запрокинув голову, я смеюсь. Комки нервов будто бы ослабли, распутавшись внутри меня. Я разворачиваюсь к окну, концентрируясь на сменяющемся пейзаже. Солнце лениво садится за зеркальными зданиями, окрашивая небо в цвет осенней листвы. Волны розовых облаков, похожих на сладкую вату, распластались по небу, как будто случайными мазками кисти. Я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, как цвета бледнеют, будто бы их засасывает в пылесос. Вскоре от солнца остаются только пара едва заметных отблесков, отражающихся в зеркальных зданиях, но затем пропадают и они. К тому времени, как мы подъезжаем к Мармету, небо уже потемнело и по нему будто бы рассыпали крошечные бриллианты. Мне нравится наблюдать за тем, как день сменяется ночью. Сегодня солнце заходит, но завтра оно взойдёт вновь, и наступит новый день. Это напоминает мне о возрождении. Мармет — это громадное вычурное здание, которое больше всего напоминает мне крепость. Детально проработанные рельефные рисунки, декоративный парапет — всё, как у настоящего замка. Гербы, высеченные в камне, подсвечены прожекторами. Ряд дорогих чёрных автомобилей уже выстроился перед лестницей, ведущей к главному входу. Я смотрю, как люди выходят из машин. Женщины в роскошных платьях увешаны сверкающими драгоценностями, мужчины в сшитых на заказ костюмах и отполированных туфлях подают им руки. Рефлекторно мои пальцы касаются изящного медальона на шее. Зейн хотел купить мне какие-нибудь впечатляющие побрякушки на вечер, но я сказала, что это уже чересчур. Всё это уже слишком для меня. Когда уже близится наша очередь, Зейн протягивает крошечный наушник, который поможет нам весь вечер оставаться на связи. Я сильнее закутываюсь в накидку. Ещё не хватало светить при всех татуировкой «Грани». Зейн переводит взгляд на меня и спрашивает: — Готова? Тяжело сглотнув, киваю. Мы ждём, пока водитель не откроет нам дверь. Зейн выходит и протягивает руку мне. Но когда я пытаюсь выйти, мой каблук цепляет одну из юбок. Я уже собираюсь удариться лицом об асфальт, как Зейн подхватывает меня за локоть, помогая удержать равновесие. Я посылаю ему благодарный взгляд. Усмехнувшись, он кладёт мою руку себе на локоть и ведёт меня по лестнице. Мы подходим к огромным входным дверям, где сотрудники службы безопасности проверяют приглашения и списки гостей. Зейн достаёт своё приглашение из внутреннего кармана и передаёт одному из охранников. — Зейн Райдер. Ответ направлял мой отец, так что в списке может быть его имя. Охранник вскидывает кустистые брови, услышав имя Зейна. Он переводит взгляд на меня — я напрягаюсь — и обратно на Зейна, а затем опять на меня. — А вы? — Это Шона Тейт, мой ассистент, — без запинки произносит Зейн ложь, которую мы заранее продумали. За нами начинает образовываться очередь, и я чувствую, что вспотела. К счастью, Зейн полностью собран и спокоен рядом со мной. Охранник ещё раз просматривает список и говорит: — Добро пожаловать, мистер Райдер. Мы рады видеть вас здесь. Зейн кивает. Положив ладонь мне на талию, он заводит меня в музей. В первое мгновение я хочу просто замереть и осмотреться, но Зейн подталкивает вперёд, чтобы пропустить людей за нами. — Как здесь красиво, — бормочу я, запрокидывая голову, чтобы рассмотреть арки с колоннами, главную лестницу, ведущую на второй этаж, и высокие стеклянные потолки, через которые видно звёзды. Здесь есть даже фонтан посреди атриума с несколькими ярусами струящейся воды — умиротворяющее зрелище. — Никогда здесь не была? — спрашивает Зейн, понизив голос. — Так очевидно? — шепчу в ответ. Зейн усмехается. — Совсем чуть-чуть, — он оглядывается вокруг. — Разделимся или будем действовать вместе? — Давай разделимся. Дай знать, если заметишь моего отца или Трея. — Окей, — он внимательно смотрит на меня. — Будь осторожна. — Хорошо. Я уже собираюсь уйти, как Зейн хватает меня за руку и притягивает к себе. Следующие слова он произносит тихо, но твёрдо: — Если Рэдклифф здесь, мы немедля уходим. Поняла? — Да-да. При разработке плана больше всего мы опасались именно этого — возможной встречи с Рэдклиффом. Но его здесь быть не должно. Зейн позвонил секретарю Рэдклиффа пару дней назад, и тот подтвердил информацию. Хоть и кажется странным, что Рэдклифф, будучи главой ВИГ, пропускает это мероприятие. Я снимаю накидку и перекидываю её через руку, посылая Зейну ободряющую улыбку. — Со мной всё будет в порядке, — шепчу я и разворачиваюсь, но всё ещё чувствую спиной его обеспокоенный взгляд. Проходя огромный зал, я делаю вид, что рассматриваю картины, но на самом деле мой взгляд скользит по людям. Когда официант предлагает бокал шампанского с подноса, я качаю головой. Пытаюсь затеряться в толпе, сделать вид, что я одна из этих людей, но внезапно понимаю, что мне не хватает рядом Зейна. С ним вписаться в это общество было намного проще, да и его чрезвычайная уверенность в себе не помешала бы. Я уже собираюсь спросить его, где он сейчас, как за спиной раздаётся голос: — Знаешь, здесь есть гардероб, где можно оставить накидку. Мне знаком этот голос. Знаком так хорошо, что различила бы среди тысячи, и я разворачиваюсь к нему лицом. Страх пробегает по позвоночнику. Трей смотрит на меня, наклонив голову в сторону. Его взгляд скользит по моему лицу и телу, и я неожиданно для себя чувствую, как меня охватывает пламя. Его волосы зачёсаны назад, смокинг плотно прилегает к мускулистому телу, будто бы сшит специально на него. Трей стоит передо мной с лукавой улыбкой, а всё, чего я хочу, — это обнять его за шею и поцеловать. Я слегка встряхиваю головой. — Прости, что ты сказал? Трей кивает на накидку у меня в руках. — Твоя накидка. Её можно повесить в гардеробе, — не успеваю я возразить, как он забирает её из моих рук. — Пойдём, я покажу где. Я иду за ним через весь зал, оглядываясь вокруг в поисках Зейна. Когда мы подходим к гардеробу, Трей передаёт мою накидку девушке с светлыми глазами и волосами мышиного цвета, работающей там. — Сиенна Пре… — начинает Трей, но я его перебиваю: — Шона Тейт, — торопливо поправляю я, улыбаясь девушке. — Да, — медленно произносит Трей. — Шона Тейт. Не говоря ни слова, девушка передаёт мне номерок, который я складываю в клатч. Когда мы отходим от гардероба, Трей берёт меня за локоть и тянет в сторону, за одну из колонн. — Я едва узнал тебя. Почему блондинка? — Ну… — пожимаю плечами. — Говорят, у блондинок жизнь веселее. Он всё ещё не отпускает мой локоть. Там, где меня касаются его пальцы, кожа словно горит. Он ухмыляется. — Для этого ты здесь? Чтобы повеселиться? — Может быть. Трей щурится, пытаясь прочитать ответ на моём лице. — Зачем ты на самом деле здесь, Сиенна? — Не ради тебя, если ты об этом подумал, — резко бросаю я. Он убирает руку. — Нет… То есть, я не думал об этом. — Разве? Потому что ведёшь ты себя так, будто вся моя жизнь вращается вокруг тебя. А это не так. Окей, может, это и не совсем правда, но я не могу больше смотреть на эту самодовольную улыбку. Его взгляд смягчается. — Прости. Правда в том, что я не могу перестать думать о том, что ты сказала мне тогда, в доме Зейна. Перед тем как я уехал с Рейни. Ритм моего сердцебиения изменился. — Что ты имеешь в виду? — Я всё думаю о твоих словах. Ну, знаешь… — он выглядит смущённым. — О твоих чувствах ко мне. А, муки совести. Его беспокоит, что он тогда так грубо меня оттолкнул, наплевав на мои чувства. Он ловит мой взгляд. — И я… — он замолкает и оглядывается вокруг, после чего наклоняется ближе. — Я всё время вижу эти сны. У меня перехватывает дыхание. — О чём? — О странных вещах. О пустыне, подземных коридорах и комнатах, — он запинается на секунду, прежде чем тихо продолжить: — О тебе. Моё сердце колотится так, будто готово выскочить из груди. — Обо мне? Трей кивает. — И я не знаю, сны ли это или… — несказанные слова повисают в воздухе. — Воспоминания, — шепчу я. — Точно. Где-то на заднем плане слышится живая музыка. Тихая, душевная мелодия. Я замечаю, как парочки собираются в центре зала на медленный танец. Трей осматривается. — Потанцуем? — спрашивает он, протягивая руку. Целую вечность я тупо смотрю на его ладонь, не уверенная, что может повлечь за собой это приглашение. — А где Рейни? — спрашиваю я. Не убирая руки, он отвечает: — Плохо себя чувствует, решила остаться дома. Оставляю клатч на ближайшем столике и вкладываю руку в его открытую ладонь. Трей ведёт меня на свободное место в центре зала и разворачивает к себе. Он нежно поднимает мою руку, помещая её на своё плечо, в то время как другую берёт в свою ладонь. Наши руки идеально подходят друг другу. Когда он кладёт руку мне на талию, притягивая к себе, моя грудь почти касается его. Он так близко, что я боюсь дышать. Каждое прикосновение кажется таким родным и в то же время совершенно чужим. Никогда бы не подумала, что Трей умеет танцевать, но к моему удивлению, он правда хорош. Возможно, я слишком деревянная и неуклюжая, но он ведёт меня, и я пытаюсь следовать за ним. Я не уверена, что это за танец — есть ли у него вообще название? — но мне нравится это ощущение, когда я в его руках, таких крепких и надёжных. Пока мы кружим по залу, мои пальцы потихоньку смещаются к его затылку, желая найти подтверждение тому, что я уже знаю. Он приподнимает бровь, когда я делаю вид, что играю с его волосами. — Мне всегда нравились завитки у тебя здесь, — бормочу я, касаясь пальцами его кожи. И тогда я нахожу её — шероховатую полоску, в точности как у меня. Губы Трея изгибаются в полуулыбке, и он наклоняет меня низко к полу. Оркестр начинает играть следующую мелодию, ещё более медленную, мы едва вообще движемся, скорее, просто качаемся на месте. Я смотрю строго в одну точку на противоположном конце комнаты — картину с фруктами, — но затем чувствую взгляд Трея на себе и поднимаю глаза. Большая ошибка. Он прочищает горло и говорит: — Ты очень красивая сегодня. Мои щёки вспыхивают, и я внезапно вспоминаю, как сильно открыта моя кожа. Моя бледная кожа с миллионом веснушек. Вот бы у меня сейчас была накидка. — Как у вас дела с Зейном? — Всё сложно. В этот самый момент в моём ухе слышится лёгкое потрескивание, и голос Зейна говорит: «Сиенна, я нашёл твоего отца». Мы с Треем стоим так близко, что я паникую. Мог ли он услышать? Я отстраняюсь, и Трей озадаченно смотрит на меня. — Всё хорошо? — Да, конечно, — улыбаюсь. — Не хочешь немного подышать? Я слышала, здесь есть выход в сад. — Давай, — соглашается Трей. Я хватаю клатч со столика, достаю номерок и забираю накидку из гардероба, сразу же надевая. Пока мы проходим через зал к двери, ведущей в сад, мысли в голове скачут, как ненормальные. Трей рядом, и сейчас может быть самое время, чтобы представить ему доказательства его потери памяти.***
Сумерки сменились ночью. Когда мы выходим наружу, я всматриваюсь в темноту. Здесь есть несколько висящих ламп, освещающих садовые дорожки, но я веду Трея не по ним, а в самый тёмный уголок сада. Он колеблется поначалу, но я говорю ему: — Идём, я хочу тебе кое-что показать, — и он уступает. Мы проходим вдоль стены, увитой виноградной лозой, и присаживаемся на деревянную скамейку. Я поворачиваюсь к нему. Сердце стучит так сильно, что Трей наверняка слышит. Пора. — Трей, ты замечал татуировку на своей руке? Дерево? Цветок жизни? Он пристально смотрит на меня. — Ты знаешь о них? Я опускаю накидку с плеч, показывая ему свои внутренние татуировки, которые светятся в темноте. Фиолетовое свечение исходит от моей кожи, создавая причудливую дорожку из бабочек. Я показываю второй рукой на татуировку «Грани». — Видишь? У меня тоже есть. Трей наклоняется ближе, прищуриваясь. Он тянется рукой, но замирает в паре сантиметров от моей кожи. Он поднимает глаза на меня, будто бы спрашивая разрешения. Когда я киваю, он повторяет пальцами узор татуировки — пересекающиеся круги, создающие цветочно-геометрический узор. — Что это такое? — шепчет он. — Моя татуировка «Грани», — отвечаю я. — Такая есть у всех её членов. Так мы узнаём друг друга. Даже в темноте я вижу, как он напрягся. — А почему она у меня? — Я уже говорила тебе, Трей. Ты лидер «Грани». — Этого не может быть, — бормочет он и замолкает на мгновение, обдумывая. Его пальцы скользят по моей руке, посылая заряд электричества через всё моё тело. — Мне нравятся твои бабочки. Слёзы появляются у меня на глазах, когда я вспоминаю, как он сказал эту фразу в прошлый раз — слово в слово — в ту ночь, когда лагерь был взорван. — Знаю, — шепчу я. Трей поднимает на меня удивлённый взгляд. — Откуда? — Ты уже говорил мне раньше. Трей смотрит на меня так долго, что я чуть было не забываю, о чём мы вообще разговаривали. И затем он говорит таким голосом, будто извиняется: — Я ничего не понимаю. — Это нормально, — выпаливаю я. — Я всё тебе объясню. Тебе нужно только пойти со мной… — Нет, — твёрдо отвечает Зейн. Впервые я замечаю в его глазах что-то, что я не до конца понимаю. Что-то похожее на страх. — Нет, — повторяет он. — Тебе нужно уходить. — Трей, — умоляю я. — Пожалуйста. Дай мне шанс объяснить, что с тобой произошло… Он сжимает мои руки, крепко. — Уходи. Скорее. — Я никуда не уйду, — упрямо возражаю я. — Чёрт возьми, Сиенна, — в голосе Трея звучит злость. — Они здесь. Они пришли за тобой и Зейном. Тебе нужно бежать. Скорее. Всё внутри меня леденеет. — Что? Трей качает головой. Никогда не видела его таким злым, хотя я не уверена, на кого направлена эта злость: на себя или на меня. — Это ловушка. Ты ещё не поняла? Я тебя заманил. Тяжёлая дверь распахивается, этот звук эхом разносится в ночи. Я слышу крик, и мой разум туманится от наплыва чувств. Он обманул меня. Притворился, что неравнодушен, и обвёл вокруг пальца. — Сиенна, — в его голосе слышится страх. — Беги! Адреналин охватывает меня. Я подбираю юбки и бегу в тёмный сад, мысленно молясь, чтобы там был ещё один выход. Прижимая палец к уху, я говорю отрывистым голосом: — Уходим, Зейн, уходим. Выбирайся оттуда сейчас же! Но в ответ слышу только помехи. Я сама по себе. На бегу петляю между кустами, клумбами и фруктовыми деревьями. Эта часть сада более тёмная и заросшая, чем там, где мы были, будто у садовника закончили силы, и он не стал идти дальше. Я слышу позади себя топот, они отстают, но всё ещё бегут за мной. До меня доносятся крики силовиков, что вот-вот начнут стрелять. Дыхание тяжёлое. Лёгкие будто на грани взрыва. Спутанные волосы липнут ко лбу. Я скинула туфли на каблуках, и теперь бегу слепо по камням, желудям и тонким веткам, засорившим тропинку. Мои стопы бьются по жёстким бетонным плитам. Каждый шаг отдаётся болью. Слёзы и пот смешались на моих щеках, соль пощипывает кожу. И когда я уже чуть было не падаю, не в силах больше бежать в этом платье, я вижу её. Двухметровую каменную ограду. А в дальнем левом углу виднеются железные ворота. Подбежав к ним, я пытаюсь открыть их дрожащими руками, но они оказываются закрыты наглухо. О нет. Силовики приближаются. Я слышу их дыхание, их шаги. Как только они обогнут то дерево, то сразу увидят меня. А дальше им хватит одного выстрела в грудь, чтобы повалить меня на землю. Я проклинаю своё платье и, задрав юбки, пытаюсь перелезть через ворота. Нога соскальзывает. Я пытаюсь вновь. На этот раз мне удаётся ухватиться получше, железный узор впивается в ногу. Я уже наполовину забралась, когда прибегают силовики. Они кричат предупреждения и поднимают лазерное оружие. Нет времени на раздумья, я карабкаюсь вверх. Платье за что-то цепляется. Я со всей силы дёргаю его и падаю назад, тогда как лазерный выстрел проходит рядом с моей головой. Я приземляюсь на спину по другую сторону забора, из лёгких вышибает весь воздух, как будто меня ударило кувалдой. Через несколько секунд я беру себя в руки. Они стреляют прямо сквозь ворота. Хромая и низко нагибаясь, я бегу дальше. Впрочем, я в центре города. И бежать босиком через всю столицу в грязном платье и съехавшем парике, не говоря уже о светящейся татуировке, это всё равно что выйти к силовикам с поднятыми руками. Я срываю парик на бегу и бросаю его прочь, оставляя валяться на дороге. Оказываюсь на какой-то широкой улице, где меня стопроцентно поймают. Силовики на машине перегородили путь, и двое мужчин в чёрном выбегают с оружием наготове. Наверное, они уже засекли меня, но я всё ещё пытаюсь скрыться, ныряя за большую мусоросжигалку. Но они, оказывается, здесь не за мной. — Это вооружённые силы! Встаньте! — их пистолеты направлены на человека, сжавшегося на земле, которого я не заметила до этого. Это мужчина, и он раскачивается вперёд-назад, держа что-то в руках. Один из силовиков светит фонариком на него, освещая то, что он держит. Игрушечная машинка. — Сэр, вы должны подняться и пройти с нами. Вы не можете здесь спать. Это незаконно, — силовик мягким голосом пытается достучаться до него, но мужчина продолжает сидеть на земле, раскачиваясь и прижимая к груди игрушку. Затем он начинает тихо напевать. Силовик хватает мужчину за плечо, и тот взвывает. Такого вопля я ещё никогда не слышала. — Мой грузовик! Мой грузовик, — орёт он. — Заткни его, — выкрикивает другой силовик, направляя лазерный пистолет мужчине в голову. Мужчина прекращает орать, как резаный, и теперь скулит, как потерявшийся щенок. — Нам нужно посадить его в машину и отвезти к остальным. У нас чёткие инструкции, — твёрдо отвечает более добрый силовик. — Этого? Он же чокнутый. От него никакой пользы. Думаю, нам стоит избавить его от страданий, — но вопреки своим словам, он опускает оружие. — Нам сказано подбирать людей с улиц, даже если они психически больны. Хочешь ослушаться? Мужчина начинает бормотать вновь: — Мой грузовик, мой грузовик, мой грузовик. Одним быстрым движением силовик поднимает оружие и выстреливает мужчине в голову. Игрушечный грузовик падает на землю и катится ко мне. Я накрываю рот ладонью, заглушая крик. — На черта ты это сделал? — шипит добрый силовик. — От него никакой пользы. Чтобы операция прошла успешно, мозг должен быть исправен. — Это не тебе решать. Тот пожимает плечами. — Может и не мне. Но кто будет по нему скучать? Оба силовика забираются в машину и уезжают прочь, даже не оглядываясь на невинного человека, которого они только что убили. Убедившись, что они уехали, я выхожу из своего укрытия. Ползу по стене в направлении лежащего мужчины. Мой живот скручивает, когда я вижу его, чувствуя запах горелой плоти. Мне не нужно проверять пульс, чтобы понять, что он мёртв. Подобрав грузовик, я возвращаю его ему в руки и шепчу: — Мне жаль. Я бреду вдоль стены, двигаясь в сторону океана. Рёв двигателей машин силовиков и вой их сирензвучит то громче, то тише, пока они патрулируют улицы Рубекса. Всю дорогу я не прекращаю думать о мёртвом мужчине, о крови на моих ступнях, о боли в спине, о предательстве Трея. И всё твержу себе: «Океан. Мне нужно добраться до океана».***
Когда мы жили на окраине и у нас был бассейн, я плавала каждый день, пока руки не начинали болеть. Меня никто не заставлял. Мне нравилось находиться в воде, я обожала это ощущение невесомости. С вершины холма я вижу причал и океан. Надеюсь, моё тело выдержит. К моменту, когда я заканчиваю спуск, я хромаю так сильно, что едва вообще могу идти. Ещё двадцать шагов. Десять. Песок прохладный, но он попадает в открытые порезы, трётся, впивается. Это ещё сильнее замедляет меня. Теперь я ковыляю, всё ещё в красивом вечернем платье. Пять шагов.Когда вода касается моих ступней, я нащупываю молнию на платье. Трясущимися руками я расстёгиваю его до конца. Оглянувшись вокруг, чтобы убедиться, что вокруг ни души, я выскальзываю из платья и бросаю его в океан. Пусть думают, что я утонула. Я вздрагиваю от ночной прохлады. Но это не сравнить с температурой воды, в которую я намереваюсь погрузиться. Я делаю несколько глубоких вдохов, морально готовясь к заплыву, чтобы добраться до безопасности. Это был план Зейна — побег на случай экстренной ситуации. Когда он это предложил — оставить лодку в ста метрах от берега, затея показалась мне нелепой, но теперь я безумно рада, что он это сделал. Я едва различаю проблеск света в океане, крошечное красное пятнышко среди черноты. Я захожу в солёную воду, морщась, когда сначала погружаются мои ступни, затем икры, бёдра. Каждый шаг заводит меня всё дальше в океан. В воде градусов пятнадцать, у меня немеют пальцы. Затем намокает нижнее бельё. Я наступаю на что-то острое — возможно, камень, — и дальше решаю плыть. Взгляд продолжаю держать на красном огоньке впереди. Если он пропадёт из виду, а я окажусь ночью посреди океана, то я всё равно что труп. Я плыву брассом, чтобы удерживать голову над водой. Пока я плыву, моё сердцебиение учащается, кровь пульсирует по венам, согревая меня достаточно, чтобы плыть дальше, несмотря на онемение в ногах. Я пытаюсь не думать о том, что ещё может быть в океане, кто ещё может плыть прямо подо мной. На полпути к лодке что-то касается моей ноги. Я полностью замираю, держась в воде. Прикусываю губу, сдерживая крик, рвущийся на поверхность. Это акула, это акула, это акула. Что-то вновь задевает мою ногу, словно бы проверяя меня, и на этот раз вопль вырывается из груди. Нырнув, я дёргаю ногами и стараюсь плыть так быстро, как только способны мои руки и ноги. Я выныриваю каждые несколько секунд, чтобы убедиться, что я плыву в нужном направлении. Мне всё кажется, что вот-вот в меня вцепятся зубы и сильные челюсти оторвут мою ногу, но продолжаю плыть и мысленно молюсь, чтобы суметь добраться до лодки. Но когда я выныриваю вновь, то не вижу огонька. В исступлении я вращаюсь вокруг, всматриваясь в темноту, пытаюсь разглядеть линию горизонта. Но ничего не видно. Я разворачиваюсь обратно к берегу, но в темноте всё выглядит одинаково. У океана нет ни начала, ни конца, только бескрайняя чёрная вода. — Боже, пожалуйста, помоги мне, — всхлипываю я, крутясь на месте, осматриваясь вокруг. Я в отчаянии, я на грани. Я не знаю, как долго ещё смогу продержаться, пока не замёрзну вусмерть, или пока какая-нибудь тварь не утащит меня под воду, или пока я не утону тупо от усталости. Я активно двигаю ногами, чтобы согреться и удержаться на плаву, но остаётся только надеяться, что та штука, которая меня проверяла, уже давно уплыла. Затем, когда я уже на грани срыва, я вижу свет, мелькающий по правую руку от меня. Течение унесло меня не в ту сторону, и я на самом деле заплыла дальше, чем было нужно. Теперь я плыву параллельно берегу, держа голову над водой, не сводя глаз с красного огонька. Когда я добираюсь до лодки, мои руки не слушаются, превратившись в желе. Мне с трудом удаётся ухватиться за лестницу. Я подтягиваюсь наверх, всё тело потряхивает от холода и страха, и падаю на дно лодки. Мои зубы стучат, я тянусь к сумке, которую Зейн специально приготовил и оставил здесь. К моему неописуемому облегчению, я нашла её под пассажирским сиденьем. Я вытаскиваю большое пушистое полотенце и тут же заворачиваюсь в него. Сидя на полу, укутавшись в полотенце, я обхватываю руками колени и раскачиваюсь вперёд-назад, пытаясь согреться. Моя рука тянется к шее в поисках медальона, который подарил мне Зейн, чтобы успокоиться. Но его там нет. Я опускаю глаза, проверяя. Медальон пропал. Возможно, я потеряла его, пока ныряла под воду. Часть меня оплакивает потерянное украшение и последнюю связь с Зейном. Я понятия не имею, сумел ли он выбраться оттуда. Надеюсь, что да. В любой момент он может приплыть сюда. Вся моя ярость, закипающая в крови, греющая меня изнутри, оборачивается против Трея. Он предал меня. Сказал, какая я красивая и что видит меня во снах. Он заманил меня. Я бы не была сейчас здесь, в этой лодке, если бы не он. Я оставила свою маму и сестру, чтобы «спасти его», тогда как ему совершенно наплевать на меня. Меня накачали наркотиками, на мне провели две операции, в меня стреляли, а теперь я чуть не оказалась ужином для акулы — всё, чтобы спасти его. Я позволила себе открыть своё сердце, стать слабой, беспомощной… Пора положить этому конец. Теперь я поняла — любовь делает меня слабой. Любовь заставляет меня совершать идиотские поступки. Никогда больше я не позволю, чтобы мне причинили такую боль. Любовь — это для слабых. А я, Сиенна Престон, какая угодно, но только не слабая.
Последние комментарии
6 часов 32 минут назад
9 часов 5 минут назад
9 часов 34 минут назад
9 часов 41 минут назад
3 часов 56 минут назад
12 часов 44 минут назад