Не наступите на жука [Марина Львовна Москвина] (fb2) читать постранично, страница - 30

Какими судьбами?

— Я здесь проездом, — отвечал тот, не убирая ноги. — По делам организации.

— Фима! Ты? Друг!!! — полупридушенным голосом с той стороны баррикады позвал Хворостухин.

— Сема! Я здесь! Не бойся! Ни один волос не упадет с твоей головы.

— У него их и нет, — сказал Прораков.

Это было правдой. Семен Хворостухин был полностью лыс.

— Ну, ты, подарок Папе Римскому! — парировал Фима. — Хороший человек в Слизневке увидит больше достопримечательностей, чем ты в Риме.

— Какого дьявола?!

— Пусти Сему!..

И тут явился Витя Паничкин! В тот вечер он дежурил по спальням. И зашел узнать, в чем дело, почему Прораков не идет в интернат укладывать людей спать. И застал вышеописанную картину.

Понадобилось какое-то время, пока он понял, что к чему, освоился в обществе Алмаза, и только тогда — не к чести Паничкина будет сказано — с удовольствием стал оскорблять Проракова обидными речами.

Он вспомнил, как копил на шапку, какую уйму денег ухнул, как у него ее украли, все муки вспомнил, все страдания!

— Вы спекулянт, Федор Васильевич! — бросил в дверную щель Витя. — Закостенелый!

— От закостенелого слышу! — огрызнулся Прораков.

— А вы, Федор Василич, живодер!

— А ты — косноязыкий!

Витя раздул ноздри, свидетельствовавшие о его свободном духе, и выпалил:

— А вы — жулик! Я всегда знал! На деньги смотрит жаркими глазами. Раз в ботинках новых приходит — кремовых, остроносых! Я ему: «Федор Васильевич! Где ботинки брали?» А он молчит. Не отвечает. Хочет, чтоб у него только такие были. А я, дурак, ему сумки таскал! С ворованными продуктами. Со школьной кухни! Мы ведь рядом живем. «Занеси да занеси! А то за ночь истухнут!..» И поцеловал меня один раз. Поцелуй Иуды!

— Я не соображал, что делал! Я был в нетрезвом состоянии! — крикнул Прораков.

— Фиг вы меня еще поцелуете!

— Очень надо!

— Милиция! — закричал Витя Паничкин, так и норовя покрыть себя неувядаемой славой борца против нетрудовых доходов. — Милиция!

Подоспевший милиционер, прямо скажем, оказался кстати. Прораков быстро потерял свою твердокаменность, отпустил Хворостухина к Придорогину и вышел сдаваться. Он, правда, разглагольствовал и хорохорился, делал высокопарные заявления типа: «Как говорил художник Сезанн, я вам не дам себя закрючить!» Но видно было, что шайка разбита наголову.

За ним плелись собачьи бизнесмены: понурый Грущук, непросветленный Козявка и каратист Мочало, который сам уже не знал, чему радоваться, а чего пугаться. На всякий случай он держался подальше от доблестного защитника собак.

Милиционер-заочник составил протокол и как-то сконфуженно сказал Женьке:

— Ну вот, объект обезврежен. Хотя бы дальнейшее кровопролитие мы остановили.

Прораков шел, бросая на всех испепеляющие взгляды. Никто, наверное, не пожелал бы взглянуть на мир его глазами. Спина широкая, как дверь. И перед отъездом он сказал:

— Вернусь домой, куплю себе собачку таксу и обрету таким образом душевное равновесие.

глава 8 Не наступите на жука

Ту-у-у, ту-ду-ду-ду-ду-ту-у-у!.. — Юрик, вымазав лицо гуталином, играет в новогоднюю ночь на игрушечном саксофоне.

Золототрубов, сменивший театральную деятельность на черствый хлеб непризнанного художника-авангардиста, лежит на диване и курит гаванскую сигару.

— Зачем ты пишешь картины, что движет тобой? — спрашивает Юрик.

— Хочу изумить мир, — отвечает Золототрубов.

— Ту-у-у!.. Ту-ду-ду, ду-ту ту-у-у!.. О, йес!!

Я смеюсь. У меня от смеха всегда ноги согреваются. Ты знал, Юрик, я только этого и жду — похохотать. Ты вечно валял дурака. У тебя даже фотографий не осталось нормальных — везде корчишь рожи.

Мне снится сон: ты танцуешь, а я за тобой повторяю все движения.

Мне снится: я и ты. Я иду к тебе, иду, а дойти не могу, не могу прикоснуться.

Зыбко все и непредсказуемо. Кого-то не стало всего лишь оттого, что его укусила оса. В кого-то неудачно попали снежком. Кто-то в наше время умер от любви.

Так какие же мы в конце концов? Хрупкие или прочные? И какой весь наш мир?

…Летним утром по многолюдной улице в Орехово-Борисове мимо кинотеатра шел жук. Сухой, как шелуха от семечек, немного пошевеливая под крыльями полосатенькой спиной.

Жуки — это же вообще очень крепкие существа, сами с усами, энергией так и пышут. И все-таки, мало ли, на всякий случай, рядом с ним шагал парень лет семи. Он жука и взять боялся, и бросить не мог. Поэтому просто шел рядом и повторял:

— Осторожно! Не наступите на жука!..

И точно так же, как с жуком, мне кажется, обстоят дела с Землей и с человеком. Тем более они похожи друг на друга, Земля и человек: у них есть тело — оболочка и магма — любящая душа.

А может, Придорогин прав, и основная мысль земная заключается совсем не в человеке? А в дереве. Или в птице. Не важно!

— Я, — говорит Фима, — понятия не имею, по какой причине вымерли