Я верю в чудеса (СИ) [Елена Григорьевна Гриб] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

программирования, Г – иностранных языков и журналистики, Д – науки, а остальные до буквы К включительно оставались пока тайной, дабы не доводить маму до нервного срыва.

Вторая претензия: я мешаю социализации ребенка, потому что не отправляю его в «кружки». В какие? Отличный вопрос! Пения или рукоделия, другого не дано. Музыкального слуха у моей дочери нет, и нам это ничуть не мешает, вышивание и вязание она ненавидит. И что же? Заставлять ее? Чтоб было «как у людей»? Но зачем, черт побери? Я действительно этого не понимаю.

Проблема третья: честолюбие, вернее, его якобы отсутствие. Антон Витальевич желал бы видеть Варю лидером класса и искренне считал, что айфон последней модели и брендовые шмотки автоматически забросят ее на вершину. Тот факт, что школа у нас обычная, более-менее однородная в плане достатка учеников, почему-то не учитывался.

Четвертый пункт: будущее. Все эти «создать лекарство от рака», «стать лучшим шеф-поваром мира», «выращивать мясо в пробирках, чтобы не убивать животных», «написать идеальный антивирус» – просто детские мечты. Пора задуматься о чем-то реальном. Выбрать институт и факультет, начать активную подготовку, потихоньку налаживать связи с деканатом… За шесть-семь лет до поступления, да. Я, похоже, отстала от жизни, раз никак не могла уловить в этом смысл.

К чести Антона, об Олеге он не заговаривал никогда, но это не делало соседа приятным собеседником.

– Так вы уделите мне минуту, Валентина? – настаивал он. – Мой автомобиль рядом. Позвольте вам помочь?

– Именно сегодня? – Я не хотела показаться грубой, но из-за случившегося в кондитерской настроение упало ниже плинтуса, и, начни Антон Витальевич толкать просветительские речи в своей обычной манере, второй срыв был бы гарантирован. – Возможно, лучше обсудить все после праздников?

– Нам нужно серьезно поговорить. – Он смотрел в землю. – О Варе.

Ну и зачем уточнять? Все наши разговоры начинались с Вари и заканчивались переходом на личности – увы, с моей стороны только мысленным.

– Что снова не так? – Я поставила пакет с хлебом на землю и набросила капюшон, защищаясь от ветра.

– Она лжет, – тихо заявил Антон. – Я не ожидал от нее такого, поэтому сильно обеспокоен.

И я обеспокоилась… его душевным здравием! Варя принципиально не обманывает. Невкусная еда, усталость на лице, неудачно подобранная одежда, какой-то промах – дочь озвучивает все, даже собственные прегрешения. Бунтарский период у нее начался, видите ли. Рановато, конечно, да что поделаешь?

Порой это невыносимо, порой пробивает на хихиканье, порой ставит меня в неудобное положение… Несомненно одно: Варя рубит правду-матку всем подряд, включая учителей и бабулек на скамейках, но врать она не станет ни за что на свете.

– Простите, Антон Витальевич, но вы городите чушь. – Если бы меня не раздраконили получасом ранее, я бы вела себя намного сдержаннее, однако угробленное настроение не располагало к дипломатии. – С Новым годом.

– Подождите! – Антон схватил ручку пакета, останавливая меня. – Я действительно беспокоюсь. С Варей происходит что-то странное.

– Вы же помните, что сейчас каникулы, да?

Он нахмурился, но не отступил.

– Пожалуйста, выслушайте меня.

Пакет сбоку лопнул, одна буханка вывалилась в кашу из снега и песка.

– Простите. – Антон выглядел расстроенным, а не виноватым. – Что вы делаете?!

Что-что? Хлеб подбираю. Или надо оставить его посреди тротуара, чтобы люди пинали? У нас во дворе пять кормушек для птиц и всеядная дворняга – эдакая помесь бульдога с носорогом родом то ли из лаборатории сумасшедшего ученого, то ли из-под Чернобыля.

– Хороших праздников, – повторила я. – Увидимся в следующем году.

«Надеюсь, нет», – наверняка читалось на моем лице, однако какая разница? До лета мы с девочками как-нибудь продержимся, а там Антон Витальевич станет всего лишь воспоминанием.

– С Новым годом, – пробормотал он неловко.

Я оставила его позади, отгородилась снежным вихрем и шумом транспорта. Тащить торт, разодранный пакет и испачканный хлеб было ужасно неудобно. Руки мерзли, ветер бил в лицо, злость потихоньку точила сердце… Но за воротами родного двора поджидали с полцентнера абсолютной радости, чья вечно счастливая морда вот уже год не пускала в дом уныние.

Как я могла хмуриться, глядя в умные золотистые глаза и почесывая припорошенные снежком острые уши?

Шарик завелся в прошлый Новый год, который мы с девочками впервые встретили без папы. Нам подбросили костлявого щеночка, что едва держался на кривых лапках. Я думала, это будет небольшая дворняжка, а по факту вырос «теленок».

– Соскучился, дружок? – Он носился вокруг с таким воодушевлением, что мог сбить меня с ног в любой момент. – Ах ты ж ворюга!

Хлеб оказался в широкой пасти, и Шарик помчался к пристройке у дома, что служила ему конурой.

Варя поджидала меня на крыльце.

– Что он хотел? – спросила без предисловий.

Ясненько… Не выдержала и слазила на чердак,