Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Альт история. Россия начала 20 века. Книга 3 (Главы 1-8) [Борис Иванович Каминский] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

тему Дмитрий, — давайте за троих нашить бойцов.

— Вместе с Поповым за четверых, — Федотов напомнил недавно ушедшего из жизни первооткрывателя радио.

Правильные слова дорогого стоят. «Эх, война, что ты сделала подлая», эти строки будут написаны много позже, но перенесенные в сознании переселенцев здесь и сейчас они порождали совсем иной масштаб и иное понимание. И как знать, сколько русских жизней спасли три павших бойца из Вагнера.

Ровно девять лет тому назад три выходца из иного времени сидели на таких же промороженных бревнах, и точно так же наслаждались теплом зимнего костра.

Звереву недавно «натикало» тридцать шесть. Уже возраст. Наивностью он и раньше не отличался, поэтому к славе «гениального киношника» относился со скепсисом, зато пользовался беззастенчиво. В иных местах этот значок творил чудеса. Как это ни странно, но драки на политическом олимпе закалили его даже больше, нежели создание собственной маленькой, но очень кусачей армии. В какой-то момент Дмитрий осознал, что в «триумвирате» переселенцев он выходит на лидерские позиции. Последнее время в политические дела Федотов почти не вникал. Зато теперь все просчеты становились только его Дмитрия Зверева. Такое положение и возвышало, и тревожило.

Очередное предложение поднять чарки за Русское оружие прозвучало вовремя. Затем вспомнили о пулеметах, о подводниках и авиаторах.

Мишенин не был бы Мишениным, если бы его не повело на философствование:

— Странное состояние, — словно к чему-то в себе прислушиваясь, задумчиво произнес Ильич, — умом понимаю: если нужен результат, делай сам, но два миллиона погибших на фронте…

Знать и не предупредить — вот то, страшное, что не давало ему покоя, поэтому хотелось спрятаться, чтобы никто ничего не знал. Одновременно, сегодняшний сорокачетырехлетний Мишенин отдавал себе отчет — от такого предупреждения ничего бы путного не вышло. В лучшем случае их могли бы признать идиотами или мошенниками, а в худшем… О худшем даже думать не хотелось. Все так, но сердцу не прикажешь, и фраза о двух миллионах потерь на фронтах первой мировой вылетела против воли хозяина.

— Эт, Ильич, расплата за наше российское соплежуйство, — не забыв плеснуть каждому, меланхолично заметил Зверев, — и ничего с этим не поделаешь. Как говорит Старый, такова реальность данная нам в ощущениях.

— Это написал Ленин и по другому поводу, — встал на защиту истины математик.

— Не суть, — отмахнулся от правдолюбца бывший морпех, — не у тебя одного кошки в душе все углы обоссали. Ты пойми, не в одной мировой войне дело, поэтому, отдавать наши знания не самым умным дядям есть, что? — склонив голову к гитарной деке, Зверев по-разбойничьи посмотрел на математика снизу вверх. — Правильно! Хрен им на всю морду!

— Угу, — поддержал товарища Федотов, — сила, брат Мишенин, в правде, а правда она такая, — Борис замысловато покрутил в воздухе эмалированной кружкой, — если даже привлечь большевиков или эсеров, ничего из этой затеи не получится. Там сложившаяся идеология и при первой же возможности нас эти упоротые сметут. Так что, только своя партия без фанатиков, а идеологию мы всегда подправим в свою пользу.

— Эт, точно! — заржал Зверев. — Старый забыл добавить: фанатиков в четвертой стадии к ногтю сразу, остальных после переворота.

— Да ну вас, — обиженно махнул на друзей Мешенин, — как дети.

Впрочем, обижался он не долго, «Маркитантка» Окуджавы всех помирила:

Отшумели песни нашего полка,
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита.
……
Спите себе, братцы, все начнется вновь,
все должно в природе повториться:
и слова, и пули, и любовь, и кровь…
Времени не будет помириться.
Стоит отойти от костра на несколько метров, как ты оказываешься в другом мире. Такова особенность зимних стоянок. Разговоры доносятся едва различимым бормотанием, мохнатые лапы елей с шапками снега кажутся опахалами, заботливо прикрывающими путников. Лунный свет, едва заметный у костра, полыхает неземным яростно-белым светом. После жара от костра, мороза не чувствуется, зато по схваченной морозом лыжне можно ходить даже в тапочках.

Отойдя на полста метров, Федотов поднял голову к небу. Луна, мириады звезд Млечного пути, звенящая тишина и мурашки по спине от осознания величия вселенной. Если не знать, что совсем рядом полыхает костер, можно подумать что ты в снежно-лесной пустыне.

Правильно ли они поступили? Может быть, действительно, имело смысл обратиться сразу после переноса к властям, к общественности?

В этом мире российское общество отнюдь не бессловесная субстанция. Тем паче, если грамотно преподнести свое нездешнее происхождение. Подтолкнуть правительство к невмешательству в европейскую бойню и убедить нажиться на обеих сторонах. А если не получится, то