Ребята с улицы Никольской [Стефан Антонович Захаров] (fb2) читать постранично, страница - 5

времена, когда только глоткой не возьмешь. Сыновья его и дочери учились в гимназиях, а старшая, Катенька, уже закончила весь гимназический курс премудростей и считалась в городе одной из самых завидных и богатых невест…

И дальше мы узнали, что Катенька очень увлеклась спектаклями и что к рождеству и к пасхе в особняке Санниковых местные любители из зажиточных семейств играли какую-нибудь пьесу. Сама Катенька всегда выступала в главных ролях. И по ее просьбе Семен Потапович решил устроить в большом зале своих хором такую сцену, какой в те времена даже и в губернском городе не было. Не откуда-нибудь, а из Парижа выписали особые фонарики, шарниры, крюки, подъемные механизмы и установку всего этого поручили Игнату Дмитриевичу. Тут-то ему и пришлось познакомиться с Катенькой поближе. Она объясняла Игнату Дмитриевичу, для чего нужна на сцене или под сценой та или иная деталь, как ее лучше укрепить.

И вот однажды ночью на кухне, где Игнат Дмитриевич спал за печкой, пришел на цыпочках Санников, поднял его с лежанки, приказал одеться, забрать инструменты и следовать за ним. Полусонный Игнат Дмитриевич молча плелся в темноте за хозяином и гадал, для какой такой цели он срочно понадобился.

Наконец они пришли в зал. Здесь Санников зажег свечку и заставил Игната Дмитриевича поцеловать нательный крестик и побожиться, что ни в коем случае никогда и никому не проговорится о работе, какую ему сейчас придется выполнить.

Парень по наивности думал, что предстоит заниматься каким-то особым трудным мастерством, но пришлось выполнять знакомое дело. Под сценой у Санникова находился известный, по-видимому, только ему одному тайник, ключ от которого при загадочных обстоятельствах, вернее всего, при таких же, как и летом, потерялся.

Приподняв крышку суфлерской будки, Игнат Дмитриевич вместе с хозяином спустился вниз. В руках у Семена Потаповича мигала свеча, но даже и с освещением Игнат Дмитриевич без Санникова не нашел бы тайник. Очевидно, владелец заводов любил прятать важные бумаги и деньги подальше от людских глаз.

Когда Игнат Дмитриевич открыл тайник, а потом врезал новый замок, Санников снова заставил парня побожиться и только после этого отпустил его спать, не позабыв, однако, как и на даче, наградить целковым.

Клятвы, откровенно говоря, хозяин с Игната Дмитриевича мог и не брать: молодого слесаря тайник совершенно не интересовал, ибо мысли его в те дни были заняты лишь Катенькой. Правда, Игнат Дмитриевич понимал, что он ей не ровня, и надежд на взаимность даже не возлагал.

Но скоро его со скандалом изгнали из санниковского особняка. Произошло это так.

В субботу он случайно увидел в раскрытую дверь одной из комнат, как Катенька била по щекам девчонку-горничную.

— Катерина Семеновна! — испуганно закричал Игнат Дмитриевич. — Разве так можно?!

— Хам! Мужик! — услышал слесарь в ответ. — Тебя еще здесь не хватало!

На шум прибежал сам Семен Потапович, и через несколько минут Игнат Дмитриевич, забрав свой узелок, шагал в сторону Северного завода.

— Вот как я в кавалерах-то пытался ходить! — иронически усмехнулся Игнат Дмитриевич, закругляя рассказ. — Бывали времена!

Тереха удивленно посмотрел на брата: видимо, эту историю он услышал впервые. Юрий Михеевич, покачиваясь на стуле, что-то соображал. Глеб задумался.

— Игнат Дмитриевич, — решил я нарушить молчание, — Катеньку вы потом видели?

— Нет, не приходилось, — ответил старик. — Савинковы следующим летом на лечебные воды за границу укатили. Катенька за границей и осталась. Говорили, замуж за богатого иностранного заводчика вышла… Да и зачем мне ее, Гоша, было видеть?

III

Нынешней весной мы с Глебом закончили школу первой ступени. Жаль, конечно, было покидать маленькое одноэтажное здание, куда мы ходили в течение четырех лет, жаль было расставаться и с учительницей Ниной Андреевной, научившей нас писать и читать. Она даже всплакнула чуточку на прощание, да и у всех наших мальчишек и девчонок глаза были на мокром месте.

— Улетаете, соколики, — говорила печально сторожиха бабушка Владимировна, когда мы в последний раз пришли в старую школу. — Счастливого пути вам! Сколько уже я ребятишек-то отсюда проводила… Счастливого пути!

И моя мать, и родители Глеба считали, что мы должны продолжать учиться дальше, в школе второй ступени. По-иному представлял будущее своего племянника наш домовладелец Александр Данилович Оловянников. Валька Васильчиков жил у дяди на хлебах. Валькин отец, крестьянин-бедняк, умер два года назад, оставив после себя большую семью, и Оловянников «по доброте сердца», как он любил иной раз прихвастнуть, выписал в город Вальку. Почему именно Вальку, а не кого-либо другого из племянников, понятно. До Оловянникова и раньше доходили слухи, что Валька чуть ли не с пеленок рисовал, а старому маляру в его деле срочно требовался помощник.

Правда, Оловянников давно уже не разрисовывал стены и не белил