Мосты не горят [Тата Ефремова] (fb2) читать постранично, страница - 4

поводу присутствия современных изданий среди старинных. Изобразила. Следующую книгу я не смогла просто так переложить к стопке просмотренных. «Нравы и повадки фей. Воспоминания и размышления Оливера Фергюсона, эсквайра, побывавшего в плену у лесного народа в год тысяча семьсот тридцать втором от рождества Христова, записанные им самим». 1813 год. Издательство Бенсли, Флит стрит. Я не смогла совладать со своими пальцами. Они сами раскрыли книгу и пробежались по шелковистым страницам. Я знала ее почти наизусть, разумеется, лишь по электронной версии. Ничего более достоверного мне не встречалось.

— Вы читаете по-английски? — спросил Киприянов.

Я с трудом оторвала взгляд от изображения существа с плоским лицом, острыми ушами и выпирающими из-под верхней губы клыками.

— А? Нет…увы… Какая прелесть! Должно быть, редчайший экземпляр! Вы хотите, чтобы эти книги оценили? Вот эти три, я имею в виду. Но я должна уточнить, что я не специалист по старине. Если вы хотите передать их в дар…

— Нет, не хочу.

— Тогда я не понимаю.

Киприянов слегка откинулся на подушку, пожал плечом, пряча в глазах разочарование. Он думал. Я ждала.

— Сеня, шкатулку.

Исполнительный Сеня, морщась, словно от зубной боли, подал шефу лаковую коробочку с ломберного столика. Что-то он знал, этот Сеня-Скат. В чем-то Крысак ему доверился.

Киприянов взял в руки шкатулку. Лицо у него сделалось тихое, почти мечтательное. Руки пробежались по потрескавшемуся от времени лаку, коснулись крошечных боковых ручек. Щелкнул замочек, что-то звякнуло. Киприянов держал в руках кулон на толстой золотой цепочке. Цепочка была новая, с современным плетением. А кулон… Плоская подвеска в стиле «мементо мори», с одной стороны юная дева с пышными локонами, с другой – скелет. Оправа из серебра – у дарителя было тонкое чувство юмора. Ажурная работа, впечатляющее напоминание о том, что жизнь мимолетна, а смерть вечна. Похожих подвесок сохранилось много. Но только похожих. Такие, как те, что держал Киприянов, на «e-bay» не купишь. У таких долгие семейные истории. Или короткие семейные истории, подобные моей.

Киприянов заговорил, покачивая кулоном, как маятником. Пластина вертелась, локоны превращались в гнилую паклю вокруг черепа.

— Лет пятнадцать назад оказался я далеко от дома и попал в одну нехорошую историю. Сама история к моему рассказу отношения не имеет, скажу только, что вследствие ее загремел я в психушку с почти полной потерей памяти. Один. И никого рядом. Все бы ничего, и память потихоньку начинала восстанавливаться, и ребятки мои меня почти разыскали, но встретился мне там один человек. Псих, как и все. Называл себя Странником. Рассказывал всякую несусветицу. А потом исчез. Вышел в садик погулять и исчез. Как будто не было его никогда. Персонал с ног сбился, а он как сквозь землю провалился. Перед побегом он рассказала мне, что вот-вот уйдет. По мосту. Подарил мне эту вещицу. Очень ко мне привязался этот Странник. Говорил, что раньше ушел бы, но, мол, хотел удостовериться, что со мной все в порядке будет. Как только удостоверился, так сразу и ушел… Возьмите.

Я с трудом разлепила губы:

— Что?

Киприянов протягивал мне кулон. Его лицо заострилось, губы посерели. Сеня услужливо вытянул руку, чтобы помочь, но Крысак вдруг оскалил зубы и гаркнул:

— Пшел вон!

Скат отшатнулся, вгляделся в лицо шефа и тихо спросил:

— Вам больно? Позвать Эллу Ивановну?

— Прости, Сеня. Больно. Позови! — Киприянов тяжело дышал, я заметила, что белки глаз у него пожелтели.

Он все еще держал в вытянутой руке кулон. Я приподнялась и, сохраняя на лице недоуменное выражение, приняла из его пальцев тяжелую цепочку. Сердце билось так, что Киприянов, наверное, мог бы услышать его стук. Как завороженная смотрела я на полупрозрачную деву в серебряном овале. Это не слоновая кость. Не моржовая, не мамонтовая и не носорожья.

— Почему ты так сказала? — произнес Киприянов, тяжело дыша.

— Что? — спросила я, с трудом отрываясь от созерцания кулона.

Крысак опять перешел на «ты». Плохой знак.

— Что это редчайшее издание. Фергюсон. Откуда ты знаешь?

— Я ведь библиотекарь, — я позволила себе растянуть губы в подобострастной улыбке. — Очень красиво. Слоновая кость?

— Нет, — прохрипел Киприянов, ему становилось все хуже. — Это рог единорога.

— Единорога? — «удивилась» я. — Единороги — мифические животные.

— Нет! Они существуют!

Громкий выкрик Киприянова совпал с появлением медсестры. Элла Ивановна, с лицом, сведенным в одну сосредоточенную морщину, отпихнула меня, невольно вставшую с места, в сторону и занялась больным.

Киприянов простонал:

— Он все равно сюда вернется. Захочет… опять… посмотреть на свой … дом. Недолго… ждать.

Я перехватила взгляд Сени. Тот слегка развел руками и кивнул на капельницу. Потом указал глазами на дверь. Я понимающе закивала. Мы вышли. Я вспомнила, что еще держу в руках украшение и отдала его Скату.

— Шеф переутомился, — сухо заметил