Когда придёт Время (СИ) [Первое апреля / Рель Параллельный] (fb2) читать постранично, страница - 4

Солнце поднялось над горизонтом, раскрашивая умытый грозой город в карминовый и охряный, а небо, напротив, выцвело, выгорело до белизны. Пора уходить. Мистрис Инор окинула равнодушным взглядом помещение: стекло, объятое плачущими цветами; шар-накопитель под потолком, похожий на полную луну; шкаф с телескопами.

Солнце взошло. Больше её здесь ничто не держало.

***

— Мистрис Инор, а когда пересдача? — Студент смотрел на неё наивными синими глазами. Его белая мантия, так похожая на снег, навевала на Инор умиротворение, а тема беседы — холодное неудовольствие.

— Экзамена ещё не было, мире Авир, а вы уже спрашиваете о пересдаче? Как… дальновидно.

Иногда она хотела бросить всё и уехать в родную деревню, затерянную среди горных склонов Руннады. Пасти коз каждое утро, плескаться в быстрых ледяных речушках, собирать целебные синие травы, умытые утренней росой, хранить заветы предков и ни с кем, совсем ни с кем не разговаривать. Но она знала, что взвоет через декаду от скуки и одиночества.

— Мы слишком хорошо друг друга знаем, мистрис, — вздохнул студент. И Инор вынуждена была согласиться: даже слишком хорошо.

Сорей Авир ни разу не сдал экзамен, всегда приходил на пересдачу. Инор слышала, что он невероятно талантлив, когда дело касается сложных расчётов, но становится невыносимо рассеянным в естественных науках. Зачем в таком случае брать историю? Указ главы рода, будь он неладен. Иногда — очень часто — мистрис жалела, что ему с сестрой, умницей Сарией, не дали понимания истории поровну.

— Не пропустите экзамен, мире Авир. Там и узнаете.

Тот недовольно надулся, открыл было рот, наверняка чтобы возразить, но закрыл. Замялся, не уходя, но и не решаясь что-то сказать. Мистрис Инор кинула красноречивый взгляд на часы в конце коридора. Три минуты до начала лекции.

Коридор полнился студентами: алхимики громко обсуждали очередную практику, целители зорко выглядывали «подопытных», природники чахли над цветками в горшках и мелкой живностью. Студенты читали конспекты вслух, едва ли вникая в смысл, спорили друг с другом, миловались, насылали проклятия и благословения, бегали друг за другом, как ополоумевшие, и кричали. Но её и Сорея огибали по большой дуге — исключительно из-за плохой репутации строгой мистрис — и пытались как можно тише прошмыгнуть мимо.

— Мистрис Инор, скажите, — неуверенно заговорил Сорей Авир, и та пронзила его холодным взглядом. Он вздрогнул, сглотнул, но мужественно продолжил: — Скажите, что вы знаете о временных петлях?

Она вскинула брови. Этот вопрос сбил её с толку, отозвавшись внутри кратким уколом боли. Нила тоже интересовалась Временем, в своих изысканиях заходя за неписанные и нерушимые границы. И Веора — ещё не мистрис, ещё наивная, юная, как этот несносный студент, — верила, что однажды она добьётся своего. Как добивалась всю жизнь: знаний, денег, уважения, любви гордячки Веоры Инор.

Добивалась, чтобы потерять всё ради этих проклятых петель!

— Это миф, мире Авир, — проскрипела мистрис Инор, едва совладав с голосом. Ледяной доспех её Бога треснул над заполошно частящим сердцем, и этот треск отозвался похоронным боем в опустевшей голове. — Сказка для детей. А теперь простите, мне нужно идти.

Она отмахнулась от его возражений чарами немоты и зашагала по коридору, едва ли видя, как расступались перед ней студенты. Вместо голубых стен и магических огней академии она видела лукавые глаза, окаймлённые трогательно завитыми ресницами, три родинки на скуле и изогнутые в улыбке губы. Отблеск золота на запястье — брачная клятва, ставшая калёными цепями.

Доспех плакал тающим льдом, разбивался под ударами памяти, и его острые осколки вонзались в кровоточащее сердце. Веора взмолилась, привалившись к шершавой стене вмиг опустевшего коридора. Она не хотела помнить.

Но Великий не услышал её зов.

***

Родной холод обнимал укрытые синей мантией плечи, привычной лаской касался спины и висков. Холод убаюкивал. Мистрис Инор читала лекцию. Ровно, не понижая и не повышая тон — самое важное студенты должны выделить сами, и экзамены покажут, кому это удастся. А кому нет. Звук отражался от тёмных стен кабинета, наслаивая слова одно на другое и навевая сон.

Она чувствовала чужое внимание, горячее и липкое, жадное. Чей-то взгляд жёг скулу, оглаживал обнажённую шею и взрезал рёбра, пытаясь добраться до мерно бьющегося сердца. Чтобы забрать себе.

Она обводила взглядом сонную аудиторию, вглядываясь в каждое лицо — студенты вздрагивали и изображали бурную деятельность, — но не находила. Студенты отводили глаза, бледнели и были привычно покорны. И до отвращения пусты.

Чужой взгляд обжёг обнажившиеся запястья, и она вздрогнула, резко одёргивая ткань.