Жёлтая виолончель [Сергей Александрович Бушов] (fb2) читать постранично, страница - 6

страницы.

– Я просто интересуюсь, когда вы мне сможете денег дать, – пояснил я.

Иванов моментально вспыхнул, став похожим на алого поросёночка, и вскочил:

– Деньги, деньги! Ваше поколение только и думает, что о деньгах! Мы с вами важным делом занимается, между прочим!

– Что это за дело? – вяло поинтересовался я. – Я пока ничего не понимаю.

Иванов шумно выдохнул, снова сел в кресло, оправил пиджак, снял очки. Его глаза стали подслеповатыми, немного жалобными. Он достал из кармана жилетки чёрный блестящий платок и протёр стёкла очков, а затем возвратил очки на переносицу.

– Я хотел бы разобраться в некоторых тайнах человеческого сознания, – сказал он. – Проверить кое-какие свои теории. Так получилось, что у меня сейчас нет подопытных, а на себе я больше экспериментировать не могу. Но давайте оставим эти ненужные подробности на потом.

Он посмотрел на меня в упор, словно ожидая согласия. Не дождался.

– Да заплачу я вам, заплачу! – отмахнулся он. – Завтра принесу деньги. Забыл сегодня. Не волнуйтесь.

– Хорошо, – согласился я, наконец. – А при чём тут ваша игра?

Иванов раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Он помолчал с минуту, порассматривал свою руку, потом снова поднял глаза на меня.

– Что вы знаете о Фрейде?

– Что его звали Зигмунд, – пожал я плечами.

– И всё?

– Остальное, что я о нём слышал, нельзя обозначить словом "знаю".

– Ладно, – Иванов нервно дёрнул головой. – Так вот – Фрейд видел в оговорках, описках и опечатках определённую работу подсознания. Ну, например, один мой друг сказал: "Скоро все женщины станут такими же, как собаки. И я лично ничего против не имею". Он хотел сказать "мужчины", но сказал "собаки". Потом я узнал, что незадолго до этого сосед отравил его собаку. Вы улавливаете мою мысль?

– Да, – я, конечно, понимал. – Я тоже знаю один такой случай. Один мой знакомый ветеран сказал как-то: "Я награждён орденом Кутузова посмертно".

– Ну и что? – нахмурился Иванов, в очередной раз поправляя перчатки.

– Через двенадцать лет он и правда умер.

Иванов молчал. Он опустил руки на стол и, словно внезапно затормозивший автобус, уставился прямо на меня. Взгляд был отсутствующим. Он думал. Затем вздрогнул, выйдя из оцепенения, и придвинул ко мне тетрадь.

– Вот, – его зубы снова притянули мой взгляд. – Запишите здесь, пожалуйста, ваши ассоциации к тем словам, которые я сейчас назову.

Он, видимо, прочитал на моём лице непонимание.

– Поясню, – он сделал неопределённый жест своей правой рукой, затянутой в латекс. – Вы не должны думать. Начинайте писать до того, как осознаете свой ответ. Прочитали слово – незамедлительно пишите первое, что приходит в голову. Ясно?

– Да. Писать чем?

– А, да. Прошу прощения, – Иванов извлёк из внутреннего кармана авторучку – чёрную, сверкающую, с металлическим никелированным зажимом. Протянул мне. – Записывайте. Замок. Грязь. Чудо. Поле. Скобки. Дерево. Хвост. Записали?

– Да. Можно начать?

– Конечно, – размашисто кивнул Иванов. – Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь.

Я начал набрасывать на бумаге слова, мимоходом бросив:

– Вы что, сидели в тюрьме?

Иванов насторожился:

– Нет. С чего вы взяли?

– Но, видимо, боитесь туда попасть? – уточнил я.

– Я полагаю, от этого никто не застрахован, – ответил Иванов. – Тем более в наше время. А что?

– А что случилось с вашими предыдущими подопытными? – спросил я.

– Не думаю, что я обязан отвечать на этот вопрос, – Иванов выпрямился в кресле, изображая своим внешним видом уязвлённую гордость.

– Вот видите – я неплохо усвоил ваш урок про подсознание. Готово, – я подвинул к Иванову листок и ручку.

– Уже? – он удивился. – Прекрасно. Теперь сделаем вот что – вы будете читать слова и попутно объяснять, почему подобрали именно такие пары.

Я хмыкнул:

– Не получится. Я писал просто так, не задумываясь.

– "Просто так" не бывает, – возразил Иванов. – Всегда можно попытаться объяснить. В крайнем случае, я вам помогу.

– Ну, хорошо, – сказал я. – "Замок – война", – я почесал лоб. – Наверно, это из песни. "И кто-то должен стать дверью, а кто-то замком, а кто-то ключом от замка". Вот.

– А война при чём?

– Там был такой припев: "Между землёй и небом – война". Кажется, песня так и называется – "Война".

– Ладно. А дальше?

– «Грязь – сон», – тут мне пришлось крепко задуматься. – Вот даже не знаю, почему написал. Может, потому, что когда-то мне снилась грязь… А, точно. Да, снилась. Давно. Я ещё в сонник полез, к чему это – вываляться целиком в грязи.

– И что же нашли? – спросил Иванов.

– Что грязь – к богатству. Или к благополучию, точно не помню, – я усмехнулся. – А вы что, верите в сонники?

– Я учёный, – ответил Иванов и, предупреждая моё критическое замечание, поправился: – Ну, считаю себя учёным. Поэтому ничему не верю, но всё считаю теоретически возможным. С какой-то вероятностью. И, в конце концов, вы же сами читали сонник.

Мне пришлось мысленно признать, что он меня подловил.

– Я же