Хосров и Ширин [Низами Гянджеви] (fb2) читать постранично, страница - 2
- Хосров и Ширин 725 Кб, 126с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Низами Гянджеви
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (53) »
любви внимая многоликим.
Любовь — михраб ветров, к зениту вознесенных, И смерть иссушит мир без вод страны влюбленных.
Явись рабом любви, заботы нет иной. Для доблестных блеснет какой же свет иной?
Все ложь, одна любовь — указ беспрекословный, И в мире все игра, что вне игры любовной.
Когда бы без любви была душа миров, — Кого бы зрел живым сей круголетный кров?
Кто стынет без любви, да внемлет укоризне: Он мертв, хотя б сто крат он был исполнен жизни.
Хоть над любовью, знай, не властна ворожба, Пред ворожбой любви — душа твоя слаба.
У снеди и у сна одни ослы во власти. Хоть в кошку, да влюбись. Любой отдайся страсти!
Дерись хоть за нее, ну что ж — достойный гнев! Ты без любви ничто, хоть ты и мощный лев.
Нет, без любви ничьи не прорастают зерна, Лишь в доме любящих спокойно и просторно.
Без пламени любви, что все живые чтут, Не плачут облака и розы не цветут.
И гебры чтут огонь, его живую силу, Лишь только из любви к полдневному светилу.
Ты сердце не считай властителем души: Душа души — любовь, найти ее слеши!
Любовь поет кыблу, но помнит и о Лате, К Каабе льнет, торит в языческой палате.
И в камне — если в нем горит любовный жар — Сверкнет в добычу нам бесценный гаухар.
И если бы магнит был не исполнен страсти, Железо привлекать он не был бы во власти.
И если бы весь мир не охватила ярь, Не мог бы привлекать соломинку янтарь.
Но сколько есть камней, которые не в силах Привлечь соломинку, — бездушных и застылых.
И в веществах во всех — а можно ли их счесть? — Стремленье страстное к сосредоточью есть.
Огонь вскипит в земле, и вот в минуту ту же Расколет землю он, чтоб взвихриться снаружи.
И если в воздухе и держится вода. Все ж пасть в стремлении придет ей череда.
Для тяготения в чем сыщется преграда? А тяготение назвать любовью надо.
О смертный, разум свой к раздумью призови, И ты постигнешь: мир воздвигнут на любви.
Когда на небесах любви возникла сила, Она для бытия нам землю сотворила.
Был в жизни дорог мне любви блаженный пыл, — И сердце продал я, и душу я купил.
С пожарища любви дым бросил я по странам, И очи разума задернул я туманом.
Я препоясался, пылая, — и постичь Любовь сумеет мир, услышавший мой клич.
Не для презренных он! Мой стих о них не тужит. Сладкочитающим, взыскательным он служит.
Вот сказ, но исказит мои стихи писец. Страшусь: припишет мне свои грехи писец.
В раздумье странствуя, ища свои пути Меж ангельских завес, чтоб скрытое найти, —
Я друга верного имел, и не случайно Ему была ясна моих мечтаний тайна.
И в благочестье лев, он был — я знал о том — Для всех врагов мечом, а для меня — щитом.
Лишь знание он чтил, в котором нет мирского. Лишь знание он взял из всех сует мирского.
Вся серебрилась ночь под неземным кольцом, И стал серебрян перст, гремя дверным кольцом.
Но светлый гость вошел не с миром, а для спора, И речь его была исполнена укора:
«Да славишься вовек, ты, миродержец слов, Кому счастливый рок способствовать готов!
Тебе ведь сорок лет, — раздел всей жизни ломкой, Ты благостный свой лист сей повестью не комкай.
Ты соблюдал посты, ты благочестья свет, Ты костью падали не разговляйся, нет!
Ведь не влеклось к тебе мирское вожделенье, И ты к мирским делам не мчал свое стремленье.
Когда твое перо, горящее как луч, От всех сокровищниц тебе врученный ключ.
Зачем на бронзу ты наводишь позолоту? Искать лишь золото найди в себе охоту!
Зачем карунов клад скрыл в недрах ты? Зачем Ты не учитель всех создателей поэм?
В дверь господа стучись, всем ведом ты в отчизне, Поклонников огня зачем зовешь ты к жизни?
Ты дух свой умертвил, хоть был он огневым, Лишь Зенд-Авесты чтец найдет его живым!»
И я внимал словам и горестным и ярым. Но не обижен был я другом этим старым.
И я прочел пред ним, не терпящим грехи, О сладостной Ширин отменные стихи.
Свой златотканый шелк явил я, над которым Трудился, лишь начав работу над узором.
Когда увидел друг всю живопись Мани, — Сей огнедышащий забыл свои огни.
Я молвил: «Почему молчишь ты? Или слово Для изъявления хвалений не готово?»
И вот воскликнул он: «Язык мой только раб Тебе несущий дань. Все выразить он слаб.
Слово о Сладостной услышал я. Молчанье —
Несколько слов о любви
Всех зовов сладостней любви всевластный зов, И я одной любви покорствовать готов!Любовь — михраб ветров, к зениту вознесенных, И смерть иссушит мир без вод страны влюбленных.
Явись рабом любви, заботы нет иной. Для доблестных блеснет какой же свет иной?
Все ложь, одна любовь — указ беспрекословный, И в мире все игра, что вне игры любовной.
Когда бы без любви была душа миров, — Кого бы зрел живым сей круголетный кров?
Кто стынет без любви, да внемлет укоризне: Он мертв, хотя б сто крат он был исполнен жизни.
Хоть над любовью, знай, не властна ворожба, Пред ворожбой любви — душа твоя слаба.
У снеди и у сна одни ослы во власти. Хоть в кошку, да влюбись. Любой отдайся страсти!
Дерись хоть за нее, ну что ж — достойный гнев! Ты без любви ничто, хоть ты и мощный лев.
Нет, без любви ничьи не прорастают зерна, Лишь в доме любящих спокойно и просторно.
Без пламени любви, что все живые чтут, Не плачут облака и розы не цветут.
И гебры чтут огонь, его живую силу, Лишь только из любви к полдневному светилу.
Ты сердце не считай властителем души: Душа души — любовь, найти ее слеши!
Любовь поет кыблу, но помнит и о Лате, К Каабе льнет, торит в языческой палате.
И в камне — если в нем горит любовный жар — Сверкнет в добычу нам бесценный гаухар.
И если бы магнит был не исполнен страсти, Железо привлекать он не был бы во власти.
И если бы весь мир не охватила ярь, Не мог бы привлекать соломинку янтарь.
Но сколько есть камней, которые не в силах Привлечь соломинку, — бездушных и застылых.
И в веществах во всех — а можно ли их счесть? — Стремленье страстное к сосредоточью есть.
Огонь вскипит в земле, и вот в минуту ту же Расколет землю он, чтоб взвихриться снаружи.
И если в воздухе и держится вода. Все ж пасть в стремлении придет ей череда.
Для тяготения в чем сыщется преграда? А тяготение назвать любовью надо.
О смертный, разум свой к раздумью призови, И ты постигнешь: мир воздвигнут на любви.
Когда на небесах любви возникла сила, Она для бытия нам землю сотворила.
Был в жизни дорог мне любви блаженный пыл, — И сердце продал я, и душу я купил.
С пожарища любви дым бросил я по странам, И очи разума задернул я туманом.
Я препоясался, пылая, — и постичь Любовь сумеет мир, услышавший мой клич.
Не для презренных он! Мой стих о них не тужит. Сладкочитающим, взыскательным он служит.
Вот сказ, но исказит мои стихи писец. Страшусь: припишет мне свои грехи писец.
В оправдание сочинения этой книги
Когда, замкнувши дверь, в беседе с небосводом Я время проводил, по звездным переходамВ раздумье странствуя, ища свои пути Меж ангельских завес, чтоб скрытое найти, —
Я друга верного имел, и не случайно Ему была ясна моих мечтаний тайна.
И в благочестье лев, он был — я знал о том — Для всех врагов мечом, а для меня — щитом.
Лишь знание он чтил, в котором нет мирского. Лишь знание он взял из всех сует мирского.
Вся серебрилась ночь под неземным кольцом, И стал серебрян перст, гремя дверным кольцом.
Но светлый гость вошел не с миром, а для спора, И речь его была исполнена укора:
«Да славишься вовек, ты, миродержец слов, Кому счастливый рок способствовать готов!
Тебе ведь сорок лет, — раздел всей жизни ломкой, Ты благостный свой лист сей повестью не комкай.
Ты соблюдал посты, ты благочестья свет, Ты костью падали не разговляйся, нет!
Ведь не влеклось к тебе мирское вожделенье, И ты к мирским делам не мчал свое стремленье.
Когда твое перо, горящее как луч, От всех сокровищниц тебе врученный ключ.
Зачем на бронзу ты наводишь позолоту? Искать лишь золото найди в себе охоту!
Зачем карунов клад скрыл в недрах ты? Зачем Ты не учитель всех создателей поэм?
В дверь господа стучись, всем ведом ты в отчизне, Поклонников огня зачем зовешь ты к жизни?
Ты дух свой умертвил, хоть был он огневым, Лишь Зенд-Авесты чтец найдет его живым!»
И я внимал словам и горестным и ярым. Но не обижен был я другом этим старым.
И я прочел пред ним, не терпящим грехи, О сладостной Ширин отменные стихи.
Свой златотканый шелк явил я, над которым Трудился, лишь начав работу над узором.
Когда увидел друг всю живопись Мани, — Сей огнедышащий забыл свои огни.
Я молвил: «Почему молчишь ты? Или слово Для изъявления хвалений не готово?»
И вот воскликнул он: «Язык мой только раб Тебе несущий дань. Все выразить он слаб.
Слово о Сладостной услышал я. Молчанье —
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (53) »
Последние комментарии
1 день 5 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 20 часов назад