Фундамент оптимизма [Лев Викторович Бобров] (fb2) читать постранично, страница - 3

каких-нибудь двух веков. Либо только высокоорганизованную, что гораздо вероятнее и ближе по срокам (уже не через 200, а через 50 лет). Ну а ежели удастся все-таки избежать массовой гибели?

Не исключено, говорит Хорнер, физическое или духовное вырождение и вымирание (скорее всего через 30 тысячелетий). Еще раньше (через 10 тысяч лет) может утратиться интерес к науке и технике, что опять-таки чревато губительными последствиями.

Короче, и так и этак скверно. Заинтересованность в научно-техническом прогрессе, как и ее потеря, ведет к «светопреставлению». Дорога в никуда…

Нет, будущее Земли — сущий ад, и мы должны бежать из него куда глаза глядят. Куда же? «Назад! — зовет нас физик Ф. Дайсон (США). — Назад… в космос!» И излагает свою идею «прогресса вспять».

Перечисляя наиболее плодотворные периоды человеческой истории, говорит Ф. Дайсон, мы неизменно упоминаем Афины V века до н. э., Флоренцию XIV века н. э. А ведь это города-государства, которые по размерам и числу жителей ненамного превосходят деревню XX века. Обитателей относительно мало — зато сколько творческих достижений за какую-нибудь сотню лет! И в каждом случае вспышка гения почему-то следует именно за периодом, довольно длительным, когда древний город пребывал в изоляции от соседей, враждуя с ними непрестанно.

«Я пришел к выводу, — делится своим откровением американский физик, — что человеческие существа предпочитают действовать довольно мелкими группировками». Только-де вот беда; «культурной изолированности», «плодотворной племенной замкнутости» противостоят три великие силы новейшей истории — гонка вооружений, рост населения и загрязнение отходами, требующие объединения человечества. Но не впадайте в отчаяние, утешает Дайсон, из положения есть выход: «Космонавтика принесет человеку ту пользу, что однажды откроет ему возможность жить, как он жил в доисторические времена».

Заселение астероидов маленькими уединенными группами превратит их в цветущие оазисы цивилизации, где забьет ключом творческая жизнь пионеров. Еще один довод в пользу космических робинзонад: род человеческий сделался бы неистребимым, бессмертным, если бы некоторые его представители эмигрировали на необитаемые островки солнечной системы. При ядерной катастрофе могли бы погибнуть 99 процентов человечества, прикидывает Ф. Дайсон. Но беженцы в космос остались бы живы. Возможно, некоторые из них возвратились бы обратно, чтобы снова заселить Землю.

Итак, стремясь к вершинам, человечество, как уверяют нас гробокопатели от истории, идет ко дну…

Говоря, что «наука стала для многих из нас социальной проблемой, подобно бедности, детской преступности», американский обществовед Б. Барбер добавляет: «И люди хотят что-нибудь с этим сделать». Что касается нищеты и преступности, то здесь вопрос ясен: с ними надо бороться. Но с наукой… Впрочем, а почему бы и нет?

Адмирал X. Риковер призвал юристов защитить мир от «буйства науки и техники», чьи «потенциальные возможности искалечить человека и общество» стали неимоверно велики.

Разоблачая «фальшивую гордость разумом», английский экономист Э. Мишэн рассматривает исследовательскую мысль как строптивую лошадь, которую надо обуздать: «Когда будет окончательно признано, что сколь бы „головокружительным“ и „эффективным“ ни было какое-нибудь новое открытие, счастья человечеству оно, видимо, прибавит немного, зато риск, что оно вызовет социальную дисгармонию или экологическую катастрофу, велик, мы на какое-то время сможем позволить ученым продолжать, если им хочется, исследовать вселенную, но при одном условии: мы примем все меры к тому, чтобы они не могли ее изменить».

Если раньше слова «научно-технический прогресс» вселяли в людей уверенность, что рано или поздно будут решены любые проблемы, возникшие перед человечеством, то теперь это утешение кое-кем начисто отнимается у общества. Французский социолог Р. Арон, например, «автоматически исключает» понятие прогресса.

Исторические корни такого «нигилизма» понятны. О них в 1975 году напомнило 150-летие двух знаменательных событий, совпадение которых весьма символично.

Полтора века назад в Англии открылась первая железная дорога с паровозами конструкции Д. Стефенсона. В том же 1825 году разразился первый из циклических экономических кризисов — он охватил Англию, тогдашнюю «мастерскую мира». С одной стороны — рывок, с другой — столь же резкое торможение, притом одновременно. Так было не только на родине Б. Рассела. И не только в эпоху стефенсоновских локомотивов.

«Локомотивами истории» называл К. Маркс революции. Когда-то и капитализм, проложив дорогу через развалины феодализма, «на всех парах» устремился вперед. В начале XIX века, когда буржуазия была опьянена своими успехами, политическими и хозяйственными, идеи прогресса не вызывали у нее отвращения, напротив, были весьма притягательны. Но