Колода без туза [Сергей Александрович Александров] (fb2) читать постранично, страница - 3

двух новых арестованных. В руках он держал две одинаковые тонкие папки с пришпиленными к ним фотографиями анфас и в профиль. Каждая из этих папок вмещала целую человеческую жизнь. Важин приблизил к глазам первую папку.

— Ерофеев! — громко прочитал он фамилию на обложке.

Крепкий седоусый старик в генеральской шинели с красными отворотами, но без погон сделал четкий шаг вперед. Начальник тюрьмы сличил фотографии на обложке с оригиналом, заглянул в папку. Потом коротким жестом приказал генералу отойти в сторону. Тот повиновался. Подошел голубоглазый командир взвода охраны Ямщиков, остановился рядом с Важиным. Тот поднес к лицу вторую папку:

— Куницын!

Добровольно явившийся к чекистам Куницын шагнул вперед. Важин опять старательно сравнил снимки на обложке с лицом арестанта и заглянул зачем-то в папку. Снова взмах руки, Куницын присоединился к генералу, и оба, сопровождаемые надзирателями, двинулись к тюремному корпусу. Ямщиков пристально смотрел им вслед.

— Волнуешься перед представлением? — сочувственно улыбнулся Важин.

— Есть малость, — кивнул Ямщиков, не поворачивая головы.

— Приду, посочувствую, — пообещал Важин и с папками под мышкой направился к зданию канцелярии.

Ямщиков продолжал смотреть вслед арестантам, за которыми уже закрывалась дверь тюремного корпуса. Важин с порога канцелярии обернулся и крикнул Ямщикову:

— Зайди за мной! В клуб вместе двинем!

Ямщиков в ответ снова кивнул, не поворачивая головы. Важин затворил за собой дверь канцелярии.

Ямщиков некоторое время постоял в нерешительности и вдруг стремительно зашагал ко входу в здание тюрьмы.

Попавшийся ему на пути огненно-рыжий веснушчатый паренек в красноармейской форме остановился, робко спросил:

— Товарищ комвзвода, можно я на представление приду?

— Валяй, Распутин, — рассеянно бросил на ходу Ямщиков.

Он постучался в тюремный корпус. Открылся «глазок», грохнул засов, отворилась тяжелая дверь. Командир взвода вошел внутрь и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Ямщиков медленно шел по сводчатому коридору мимо одинаковых железных дверей камер с номерами, засовами, огромными висячими замками. Он внимательно наблюдал, как в глубине коридора коренастый с круглым крестьянским лицом надзиратель отпер дверь одной из камер, распахнул ее перед Куницыным. Бывший генерал стоял, дожидаясь, пока надзиратель запер за Куницыным дверь, потом двинулся следом за круглолицым дальше по коридору. Едва они исчезли за поворотом, Ямщиков быстро подошел к камере Куницына, отодвинул заслонку «глазка», заглянул внутрь. Куницын сидел на нарах, безучастно разглядывал противоположную стену. Ямщиков закрыл «глазок», настороженно огляделся. Коридор был пуст. Тихонько сняв щеколду, Ямщиков распахнул в дверях камеры «кормушку» — деревянную форточку, через которую заключенный получает от раздатчика пищу, — и наклонился к отверстию. В это время круглолицый надзиратель, замкнув дверь камеры за генералом, вышел из-за поворота коридора. В его конце он с удивлением увидел склонившегося к распахнутой «кормушке» Ямщикова, который, судя по позе, о чем-то беседовал с арестованным. Надзиратель нахмурился и поспешно двинулся к Ямщикову. Тот, увлеченный оживленным разговором с обитателем камеры, не слышал приближающихся шагов. До надзирателя донеслись обрывки фраз, и лицо его отразило изумление. Он подошел, тронул Ямщикова за плечо. Тот вздрогнул от неожиданности, поднял голову. Увидев круглолицего, быстро разогнулся. Весь его вид выражал крайнюю степень смущения. Надзиратель решительно захлопнул дверцу «кормушки», наложил щеколду, строго посмотрел на Ямщикова:

— Товарищ комвзвода, вы ведь знаете: разговаривать с арестованными запрещено.

Ямщиков, не слушая круглолицего, что-то сосредоточенно обдумывал. Потом, ничего не ответив надзирателю, повернулся к нему спиной и хмуро пошел прочь. Надзиратель пристально смотрел ему вслед.

У аляповатого помпезного подъезда городского клуба — бывшего купеческого собрания — тусклый, колеблющийся на ветру керосиновый фонарь освещал большую рисованную афишу:

«1 ОКТЯБРЯ ЛЮБИТЕЛЯМИ ДРАМАТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА БУДЕТ ПРЕДСТАВЛЕНА ПЬЕСА ФРАНЦУЗСКОГО ПИСАТЕЛЯ Д’ОБЬЕ «СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ».

К клубу неторопливо собиралась публика. Подкатил извозчик. Пухленький кавалер принял ручку дамы. Дама взглянула на афишу, сморщила носик:

— Говорила ведь, рано едем!

— Тут буфет хороший, — успокоил даму толстяк.

В клубе тем временем готовились к спектаклю. Горели свечи над облупленным трельяжем красного дерева. Перед тусклым потрескавшимся зеркалом гримировалась красивая сероглазая женщина лет двадцати пяти. Ее густые пепельные волосы были уложены в высокую старомодную прическу.

— Родиться бы тебе, Ниночка Петровна, на век раньше, — сочувственно вздохнул стоящий в дверях гримуборной Важин.

— Лучше — на два, — нервно отозвалась Нина.