От всякого древа [Наталья Алексеевна Суханова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

освоившись, подливал: «Ничего, в такой день можно и побольше выпить», и, махнув рукой, женщины соглашались. В это время проголодавшаяся на работе Лизка налегала на винегрет («Не могли побольше оставить? Чертовы имениннички, весь винегрет сожрали!»)

Кроме сестер и Лизки к тому времени в компании еще оставалась Зинаида, полненькая, с неподвижным и значительным выражением лица женщина. Пока не выпьет, она почти и не говорила, глядя куда-то мимо собеседников редко мигающими, строгими и испуганными, как у курицы, глазами. Начиная пьянеть, она только краснела и еще плотнее сжимала губы. Но наступал момент, когда Зинаида вся разом мягчела, и тогда ее легко было уговорить плясать. Плясала она подолгу, так что надоедала всем, и пела неизменно одну и ту же частушку, пела крикливым голосом:

Давай, милка, тинтиль-винтиль,
Не умре-ом от ентого!
Отплясав, она уже норовила сесть не за стол, а к кому-нибудь на колени.

Нередко гость, оказавшись в компании, забывал о Лизе: льнул к сестрам либо поддавался Зинаиде. И Лизка не сердилась, спешила убраться домой («Черти, куда задевали мой «подарок»? Вот только затеряйте — убью!»). Если поклонник предпочитал ее и деться было некуда, она отдавалась, без удовольствия и без капризов. Если же можно было обойтись без этого, она и обходилась.

Настоящей соперницей сестрам она так и не стала. И не только потому, что была некрасива. Она не усвоила некоторых простейших правил. По ней сразу было видно, что она жаждет веселья и легко доступна, так что ни чувства соперничества, ни стремления добиться ее не вызывала она в своих поклонниках. В то же время в ней не было и той грубоватой откровенной чувственности, которая враз проступала у пьяной Зинаиды.

Впрочем, на удивление всем окружающим, у Лизы появился не просто даже «ухажер», но человек, который хотел на ней жениться.

Это был Алим, парень небольшого роста, лет двадцати шести.

Неизвестно, чем прельстила его Лиза, только он сразу словно прилип к ней, ходил неотступно следом, просил назначить свидание, твердил, какая хорошая она девушка. Он говорил, что ему нравятся русские, потому что девушки его национальности совсем скучные, с ними не о чем даже поговорить, они умеют только детей рожать, больше они ничего не умеют.

Потешаясь, Лизка рассказывала сестрам о своем новом поклоннике.

— Что ж ты не приведешь его? Может, он богатый!

— Да уж очень нудный!

— Ничего, ты его приведи, может, он еще не такой нудный!

— Ага, я приведу, а вы его сразу и отобьете! — смеялась Лиза. — Знаю я вас: кого к вам ни приведи — все ваши!

Но Алим отнесся к приятельницам Лизы почтительно — и только.

— Я так понимаю, — сказал он, желая, видимо, польстить им. — Вы Лизе, как матери!

На что одна из сестер отрезала:

— Трое мамочек для Лизаветы — не слишком ли много?

— Больше — лучше! — сказал Алим улыбаясь.

— Чего это вы вздумали их матерями называть? — беспокоясь, не показался ли он сестрам слишком смешным, выговаривала ему на обратном пути Лиза.

Невестка наконец была довольна: никаких смешков и разговоров шепотом на лестнице, никаких исчезновений Лизки на ночь — Алим приходил и садился в комнате, и рассказывал о своей матери, о своих сестрах и братьях, о своем доме и саде, и при этом не спускал глаз с Лизаветы.

Зато сестры его невзлюбили. Не было в нем ничего, что бы не высмеивали они: и выглядывающие завязки кальсон, и худобу, и акцент. А ведь у него было красивое лицо. Но эти тоскливые преданные глаза (сестры говорили — «собачьи»), эта маленькая фигура! Чем с большим уважением и почтением относился он к ним, тем большей неприязнью проникались они.

При этом его беззастенчиво эксплуатировали:

— Сегодня танцы — пускай твой Абрек билеты купит!

— Скажи Рашиду, что завтра мы в кино пойдем!

— Пусть Мухамед конфет купит!

— Скажи своему Вано, что у нас день рождения!

Каждый день они называли его по-новому, иногда, обнаглев, и при нем даже. Но Алим, кажется, не видел в этом никакой насмешки. Всякий раз он очень серьезно поправлял их:

— Очень плохой память на наши имена! У нас имена трудный. Но у меня простой. Алим. В армии друг звал меня Алик. Это русский имя. Еще один друг Алеша звал меня. Лиза-джан зовет Алим. У брата трудный имя. Сразу никак запомнить. Мать моя тоже трудный имя. Но мать можно просто мать звать. У вас тоже так? Мама — это у всех так. У нас стариков уважают. Очень. У русских не так. Если мать не уважать, совсем плохо.

Сестры, отворачиваясь, зевали, и Лиза перебивала его нескончаемую речь.

Постепенно, однако, Алим начал понимать, как к нему относятся. Однажды он отказался купить на всех билеты на танцы:

— Почему Миша-джан не купит? У него девушка такая же, как у меня.

К удивлению сестер, он усвоил даже их манеру «путать» имена, причем умудрялся это делать в одной фразе:

— Может, Рая, хочешь конфету, не надо стесняться, кушай, Маша, это хороший конфет, Валентина!

Сестры