Князь Барбашин [Дмитрий Михайлович Родин] (fb2) читать постранично, страница - 4

Волоцкий, а потом и наиболее рьяных его учеников (митрополит провёл точечную чистку рядов, дабы заранее не возбудить клир), иосифляне постепенно сдавали одну позицию за другой. Нет, их не громили по всем статьям, давая возможность показать, что где-то им удаётся склонить участников на свою сторону, но все прекрасно понимали, что мелкие уступки не в счёт и главным будет вопрос о землевладении. А пока что решали такие вопросы, как взимание ставленнических пошлин или вопросы брака и венчания. Церковники хотели отменить постановления 1503 года, а Василий Иванович уже начинал задумываться о бесплодности жены.

Всё же прошедшие годы не прошли для нестяжателей даром. Как уж они там между собой разрешали противоречия, Андрей не знал, да и не хотел знать, а вот то, что на соборе они выступали единым фронтом и имели единую позицию по всем вопросам, было заметно и невооружённым глазом. И это позволяло им продавливать свои требования без обращения к мнению государя.

Ещё одним вопросом Собора стал животрепещущий вопрос образования. Да, в той, иной реальности, он был рассмотрен только на знаменитом Стоглаве, вот только ждать ещё три десятка лет у Андрея не было возможности, ведь без него ни о каком прорыве и говорить не стоило. Да и недаром же церковники проявили столько внимания его школе, а старец Вассиан всё выспрашивал, что к чему да как. Андрею, понимавшему, что современные западные примеры не встретят понимания у русских церковников, пришлось много поработать, насилуя память и листая старые, потрескавшиеся от времени трактаты. Ведь единственный пример, который прошёл бы на Руси, это Византия, или, как её здесь называли Ромейская империя. Причём не сейчас, когда она лежала под пятой у турка, а времён расцвета. И, слава богу, что частые пожары и ненастья ещё не всё сгубили в монастырских хранилищах, а тему школ хоть и не часто, но поднимали на попаданческих сайтах. Квинтэссенция прочитанного и вспомненного дала поразительный результат.

В Византии была, можно сказать, классическая система образования. Школа изначально была доступной для всех, а само образование, в отличие от Запада, было светским. Для церкви действовала Патриаршия Академия, в которой изучали правила толкования Библии, Евангелия, труды отцов церкви и богословия в целом. Вот её выпускники и занимали высшие церковные должности. Сама же школа делилась на младшую, где изучали орфографию, письмо, чтение, счет, пение и давали основы знаний по Священному писанию, и среднюю, где сообщались основные сведения по литературе, истории, мифологии, географии и иным наукам.

Да и своё, посконное, русское тоже не стоило отвергать. Ещё в древнем Киеве появилась высшая школа при соборной церкви, основанная крестителем Руси святым Владимиром. А знаменитый "Григорьевский затвор", про который он впервые узнал из книг Балашова и который, например, дал совершенное образование одному из блестящих филологов четырнадцатого столетия – Стефану Пермскому. Но монастырь не может заменить собою университета, а вот именно этот шаг так и не сделала Русь до самого конца семнадцатого века.

Когда собранные по крупицам данные сложились в одну схему, князь лучше понял горькое высказывание писателя Балашова про русскую учёность, из любимого с юности цикла про московских государей. Подобно маститому автору, он готов был задаться вопросом: ну почему всё это не превратилось на Руси в школы и университеты. Кто или что помешало. А проще говоря куды бечь и кого рубить.

Хотя, как писал один историк: "До конца XV века университет в Pоссии ни в коем случае не мог появиться, ибо его просто некому было основать. Все крупнейшие университеты Запада основывались могущественными государями. До создания единой России Иваном III не было и спроса на большое количество высокообразованных людей. Однако когда этот спрос возник, обучение в России осталось монастырским. Переоценить последствия этой трагической ошибки трудно.

В конце XV века академическая наука в Восточной Европе была в таком же зачаточном состоянии, как и на Западе. Ни о каком приоритете речь идти не могла. Но, возжелав основать университет, русские власти могли бы заполучить сколько угодно высокообразованных греческих профессоров, которых тогда сманивают в огромном количестве в Италию. И первый университет (пусть даже с иноземной профессурой) был бы тем не менее высшей школой нашей региональной культуры. Но момент был упущен, греки уехали просвещать латинский Запад.

А в конце XVI века царь Борис, стремясь учредить университет, уже столкнулся с мощной оппозицией высшего духовенства, обоснованно опасавшегося латинизации. Дело в том, что за минувшее столетие академическое отставание приобрело чудовищные размеры, и, чтобы в эпоху Годуновых основать университет, нужно было не просто пригласить латинских (преимущественно католических) преподавателей, но и ввести латынь в качестве языка преподавания, языка науки. Другого пути уже не было…".

Андрей,