Это было в Рочестере [Ирвин Шоу] (fb2) читать постранично, страница - 2

пьесе? — спросила миссис Сандсторм, и в ее голосе впервые послышалось подозрение.

Мне вспомнились все конторы, где я вынужден был обивать пороги в поисках работы, все отказы, которые приходилось выслушивать. Годы проходят, подумал я, а пьес я не ставлю и с актерами не работаю. Мне вспомнился мой банковский счет, на котором оставалось 37 долларов 80 центов. Я посмотрел на Сандстормов, счастливых и самоуверенных, полных решимости поставить свою пьесу, неважно, со мной или без меня…

Я благоразумно кивнул.

— Она звучит абсолютно правдоподобно, — заявил я.

Сандстормы, переглянувшись, просияли и пожали мне руку. Репетиции мы решили начать через две недели, и миссис Сандсторм спросила:

— Как ваше имя?

— Роберт, — ответил я.

— Хорошее имя. — Она улыбнулась. — А то как-то глупо называть такого мальчика, как вы, мистером Макклири.

Мы снова пожали друг другу руки, я надел шляпу, вышел на улицу, зашел в бар и пропустил стаканчик.

Роли я распределял в том же крошечном заднем кабинете. Он принадлежал «Агентству Лазаруса для актеров и художников» и Жюль Лазарус, движимый то ли жалостью, то ли азартом игрока, одолжил Сандстормам этот кабинет с телефоном и секретаршей фирмы. Я восседал за письменным столом и беседовал с актерами и актрисами, а Сандстормы, не переставая улыбаться, тихонько стояли у меня за спиной, рука миссис Сандсторм касалась рукава мужа: они верили мне и с восторгом одобряли каждый сделанный мною выбор. Иногда в контору заходили члены их семейства, они молча стояли у окна, смотрели и слушали. Потом они выходили в коридор и о чем-то шепотом совещались с Сандстормами, после чего снова возвращались в кабинет и, погруженные в раздумье, занимали прежние места. Я так и не узнал, что же такое они говорили друг другу в этих коридорах, потому что принятых мною решений они никогда не оспаривали.

— Молодой, — услышал я однажды, как миссис Сандсторм сказала своей матери, — но определенно талантливый.

У всех родственников Сандстормов, приходивших постоять у окна в этом заднем кабинете «Агентства Лазаруса», был такой вид, будто в Нью-Йорке они впервые.

Эти две недели, что понадобились мне на подбор актеров на роли, я старался не читать саму пьесу. К тому времени, когда труппа собралась на сцене театра для первой репетиции, я довел себя до состояния некоторой надежды.

Когда я раздавал роли актерам, Сандстормы — их уже набралось человек пятнадцать — вошли и уселись в задней затемненной части зала.

— Дамы и господа, — обратился я к актерам, — это простая и правдивая пьеса, и я хотел бы, чтобы ее играли просто и правдиво. Акт первый, сцена первая…

К концу первого акта актеры с трудом сдерживали смех. В первом акте добродетельный, но простодушный герой встречал красивую, но безнравственную героиню и влюблялся в нее. Эта красивая героиня в первом же акте заявляла трем разным мужчинам, что она их любит, и тратила уйму времени на покупку нарядов. Под занавес первого акта герой мечтал о покупке коттеджа в сельской местности, о детях и о получении прибавки к жалованью.

После первого акта я объявил перерыв, и все актеры, стараясь не смотреть на меня, ушли со сцены. Я сидел за режиссерским столом, спиной к Сандстормам и их семействам, и считал трубы парового отопления у задней стены.

Актер, игравший главного героя, вернулся за своей трубкой и, проходя мимо моего стола, прошептал:

— Лапшу нам на уши вешаете, мистер? У вас сегодня лапша, мистер Макклири?

Он был хорошим моим другом.

— Заткнись! — сказал я.

Он чинно поклонился, взял свою трубку и, как ребенок, улыбнулся сидевшим в зале Сандстормам. Они все улыбнулись в ответ.

— Провал, мистер, у вас сегодня провал, мистер Веласко?

Я сидел за столом и тер глаза, чувствуя, что у меня вот-вот разболится голова. Я думал о квартирной плате, которую мне предстояло внести, и о своих шансах найти в этот сезон другую работу. Я встал, спрыгнул со сцены и направился к пятнадцати Сандстормам. Я не знал, что я им скажу, но сказать что-то было надо.

Они все широко улыбались мне. Сандсторм держал в руках автоматический карандаш с крошечной лампочкой внутри и блокнот для записи предложений. Блокнот он еще даже не открыл.

Когда я остановился рядом с ним, он похлопал меня по плечу.

— Мы считаем, все идет замечательно, — сказал он, улыбаясь счастливой улыбкой, думая о том, что слова, которые вызревали у него в голове 20 лет, звучат в этот день со сцены. — Все мое семейство и все семейство миссис Сандсторм считают, что все замечательно.

И все 15 Сандстормов подались вперед, чтобы я мог их видеть, они кивали головами и улыбались мне.

— Ну что ж, очень хорошо, — сказал я. — У вас есть какие-нибудь предложения?

Сандсторм снова похлопал меня по плечу.

— Мы считаем, все идет замечательно, — сказал он.

Я вернулся на свое место и занялся составом исполнителей первой сцены второго акта.

Первые три недели Сандсторм со своим блокнотом и