Однажды ты обернешься (СИ) [Dabrik] (fb2) читать постранично, страница - 157

тебе куда удобнее моих костлявых коленей.

Но саркастично и едко не получается. Получается как-то убийственно мягко.

Господи.

Мегуми так пиздецки надеется, что Сукуна завтра ни черта из этого не вспомнит; самому себе стереть память тоже не помешало бы – но это уже из разряда невыполнимого.

Себе остается только самообман.

Опять.

Блядь.

– Нет, – тут же без сомнений сипло и чуть заторможено ворчит сам Сукуна в эти самые колени, уже явно начиная отключаться. – Ты лучше, – а потом добавляет неопределенно – но очень уверенно, будто прекрасно знает, о чем говорит, и совершенно в этом не сомневается. – Всегда.

После чего то ли простуда, то ли выпитые таблетки наконец побеждают, и Сукуна отрубается окончательно, а Мегуми не удерживается от хриплого выдоха. Он говорит себе, что это все болезнь. Что Сукуна просто нес всякую бессмысленную херню. Что это ничего не значит – не может значить.

Мегуми много чего себе говорит.

А собственные пальцы уже тянутся к волосам Сукуны – Мегуми ведь всегда хотелось узнать, такие ли они мягкие, как кажутся на вид… Но он останавливает себя на половине движения, засовывая ладони подмышки, чтобы пресечь это своеволие и не дать дурацким пальцам тянуться тут ко всякому.

Потому что это уже слишком.

Слишком, блядь.

Вся сегодняшняя ночь, вообще-то – пиздецки слишком, и на этой мысли Мегуми заставляет себя взгляд отвести.

Заставляет себя на сопящего ему в колени Сукуну старательно не смотреть.

За окном уже брезжит рассвет, размывая темноту красками, когда Мегуми наконец аккуратно выскальзывает из-под Сукуны, разминая свои затекшие ноги. Прошедшие часы он потратил на разглядывание потолка, несколько раз провалившись в беспокойную дрему, и хотелось бы сказать себе: у того, что он всю чертову ночь просидел здесь, подрабатывая подушкой Сукуны, есть хоть какое-то рациональное, логичное объяснение.

Вот только факт в том, что Сукуна не только болен – он в принципе уже не первый день казался Мегуми совершенно измотанным, уставшим, и ему явно не помешал бы сон. А еще он тут же начинал беспокойно шевелиться и мычать что-то в те пару раз за прошедшие часы, когда Мегуми все же предпринимал слабые попытки подняться.

Зато, пока Сукуна на коленях Мегуми спал – выглядел он таким непривычно умиротворенным и спокойным, что дышать от этого вида почему-то становилось сложнее и сердце тяжелее бухало в грудной клетке.

Возможно, Мегуми тоже болен.

Возможно, ему нужно к врачу.

Когда Мегуми оборачивается, чтобы бросить на Сукуну еще один взгляд прежде, чем уйти – он тут же об этом жалеет. Потому что, вот оно – Сукуна опять принимается метаться. Мычит болезненно. Будто ищет что-то. Или кого-то.

И сжатая пружина – вот она тоже.

Прессует Мегуми внутренности.

Больно же, сука.

Рассвет за окном разгорается ярче, Мегуми бросает взгляд на часы и понимает, что скоро уже подтянется и дед Юджи, который – ранняя пташка и всегда встает рано. А значит, вернуться и еще чуть-чуть побыть подушкой для Сукуны не вариант – не то чтобы Мегуми этот самый вариант в принципе рассматривал.

Конечно, нет.

С чего бы, блядь?

Так что Мегуми заставляет себя уйти прежде, чем Сукуна проснется. Прежде, чем придется проверить, будет ли у него опять тот же взгляд, который Мегуми видел ночью – и перед которым оказался совершенно беспомощен.

Мегуми заставляет себя уйти прежде, чем тщательно подавляемое желание остаться все же вытолкнет себя на передний план.

Выходя в коридор, Мегуми не оглядывается.

Заставляет себя не оглядываться.