Михаил Коцюбинский [Ирина Михайловна Коцюбинская] (fb2) читать постранично, страница - 2

материалах истории православной церкви. Одна из записей гласила, что «23 декабря 1773 года Федор Коцюбинский, будучи в то время священником в селе Вишновцы, вместе с униатским деканом Иваном Разворовичем захватили церковь в селе Бортники, где правил службу православный священник Илья Павлюковский. Они отняли у Павлюковского евангелие, оттолкнули от престола, сняли антиминс, спрятав его в книгу. Учинивши погром на жертвеннике, Федор Коцюбинский в довершение угостил схизматика Павлюковского «поносными словами». Только солдаты карабинерского полка смогли вновь вернуть церковь в лоно православия. Но рьяный униат Коцюбинский не успокоился. В ночь под 24 декабря он напал на дом того же Павлюковского и, вооружившись топором, пытался отбить церковь, но не успел и вынужден был оставить село Бортники»^[5].

Сын его Матвей Федорович (1780 года рождения) не в пример отцу был спокойного нрава. Он перешел в православие и, когда ему исполнилось двадцать восемь лет, получил в селе Нестеровцах в восьми верстах от Дунаевец православную парафию. Это было в 1808 году. Матвей Коцюбинский прослужил в этой парафин сорок два года. Умер он 5 июля 1850 года. Погребен там же, возле церкви.

Такова родословная молодой четы Коцюбинских. 5 сентября (по старому стилю) 1864 года в Виннице у них родился первенец — Муся, как бабушка ласково называла нашего отца. После него появились на свет еще четверо: Лидия, Хомка, Леня и Ольга.

Дед был веселый, живой, добрый, но вспыльчивый. Служил он мелким чиновником. На двадцать пятом году жизни получил чин коллежского регистратора, о чем был издан указ от 16 февраля 1855 года, а позже дослужился до титулярного советника. Должности он занимал небольшие: волостного писаря, деловода мещанской управы и в конце служебной карьеры был третьим помощником волостного писаря. Стремясь устроиться на работу получше, дед просил своих знакомых написать ему «чувствительное прошение», в котором ссылался на свою «плачевную долю». О доле этой можно судить по размеру пенсии — 7 рублей 32 копейки в месяц, которую Черниговское казначейство выплачивало бабушке после его смерти.

Семья Коцюбинских отличалась радушием и хлебосольством. Часто приглашали к себе лирников, бандуристов, угощали их и слушали печальные старинные украинские песни. Желанным гостем был слепой лирник Куприян. Как вспоминает Коцюбинский, в девять-десять лет он и сам стал сочинять песни по образцу народных, а в двенадцать написал даже большую повесть из финской жизни на русском языке.

К празднику в семье белили хату, расписывали красной и синей глиной пол, рисовали петушков на печи. Праздники по традиции оформляли с той простотой и наивностью, которая свойственна старосветским людям. В сочельник обеденный стол устилали душистым сеном и покрывали чистой скатертью, посредине клали паляницу в виде запеленатого ребенка. За стол садились, как только на небе загоралась первая звезда. Ели юшку из соленой рыбы, кутью из пшеницы и узвар с фигами. В первый день рождества пели колядки. На Новый год посевали в хате пшеницей, чтобы хлеб родил, чтобы жилось богато, а на масленицу мастерили так называемые колодки с подарками и на разноцветных лентах вешали их знакомым парубкам на плечо, за что непременно следовал выкуп орехами или сластями.

«…Этот свят-вечер, маланки, эти колядки и щедривки имеют для меня особое значение, будят во мне воспоминания счастливых детских лет, веют поэзией давних доисторических времен…» — писал Михаил Михайлович позже своей невесте Вере Дейше в новогоднюю ночь кануна 1896 года.

Детские годы писателя проходили в Виннице в атмосфере любви и забот. Няня Хима ухаживала за ребенком, мать не чаяла в нем души.

Но вскоре все стало совсем по-иному.

Не потерпевший лихоимства начальства дед в 1874 году лишился работы, и Коцюбинские были вынуждены переехать в город Бар. Скрепя сердце деду пришлось согласиться на должность полицейского смотрителя, другой службы не было, а надо было жить и учить подрастающих детей.

Семья поселилась в домике купцов Штоков, расположенном вблизи городского сада и развалин старинной крепости. Муся часто бродил у крепостных стен, притягивавших его своей таинственностью. Здоровьем он отличался слабым и потому вначале занимался дома с учителем, а осенью 1875 года поступил в третий (последний) класс городской народной школы в Баре.

По воспоминаниям современников был он «сосредоточен и серьезен не по годам. Учитель никогда не наказывал его, не бил линейкой по рукам, не ставил на колени. К товарищам он относился хорошо, ко всем одинаково внимательно, не делая различия между евреями, русскими, поляками»^[6].

Темные, слегка вьющиеся волосы зачесаны набок, одевался неизменно скромно, но всегда со вкусом: курточка с белым воротничком и манжетами, короткие штанишки, ботинки на пуговках. Все это резко отличало его от неуклюжих поповских недорослей.

В большом почете в