Владимир Ильич Ленин [Владимир Владимирович Маяковский] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

и мечтать о них нечего.
Есть Ленин,
                     гроб
                             и согнутые плечи.
Он был человек
                             до конца человечьего —
неси
         и казнись
                          тоской человечьей.
Вовек
           такого
                      бесценного груза
еще
        не несли
                        океаны наши,
как гроб этот красный,
                                       к Дому союзов
плывущий
                 на спинах рыданий и маршей.
Еще
        в караул
                       вставала в почетный
суровая гвардия
                             ленинской выправки,
а люди
            уже
                   прожидают, впечатаны
во всю длину
                       и Тверской
                                          и Димитровки.
В семнадцатом
                           было —
                                         в очередь дочери
за хлебом не вышлешь:
                                              завтра съем!
Но в эту
               холодную,
                                 страшную очередь
с детьми и с больными
                                         встали все.
Деревни
               строились
                                 с городом рядом.
То мужеством горе,
                                   то детскими вызвенит.
Земля труда
                      проходила парадом —
живым
            итогом
                         ленинской жизни.
Желтое солнце,
                            косое и лаковое,
взойдет,
                лучами к подножью кидается.
Как будто
                 забитые,
                                 надежду оплакивая,
склоняясь в горе,
                               проходят китайцы.
Вплывали
                  ночи
                           на спинах дней,
часы меняя,
                      путая даты.
Как будто
                 не ночь
                               и не звезды на ней,
а плачут
               над Лениным
                                       негры из Штатов.
Мороз небывалый
                                 жарил подошвы.
А люди
             днюют
                         давкою тесной.
Даже
          от холода
                            бить в ладоши
никто не решается —
                                      нельзя,
                                                   неуместно.
Мороз хватает
                          и тащит,
                                        как будто
пытает,
             насколько в любви закаленные.
Врывается в толпы.
                                   В давку запутан,
вступает
               вместе с толпой за колонны.
Ступени растут,
                           разрастаются в риф.
Но вот
            затихает
                            дыханье и пенье,
и страшно ступить —
                                     под ногою обрыв,
бездонный обрыв
                                в четыре ступени.
Обрыв
            от рабства в сто поколений,
где знают
                 лишь золота звонкий резон.
Обрыв
            и край —
                            это гроб и Ленин,
а дальше —
                      коммуна
                                     во весь горизонт.
Что увидишь?!
                          Только лоб его лишь,
и Надежда Константиновна
                                                в тумане
                                                               за…
Может быть,
                      в глаза без слез
                                          увидеть можно больше.
Не в такие
                   я
                      смотрел глаза.
Знамен
             плывущих
                              склоняется шелк
последней
                   почестью отданной:
«Прощай же, товарищ,