Жемчужина, сломавшая свою раковину [Надя Хашими] (fb2) читать постранично, страница - 2

землю.

— Ой, вы только посмотрите на него — валяется на земле, бедняжка! — громким насмешливым голосом прокомментировала аварию Парвин.

— Как думаете, он не ранен? — спросила Шахла. Зажав рот ладонью, она смотрела на потерпевшего крушение мальчишку, словно страшнее происшествия в жизни не видела.

— Парвин, твоя юбка! — Я перевела взгляд с озабоченной физиономии Шахлы на разодранный подол юбки другой сестры.

Видимо, кусок проволоки, которым был примотан разболтавшийся багажник велосипеда, зацепил одежду Парвин, выдрав здоровенный клок.

Это была новая школьная юбка. Парвин моментально начала всхлипывать. Мы знали: если мама-джан расскажет о случившемся папе-джан, он снова запретит нам ходить в школу. Такое уже случалось.

— Итак, где вы были? — повторила мама. — Вы являетесь домой с опозданием, да еще в таком виде, словно собак по улицам гоняли!

Шахле частенько приходилось оправдываться, отдуваясь за всех нас, и теперь вид у нее сделался раздраженный и даже немного усталый. Парвин, сплошной комок нервов, как обычно в таких ситуациях, не могла вымолвить ни слова, лишь беспокойно переминалась с ноги на ногу и теребила уголок платка. Я услышала собственный голос прежде, чем сообразила, о чем, собственно, рассказываю маме.

— Мама-джан, мы не виноваты! Там был мальчик на велосипеде, он ехал за нами. Мы не обращали на него внимания, но он не отставал. Я даже накричала на него — сказала, чтобы убирался прочь, безмозглый осел, если, конечно, не забыл, в какой стороне находится его дом.

Парвин нервно хихикнула. Мама-джан смерила ее взглядом.

— Мальчик? Он приближался к вам? — спросила она, оборачиваясь к Шахле.

— Нет, мама-джан, он ехал позади, в нескольких метрах от нас. Он вообще ни слова не сказал.

Мама-джан вздохнула и, разомкнув сложенные на груди руки, потерла виски пальцами.

— Ладно. Идите в дом и садитесь за уроки. Посмотрим, что скажет папа-джан.

— Ты собираешься рассказать ему?! — вскричала я.

— Конечно, я собираюсь рассказать ему, — ответила мама и хлопнула меня чуть пониже спины, когда я прошмыгнула мимо нее в дом. — У нас не принято утаивать правду от отца!

Усевшись за домашнюю работу, мы с сестрами то и дело отрывались от наших тетрадок и принимались тихонько обсуждать, что же скажет папа-джан, когда придет домой и узнает о нашем сегодняшнем приключении. У Парвин появилось несколько идей насчет того, каким образом можно исправить ситуацию.

— Мы могли бы сказать, что учителя знают о тех мальчишках и уже сделали им выволочку, поэтому они больше не будут досаждать нам, — воодушевленная собственной выдумкой, предложила Парвин.

— Парвин, и что будет, когда мама пойдет в школу и спросит Бехдари-ханум,^[1] так ли это? — резонно возразила Шахла.

— Хорошо, — не унималась Парвин, — тогда мы скажем, что мальчик извинился и обещал больше не приставать к нам. Или скажем, что станем ходить другой дорогой, где нет мальчишек.

— Отлично, Парвин, вот ты все это и расскажешь папе. Мне надоело всех выгораживать.

— Парвин ни слова не скажет, — заметила я, поглядывая на сестру. — Она такая смелая, только когда ее никто не слышит.

— Зато ты у нас смелее некуда! — надувшись, буркнула Парвин. — Посмотрим, Рахима, что станет с твоей храбростью, когда папа-джан придет домой и мама-джан все ему расскажет.

Само собой, когда дело дошло до разговора с отцом, мне, в мои девять лет, не хватило храбрости даже рот раскрыть. Все возражения остались при мне, я стояла, крепко сжав губы, и молчала. В конце концов папа снова, как это уже случалось в прошлом, решил забрать нас из школы.

Мы умоляли папу-джан позволить нам продолжать учебу. Классный руководитель Парвин, давнишняя подруга мамы-джан, с которой они дружили с детства, приходила к нам домой и пыталась урезонить отца. В прошлый раз, когда нам запретили ходить в школу, ей это удалось, но сейчас папа-джан был непреклонен. В принципе он не возражал, чтобы мы учились, но не мог позволить, чтобы какие-то уличные мальчишки преследовали его дочерей. Средь бела дня, у всех на глазах — ужасно!

— Будь у нас сын, мы не знали бы таких проблем, — в сердцах добавил отец. — Проклятье! Почему у нас полный дом девочек! Ну две, ну три, но пять — пять дочерей!

Когда начинались подобные разговоры, мама-джан замолкала и принималась хлопотать по дому, понимая, что вся тяжесть обвинений ложится на ее плечи: это она не смогла родить ему сыновей.

Если папа-джан начинал сердиться, ему требовалось время, чтобы переварить неприятности и успокоиться. Обычно в таких случаях мама-джан велела нам помалкивать и вести себя уважительно, как подобает хорошим дочерям, и тогда вскоре все снова встанет на свои места. Еще мама-джан говорила, что мы не должны обижаться на отца: он стал таким раздражительным оттого, что в его жизни случилось очень много плохих вещей. Однако нам становилось все труднее припомнить время, когда отец не был раздражительным