Когда взошло солнце [Павел Георгиевич Крат] (pdf) читать постранично, страница - 3

мечты социалистов?.. — взглянул я на нее.
— А вы не были социалистом?
— Нет, я в политику не играл. В голове у меня была
только медицина.... Хотя я сочувствовал идее экономического равенства.... Когда это произошло?
Постепенно нас окружила толпа товарищей — мужчин и женщин всех возрастов. Глэдис остановила кресло-каталку. Меня приветствовали, как самого почтенного из родственников.
— Мы узнали, что вы разморозились в добром здравии... ах, как мы рады, как рады!.. (я решил, что утренние газеты сообщили о моем воскрешении).
— Товарищ Пит интересуется, как мы дошли до нынешнего общественного устройства, — сказала Глэдис.
Все задвигались, посыпались объяснения, и через
несколько минут я узнал, что после мировой войны
1914 года и российской революции 1917 года мир не
стоял на месте. Волна социальной революции понемногу охватила все человечество, и уже к 1950 году коллективизм проник в самые дальние уголки земного шара.
Так частная собственность на землю и средства производства сменилась коллективной.
— А что с государствами? что с Канадой? — полюбопытствовал я.
— Государств у нас нет. Теперь есть только человечество.
— Кто же управляет?
— Правительств, таких, как были когда-то, у нас тоже нет. Правда, земля разделена на районы согласно
производимым продуктам, и соответственно этому, у
нас имеются индустриальные комитеты, которые сле13

дят, чтобы всего было произведено сколько требуется.
— А парламенты, кабинеты министров, суд, полиция, войска, тюрьмы?
— Ха-ха-ха! — захохотали все. И я узнал, что вместо парламентов у них теперь ежегодные съезды, тогда как министры, судьи, полиция и войска — все это исчезло.
— Как же вы проводите суды и защищаетесь от нападения врагов?
Снова что-то странное! Говорят, что у них нет врагов
и не бывает никаких преступлений.
— Почему так?
— Преступления существовали потому, что миром
правили профессиональные злодеи. Прибавьте несознательность народа, частную собственность... Ныне политики нет, нет и губителей человечества — политиканов. Народ стал сознательным, а школы воспитали
новое поколение на идеях братства и коллективного
труда.
Они говорили:
— Весь мир и все мы чувствуем себя обеспеченными, мы владеем всем, чего достигли техника и наука.
Воровать у себя никто не будет; убивать друг друга мы
не способны, мы любим в каждом брата и сестру по человечеству. Мы все — одна семья, семья людей, и мы
уже стерли в себе зверские черты минувшего.
— Почему же мы, безмерно гордившиеся своей цивилизацией, не додумались до того, к чему вы так просто пришли? Сколько крови и слез пролито зря... — и я
склонил в отчаянии голову, ощущая на себе позорную
печать прошлого, живым представителем которого в
этом мире был один только я.
Но они поняли мою печаль и тотчас показали, какими чуткими были их сердца.
— «Размороженный дедушка», «дедушка всего чело14

вечества», посмотрите на нас! Ваша эпоха сделала свою
работу, без вас не было бы и нас, ведь мы — продолжение вашей жизни. Радуйтесь же, что люди наконец
сбросили оковы мучений и несчастий.
И они схватили мое кресло и покатили меня по улице, распевая свой «Гимн человечества», который начинался так:
Все мы братья, все мы сестры,
Люди все — одна семья,
Всех мы любим,
Уважаем,
Пусть живут и ты, и я!
Из домов выходили жители, здоровались со мной
и подхватывали песню. С одного из дворов на улицу
метнулась пума, неся в пасти маленького детеныша.
— Привет, Дженни! — закричали мои приятели.
Пума замурлыкала, как кошка, и положила мне на колени своего котенка.
— И вы не боитесь, что зверь сожрет ваших детей?
— спросил я.
— Ой, нет! Дженни хорошая кошечка, она играет с
нашими маленькими братиками и сестричками.
Затем я приметил под кустами роз черного медведя, который безмятежно спал, как батрак после тяжелого рабочего дня. По улице гоняли кролики, повсюду в садах пели птицы, на ветвях черешни раскачивалась пара енотов.
Разбудили медведя и познакомили со мной; звали
его Урсус.
— Мы отобрали у зверей их леса и горы, но за это
даем им место среди нас.
Пума, ее детеныш и Урсус льстились, как домашние коты. Я вспомнил, как не раз убивал на охоте мед15

ведей и пум. Совесть впилась мне в сердце!.. А одна девушка, схватив котенка, воскликнула:
— Назовем его Питом в честь нашего нового товарища, — и котенок стал Питом.
Меня повезли дальше. Урсус тоже заковылял вместе с нами. Мы поднялись на холм, где когда-то находилась Мэйн-стрит. Как и в начале 20-го века, за темно-синими водами морского залива белели снежные
вершины гор. Но и здесь не было больших домов, а вместо них раскинулся просторный, устланный травой парк
размером с квадратную милю; в парке тут и там были
разбросаны здания побольше и поменьше и детские игровые площадки.
— Это наша школа, — сказали мне.
Ворота в парке-школе заменяли две статуи. Одна изображала отца, мать и троих детей; все они ласково обнимались (на постаменте была