Кафка [Джавид Алакбарли] (fb2) читать постранично, страница - 7

моей собственной, вернее, моей бывшей квартиры. А там всё было, почти, так же, как и год тому назад. За исключением нескольких деталей. На столике в передней лежало адресованное мне письмо. Внутри конверта были деньги и записка:

– Я отдал твоего жениха в руки надёжных людей. Квартиру удалось сразу вернуть. Он все ждал более выгодного покупателя. Дождался. В аэропорту задержали лишь часть антиквариата и картин, а все остальное собирали поштучно. Кое-что так и не удалось вернуть. Рая все время будет с тобой. Береги малыша.

P.S. Кстати, не хочешь ли ты назвать его в честь твоего отца? Когда-то много лет тому назад на вашей кухне твой отец говорил, что мечтает дожить до такого дня. Не дожил.

– Жизнь наладилась. Я вернулась в университет. Малыш растет.

Мышкина исповедь была столь ошеломляющей, что от всего этого, конечно же, не только у Кафки, но и у меня голова пошла кругом. Мама вообще почему-то все это время утирала глаза и не переставая приговаривала:

– Бедная девочка. Бедная девочка. Ну просто слов нет. Мексиканские сериалы отдыхают. Это надо же. В таком приличном городе ухитриться встретить такого подонка.

Но это было ещё не всё.

– Я знаю, что вокруг есть люди, которые разное про меня говорят. Они думают, что я любовница твоего отца и что в действительности это его ребенок. Я пришла именно потому, что не хотела, чтобы кто-то до меня успел всё это рассказать. Вернее, сказать неправду. А правда вся заключается в том, что второй такой дуры, как я, в мире нет.

Кафка усмехнулся и сказал:

– Ты здорово опоздала. Да, и обо всём этом я узнал не здесь, а в Стамбуле. А ещё говорил с отцом по телефону перед вылетом. Мне кажется, что если бы не мой дурацкий звонок, не было бы и этой аварии. Видимо, отец сильно нервничал, когда ехал в аэропорт.

Моя мама почему-то, вдруг, велела Кафке выйти. Мне же она приказным тоном велела:

– Ты тут пока поразвлеки нашу девочку, а нам надо пошептаться.

Мы успели с Мышкой перемыть кости куче знакомых. А они всё не возвращались. Потом хлопнула входная дверь. Я подумал, что, видимо, это ушёл Кафка. А мама вернулась к нам. Села, залпом выпила стакан воды и повторила свою излюбленную фразу:

– Не устаю поражаться тому, каким же это образом Господь Бог ухитрился создать всех мужчин круглыми идиотами. Господи, ну зачем же ты так жесток!

– По отношениям к мужчинам?

– Нет, конечно. По отношению к женщинам. Ведь мы – постоянные жертвы вашего идиотизма.

Я всё пытался что-то объяснять моей маме. Говорил о том, что она не права. Но разве она меня когда-нибудь слушала? Даже в спокойной обстановке. А здесь же кипят нешуточные страсти. Причём, неясно ещё, чем же всё это кончится.

На следующий день я застал отца Кафки в компании моих родителей. Он был чрезвычайно возбуждён. Обычно он всегда немногословен. А здесь он выступал с целой речью.

– Я не влюблялся в свою жену. Она с самого детства была частью меня самого. Родители меня только родили. А воспитала она. Нам было по три года, когда я её в первый раз увидел. Тот наш общий детский сад я помню до сих пор. В деталях и мелочах. И самым ярким из этих воспоминаний является она. Её смешные бантики, её улыбка, щербинка меж зубов. А потом была школа, где мы сидели за одной партой. Это было время, когда она каждый день, неназойливо, предельно тактично, без всякого давления заставляла меня учиться. Именно благодаря ей, я почувствовал интерес к знаниям и открыл в себе таланты, о существовании которых просто не знал. Для неё я получал пятёрки, играл на гитаре, накачивал мышцы. Я ходил за ней как тень. И каждый день боялся того, что кто-то из мальчиков нашего класса может понравиться ей больше, чем я. Разделил нас только университет. Разные вузы, но общие вечера. Суббота и воскресенье, проведённые на бульваре или на пляже.

Уже на третьем курсе мы поженились. Все вокруг читали нам нотации на тему о том, что нас хватит ровно на полгода. Это в лучшем случае. Нас хватило надолго. Ради неё я готов был на всё. Работать грузчиком, сторожем, барменом, чинить кондиционеры… Я перепробовал всё. Лишь бы у моей семьи было бы всё, что ей нужно. С годами моя любовь менялась. В ней не было уже прежней страсти. Она переросла в настоящую любовь. В этой любви была та безграничная нежность, что даёт осознание того, что мне не жить на этом белом свете без этой женщины.

А потом случилась перестройка. И я почувствовал себя полным ничтожеством. Надо было что-то делать, а не смотреть на то, как голодает твоя семья. Продал квартиру, снял им жильё. Оставил им все деньги от продажи. Мне уже можно было уезжать. Что я и сделал.Где только меня не носило. Многое испытал. Повезло в одном. Встретил ребят – бакинцев, которые затевали большое дело. Я пришёлся им ко двору. Уже через год перевёз семью и нормально устроил. Успокоился. Всё убеждал себя и жену, что отныне всё будет хорошо.

И тут грянула беда. Нет, никто не умер, не пропал без вести, не заболел. Беда случилась со мной. Потом уже, сопоставляя факты, я понял, что угодил в хорошо подстроенную ловушку. В