Это не наше место [Дарья Саитова] (fb2) читать постранично, страница - 2

в полоски. Поезд замедляется, останавливается. Через десять минут наша пересадка. Я решаю посидеть еще немного, только до следующей станции, а потом сразу начать готовить сына к выходу. Это будет через три остановки. Я надеюсь, нам повезёт, и мы сразу попадем в вагон с немигающими лампами. Я молюсь, чтобы этот и следующий поезда не замерли вместе с нами в оцепенении в тоннеле, чтобы стук колёс продолжался, чтобы на нас не обрушилась тишина с ноткой хорошо скрываемой пассажирами паники – а вдруг мы встали, потому что что-то случилось? Если все получится, то вечером я смогу улыбнуться моему замечательному мужу и ответить на его вопрос: «нормально доехали, без происшествий». А я очень хочу ему так ответить.

«Осторожно, двери закрываются…» – врывается в мои мысли механический, но приятный и смутно знакомый голос. Я не хочу слушать дальше, я и так на взводе. «Уважаемые пассажиры,» – неумолимо продолжает он, – «будьте взаимно вежливы,» – и что со мной сегодня такое? Почему я столько злюсь? – «уступайте места инвалидам, пожилым, беременным и с малыми детьми.» – черт. Я беру длинную полосу всех нецензурных слов, которые я могу сказать по поводу этого объявления, и запихиваю ее в самый отдаленный уголок сознания. Полоса еще немного бурлит и булькает, но вскоре растворяется в темноте подобных ей уродцев, возникающих в моем мозгу по таким вот случаям. В последнее время поводов для их появления уж слишком много.

Поезд трогается, набирает скорость. Я прекрасно понимаю, что со мной сегодня такое. Я устала. А учительница моего сына спросила, решили ли мы, что будем делать с ним после окончания школы. «Рассмотрите варианты,» – сказала она, – «готовиться всем вам нужно заранее». Я прекрасно поняла, что она намекает на ПНИ. Отличная аббревиатура, красочная. На удивление точно описывает все, что там будет происходить с моим сыном. И почему я так взъелась? Чего еще ожидать от обычной учительницы общеобразовательной школы, в которой год назад насильно для неё и вообще всего педагогического состава, всех родителей и учеников начали вводить инклюзивный подход? Уж точно не понимания. Я ответила ей улыбкой. Но для себя решила: учимся до каникул и ноги нашей не будет в сентябре в их школе. А может, и в стране. Подруга говорит, нам бы в Израиле жить. Вот и попробуем. Муж точно без работы не останется. Да и я, если там действительно такая сказка для людей с аутизмом, наконец стряхну пыль с двух своих красных дипломов.

Вот, правильно, надо подумать об Израиле, о возвращении на работу. Помечтать. Выйти из напряжения, из готовности к «бей или беги». Я расслабляюсь. Плечи опускаются, тело начинает покачиваться вместе с нашим вагоном. Я закрываю глаза и дарю себе самую светлую улыбку. Мысленно разливаю ее по себе: от макушки до кончиков пальцев ног. Не знаю, правда ли я так могу, но не хочу думать о том, что тот дорогущий курс медитаций на самом деле был сущим бредом. Представляю, что тепло равномерно распределяется по телу, меня наполняет счастье и покой. Представляю, что я не зря потратила пятнадцать тысяч рублей.

– Девушка!

Открываю глаза. Передо мной стоит женщина. Полная, с неглубокими морщинами на лице. За спиной у нее болтается металлическая тележка, на которую водрузилась клетчатая сумка. Рядом с ней высокий юноша, он выглядит ненамного младше моего сына. Я бы не назвала эту женщину пожилой, на вид ей не больше пятидесяти лет, но она стоит, подбоченившись, с таким выражением лица, что мне очевидно: эта женщина явно причисляет себя к категории граждан, которым положено уступать места в метро.

– Извините, – я стараюсь говорить как можно громче, чтобы перекричать стук вагона и гул пассажиров, – у моего сына…

– Чего ты там лепечешь? – возмущенно прерывает меня женщина, – я говорю, место уступили! От, понаехали!

Почему-то первым порывом стало возразить ей. Мы не туристы, мы не понаехали. Мы – коренные! Это что-то генетическое, не иначе. Я неосознанно улыбнулась. Мне живо представляется дальнейшее развитие нашего диалога, если б я действительно начала доказывать свое звание коренной москвички в третьем поколении.

– Чо ты лыбишься, девочка? Не видишь, старуха с ребенком!

Улыбка сползает с моего лица. Ага, с ребенком. Ее дылда, под два метра ростом с интересом наблюдает за моим сыном. Сыну, с радостью отмечаю я про себя, безразлично происходящее вокруг него. Он продолжает крушить машины как ни в чем не бывало. Я встаю со своего места. Поправляю юбку.

– Извините, – пробую я ещё раз, – у моего сына аутизм.

– И правильно, Бог покарал такого невоспитанного мальчика с его наглой мамашкой! – кричит женщина прямо мне в ухо. Я чувствую брызги слюны на моей щеке. Хочется помыться и обмазаться антисептиком с ног до головы.

Я оглядываюсь на людей вокруг. Они стоят так близко к нам. Не могли же они не услышать? Кто-то с интересом изучает свое отражение в темном стекле. Кто-то усердно строчит что-то в своём телефоне. И только один человек смотрит на нас в