Завтрак психопата [Василий Романович Копытцев] (fb2) читать постранично, страница - 2

же всё тут, чёрт возьми, зелёное! Аж до тошноты!

Если Элли хотела попасть в изумрудный городок, где все желания сбываются – ей стоило свернуть сюда… правда, с оговоркой на то, что желать здесь нужно только тишины, спокойствия, никакого движения – и тогда сбудется.

Мох ковром устелил мой широкий подъезд. Тут и там проглядывают крючкообразные белые грибы с красными прозрачными каплями на шляпках. На полу тонны дохлых или… сонных мух. Плесень медленно пожирает их. И что совершенно ужасно, им это, кажется, нравится.

Только в моей квартире кремово-жёлтые чистые стены и тёплый свет. Снаружи он не несёт вообще ничего…

Тяжело вот так… одному. Уже месяц ни души, ни звука. Я спускался к соседям, но либо их двери заперты на замок, либо в квартирах нет ничего кроме замшелых валунов, грибов и дохлых мух.

У меня есть догадка, что с ними стало. Но мне тяжело об этом думать. Очень. Надо облегчиться.

Зайдя в клозет, я уже восемнадцатый раз за неделю вижу неуклонно разрастающееся зеленое с коричневыми крапинками пятно. Я пытался его вывести, соскаблить и выкинуть. Но не помогло.

Много часов я просидел на этой белой эмалированной посудине, раздумывая над тем, как всё-таки мне эту гадость выводить. Я долго смотрел на неё выжигающим взглядом.

И вот однажды меня осенило. Мне не уда… удар? – у.. уд…

…

..* удаётся вывести её потому, что я этого… не хочу…

Удивительно, но за долгое время навязанного сожительства я перестал инстинктивно испытывать к ней отвращение. Она стала для меня просто… как данность. Как будто иначе и быть не может. И не было никогда.

Обычное дело…

И вот через три месяца я сижу и смотрю на своё поросшее грибами лицо и спрашиваю се… сере… сер… серый? – спрашиваю я себя – может, «себя»? – да, точно, себя…

Вот так и гоняю один и тот же вопрос по кругу. Мир за окном не кажется больше унылым. Он мой. Он такой, каким и должен быть. Если бы только… только… т.. если бы, да как абы – то … росли грибы… да, это про меня теперь, не иначе.

Мои колени хрустят. Хочется напоследок проститься с пока что ничего не говорящим мне солнцем. В последний раз посмотреть на него…

Обросшая махина медленно проковыляла до круглых остатков квадратного окна. Красные зрачки сузились, дыхание перебилось. Боли не было. Ни от падения. Ни от остановки дыхания. Был только покой и застывший последний момент.

Огарок окна затянула зелёная паут… паут.. т… … ..тина?

28 сен. 2019

Вкус жизни

Джо Фейн был прилежным мальчиком. В 11 лет спас одноклассницу от надругательств подруг. В 20 он стал прилежным американцем – окончил металлургическое училище. В 21 отслужил по призыву. В 26 отправился на фронт. На третьем месяце службы впервые принял прямое участие в перестрелке. И вскоре его группа попала под артобстрел.

Как и многие в первый раз, Джо труханул не на шутку. Снаряды рвались и рвались, со всех сторон на него кричали, били. Мир словно замер, скорчился глухонемой судорогой и грязными комьями земли. Тотальный паралич.

Если бы Джо тогда спросили, как он вообще на всё это смотрит, он, возможно, если б не отнялся язык, лёг по стойке «смирно, что покойник» и сказал бы, что смотрит на всё это… широко открытыми глазами.

Впрочем, другого и не оставалось. Да, Джо, далеко выкатив глаза, внимал разверзшемуся хаосу, поглощал его волнистое мерцание, становясь с каждой секундой всё больше похожим на труп, неосознанно пытаясь притвориться мёртвым, чтобы сама смерть его не заметила и обошла стороной.

Рядом с Джо сидел, плакал и грыз в кровь ногти и пальцы такой же желторотик. Зубы его розовели, в прожилках скатываясь в бордовый. Красная жижа липла к губам, высыхала, склеивала прерывистое холодное дыхание. Этот парень постепенно терял сознание.

Позади раздался взрыв. Осколком размозжило голову мальчику с окровавленными углами губ. Джо забрызгало теплой, стремительно холодеющей мешаниной из мозгов, кожи, кровавого пунша из осколков костей, лимфы и разорванного языка. Фейн, покосившись, стоял с широко раскрытым ртом.

На секунду он замер, провалился, оцепенел, закрыл глаза и исчез.

Открыл глаза совсем другой Джо.

Он подмял губой нижнюю челюсть, проглотил холодную жижу.

Это успокоило.

Вдруг всё перестало быть важным. Страх перестал существовать. Всё было на своих местах. НИЧТО было на своём месте. ВСЁ стало ничем.

Он замолчал перед лицом кромешной тишины.

Встал у края неразвороченной части окопа, прицелился, выстрелил.

И ничего не почувствовал.

***

Через полтора года война окончилась ничем. Поля, задыхавшиеся бенгальским дымом боёв, опустели. Белые каркасы человеческих тел обросли мхами, лишайниками. Тут и там из кратеров глазниц выглядывали серые поганки, в перевёрнутых разбитых черепах полёвки вили гнёзда.

Джо выжил. Из ума. Правда, он пока этого не знал. Он даже не заметил, как подменили его самого у него же под носом. Воистину, афера века. Никому и в голову прийти не могло, что Джо – уже кто угодно, но только не Джо…

Не прошло и месяца с