Император [Игорь Викторович Шуган] (fb2) читать постранично, страница - 21


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

буквально на уровне сенсорного восприятия, и способность предвосхитить витающую в


воздухе идею признается всеми товарищами Кости по научному цеху. Он никак не выделял Науку в особо почитаемую часть единой


духовности. И с редким упорством отстаивал абсолютную применимость всех законов Знания к Науке, которая составляет не малую,


но "равную" его долю. Чрезвычайно язвительно относился к героическому пафосу "жрецов науки", покоряющих "Эвересты" знаний и


готовых делить неразделимое на высокую, среднюю и низшую части.

Играй, божественная, забавляйся!


Вселенная – пустая скорлупа,


Где разум твой резвится беспредельно.

Неведеньем окутана мудрость,


оно людей ослепляет.


Вигьяна Бхайрава Тантра. Книга тайн.


Перевод В.И.Нелина.


Измерение игры, вносимое Костей в самые серьезные и "судьбоносные" научные и административные проекты, оказывало хороший


терапевтический эффект и охлаждало воспаленное воображение. Сама жизнь прекрасно ассистировала ему, густо сдабривая


реализацию любого замысла массой непрогнозируемых "вредных и обидных" деталей. С другой стороны, прекрасное знание


существующих реалий позволяло ему с легкостью браться за осуществление, казалось бы, фантастических идей и претворять их в


жизнь.

Нельзя быть настоящим математиком,


не будучи немного поэтом.


К.Вейерштрасс


Вспоминать о Косте нельзя без так любимых им стихов древних восточных мастеров:


Все приходяще


Будто лепесток


Упавший с розы


На исходе ночи Иду и иду,


А сколько еще


Идти, да идти


По летним полям.


Бусон.


Перевод Т. Соколовой-Дерюгиной


Зимний сумрак.


Распахнуты двери мои


В бесконечность:


Японская поэзия хайку XVI – XVII вв.


Перевод Дм. Серебрякова


Костя, как замечательный рассказчик, обладал в совершенстве искусством поймать мгновение "за хвост". Он наслаждался красотой


и точностью образов, неожиданными сменами ракурса и "печальным очарованием вещей", пропитывающим шедевры японской


лирики.

Первая командировка в Японию в начале 90-х годов произвела на него неизгладимое впечатление. Он вернулся в середине лета,


когда его семья была в отъезде, и обрушил "водопад" эмоций на меня. Вот уж поистине, ищущий да обрящет. Как оказалось, Костя


разыскал и проник в святая святых древней культуры – храмы и монастыри, неизвестные даже большинству местных жителей.


Исконный дзенский дух, по его словам, все еще жив в этих островках древней традиции, оберегаемый от наступающей


технократической эпохи. Он сожалел об одном: столько всего и не с кем поделиться.

Одиночество сияющим клинком


Рассекает душу


В холодном мерцании звезд.


Японская поэзия хайку XVI – XVII вв.


Перевод Дм. Серебрякова.


Новое прочтение древней поэзии пришло после командировки в Северную Корею. Корейские ученые организовали для нас


однодневное восхождение в горы, со множеством пагод и заброшенных буддийских храмов. Горы оказались неожиданно крутыми, а


восхождение по обледеневшим тропам – довольно рискованным. Это с лихвой окупилось захватывающей дух зимней красотой


горных пиков и замерзших водопадов. На одной из вершин мы встретились с местным отшельником и даже были удостоены чести


вместе посидеть и послушать молчание гор. Известные строфы древних поэтов обрели здесь необходимые объемность и звучание.

Нет в небе луны. Словно строки письма


Нигде до ее восхода Начертаны черной тушью


Не брезжит свет. На вороновом крыле:


Но самые сумерки радостны. Гуси, перекликаясь, летят


Осенняя ночь в горах. Во мраке вечернего неба.


Сайге. Горная хижина. Перевод В.Марковой


Десять лет назад мы с Костей ездили на международную конференцию в Киев. И в выдавшийся свободный день посетили Киево-


Печерскую Лавру. Большая часть экспозиций и храмов была закрыта для посетителей, и весь день мы провели, гуляя по огромному


парку Лавры. Повезло с осенней погодой – парк стоял в торжественном красно-золотом облачении. По прошествии лет я совсем не


помню происходившее на конференции, но до сих пор остро ощущаю Присутствие и Благость, пронизывающие эти святые места.


Совершенно новые для меня ощущения воспринял и разделил Костя. Для него ничего удивительного в этих чувствах не было, кроме,


наверное, осознания величия и красоты самого Творения. Я и потом, уже без Кости, приезжал в Лавру, но, увы:

И все же, какая она, эта исполненная жизненная мудрость?

Записано мной по памяти: "Как я провел вчерашний день: встал, позавтракал, поехал на работу, вернулся домой, поужинал, писал


статью, лег спать, спал без сновидений".

Руководитель, учитель, коллега, друг, брат.


Костя ушел, но с нами живы его свет, улыбка, мудрость.

Легче гусиного пуха


Жизнь улетает:


Снежное утро.


Катаока Такафуса. Перевод Дм.Серебрякова.