Жизнь и смерть поэта Шварца [Анатолий Генрихович Найман] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Не Шварц пейсатый.

Шварц. Хулдомуев была у твоего Олега фамилия. Ты ему, кстати, позвони.

Таисья. С какой такой стати?

Шварц. Пусть военно-морские силы поддержат. Пусть где надо шепнет адмирал. Дескать, несем вахту, зачитываясь Шварцем. Госпремию ему ознаменуем сверхплановым проникновением в шведские территориальные воды.

Таисья. Как глазки разгорелись! Хвост распустит: поэт — то, поэт — се, поэту ничего нельзя дать, ничего нельзя отнять. А за Госпремией — ползочком на брюхе.

Шварц. Повторяй за мной, дура. Пока — не требует поэта — к священной жертве Аполлон — в заботах — суетного света — он малодушно погружен.

Н-но! лишь божественный глагол… Как пробудившийся орел.

Таисья. А не стыдно? Государственная — ведь бывшая Сталинская. Который полнароду горло перерезал. Включая твоего папашу.

Шварц. "Полнароду"! А начал с кого? Я же первый от него пострадал. Как никто. Он же меня преследовал, как педофил пионера. Приплыл к нам в лагерь "Горнист" по Черному морю, увидел меня на линейке и — пл-ламя из пасти! Вот подайте мне этого мальчишечку и никого другого. Я говорю: товарищ Сталин, неудобно — октябрятский актив, комсомольцы… Он мне: Валерий! Я Берию брошу, Маленкова брошу, Лепешинских обеих, Ольгу-балерину и Ольгу Борисовну-академика, которая открыла, что живая природа образуется из неживой, уже, считай, бросил — только приходи ко мне сегодня в административный корпус. Я: Осип! Кончай! Мы не дети. Я будущий великий поэт Шварц… Он: по-о-а-эт?! И гекзаметром можешь? Я с ходу: о, Виссарёныч Иосиф, держав и пещер гладиатор! И пентаметром? — Насморков гиперборейских, Ёсиф, ты осушитель. Ладно, говорит, спасать надо паренька, гений нации, это же видно: привяжите меня к мачте и везите в Пицунду к Берии и Маленкову. (Повторяет с грузинским акцентом.) "Это же видно. Невооруженным глазом".

Таисья (махнув на него рукой, укоряюще). Циник. Уж вроде привыкла к твоему цинизму, а каждый раз с души воротит. Отца бы родного вспомнил, циник. Циничная твоя физия.

Шварц. Папаша был французский шпион, диверсант и саботажник. Откровенный враг оккупационного режима большевиков. Погиб в открытом бою с тоталитаризмом. Сталин ему слово, он Сталину пять, Сталин ему пулю, он Сталину дулю. Никто не знает, где отец кончил, как, с кем вместе, но песни о нем до сих пор ходят по зонам. (Поет.) "У костра чифирил я когда-то со Шварцем — он архангелу служит теперь ординарцем".

Таисья. Честное слово, я от тебя уйду. Ты мне душу — просто кислотой выжигаешь. Хоть бы смешно было… Или интересно… Одно и то же каждый день, пятнадцать лет, одно и то же.

Шварц. Неужели пятнадцать? Как вчера было. Ладно, говорю, женюсь, уговорили, согласен. И твоя мать: позвольте вам руку поцеловать. Так и быть, женюсь — она чмок, женюсь — чмок, да женюсь же, женюсь — чмок, чмок.

Таисья. Ты хоть к кому-нибудь что-нибудь чувствуешь? Хоть к кому-нибудь из людей хоть какое-то тепло?

Шварц. Да я всего себя растратил на тепло к людям! Второй закон термодинамики. Энтропия мироздания непрерывно стремится к максимуму, отчего душа поэта изнашивается до минимума.

Таисья. Ты и про меня гадости говоришь.

Шварц. Про тебя?! Откуда ты это взяла?

Таисья. Мне передают.

Шварц. А ты верь больше.

Таисья. Сама слышала по параллельной линии.

Шварц. Подслушиваешь? Иногда говорю. Пусть люди меня жалеют. Да, умираю, да, жена со свету сживает. Сочувствуйте. Вознаградите за муки премией. Карта слезу любит. Это для них, для чужих. А для тебя — я хочу сказать, для себя для нас с тобой — ты же воплощаешь мой тип женщины. Лапландско-украинский тип. Мой идеал.

Таисья. Про всех твоих жен это от тебя слышала.

Шварц. Это?! Что это?! У меня было семь жен, и у всех росла синяя борода. Отчего наши браки и не могли совершиться на небесах. Семь жен, не считая детей!

Таисья. Багров Бродского в ссылке навещал, а ты в это время по бабам бегал и по кабакам.

Шварц. С Папой Римским! Бродский один меня понимал и за это уважал.

Таисья. Все знают, что Багров к нему ездил, а ты в Союзе писателей водку пил.

Шварц. Я его тайно посещал. Об этом знаем только я и безвременно ушедший.

Таисья. Все врешь. Уже сам не знаешь, что было, чего не было. Багров написал, как пришел к нему в местную тюрьму, а тот выходит из двери под конвоем, и в руках два бидона: на одном написано "М", а на другом "Ж". А ты, как дятел: "я Бродского благословил, я Бродского благословил". (Телефонный звонок, она снимает трубку.) Да… Сейчас передам ему трубку. Только говорите короче, вы отрываете его от работы. (Передает трубку Шварцу.) Какой-то юный талант.

Шварц (Таисье). Поставь чаю.

Таисья уходит.

(В трубку.) Шварц слушает… Как вы сказали? Умелин? Не псевдоним?.. Фамилия уж больно значащая — как из Фонвизина. Милон Умелин. И что вы умеете, Умелин? Слушаю вас, смелей. (Кладет трубку на тахту рядом с собой, идет к