Любовники-полиглоты [Лина Вульфф] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

черную щетину. Это оказалась крупная кабаниха, и ее пришлось тащить на шесте к пикапу всем вместе. На следующий день ее предстояло разделывать на участке возле дома приятеля Йонни. Мы отправились туда после завтрака. Когда приехали, всё было перепачкано кровью и щетиной, потому что никто, собственно говоря, не умел разделывать туши. Все рубили как попало, и все время твердили, что надо делать это быстро. Больше я с браконьерами на охоту не ездила.

Однажды вечером я сказала Йонни, что если он готов, то я тоже готова. Он улыбнулся мне, и мне пришло в голову, что я впервые вижу его зубы, крупные и белые, как куски сахара, они ровной подковой сидели у него во рту, и это странно контрастировало с неправильными чертами лица, покрытого шрамами от прыщей. Мы занялись этим на погрузочной платформе пикапа Йонни, и куртка, которую он подложил мне под попу, оказалась измазана кровью.

– Сейчас у девочек в первый раз обычно не бывает крови, так нам сказала школьная медсестра на уроке полового просвещения. Они ездят верхом, на велосипеде, прыгают и бегают, так что девственной плевы у них не остается.

Видимо, у меня было очень спокойное детство, потому что моя плева точно была на месте. Когда Йонни увидел кровь, ему не стало противно, зато он кончил всего через несколько секунд. Я не знала, что сказать, когда это произошло. Но я уже тогда чувствовала, что с Йонни надо вести себя осторожно, так как он, как и большинство парней в нашей местности, конечно же, склонен к насилию, малообразован и похотлив, и таким и останется на всю жизнь. Но было в нем что-то помимо этого.

– Не знал, что у тебя это первый раз, – сказал Йонни.

– А у тебя? – спросила я.

– Тоже, – ответил он. – У меня тоже первый.

Потом он посмотрел на свою перепачканную куртку и добавил:

– Что ж. Надо же с чего-то начинать.

В следующий раз все прошло намного лучше. Не говоря уж о третьем, четвертом и пятом разе. Тогда Йонни заявил, что, по его мнению, мы трахаемся как порнозвезды.


Когда нам было шестнадцать лет, я сломала Йонни нос тыльной стороной кисти. Это произошло случайно, в том смысле, что я этого не хотела, рука просто машинально взмыла, и это не имело никакого отношения к боевым искусствам. Как бы то ни было, шум поднялся страшный, потому что мы тогда учились в гимназии, и все прознали о том, что произошло: и учителя, и медсестра, и родители Йонни, и мои тоже. Мама Йонни сказала:

– Я не хочу, чтобы ты продолжал встречаться с этой девочкой.

Мы стояли во дворе школы, и из носа у Йонни текла кровь. Его мама прибежала туда, как только обо всем узнала, и бросала на меня презрительно-надменные взгляды.

– Мама, Эллинор – не какая-нибудь маленькая девочка, – возразил тогда Йонни. – Она дама. Да еще какая дама.

Он улыбался мне, и челка падала ему на глаза.

– Да еще какая дама, – повторил он и улыбнулся еще шире, продемонстрировав свои куски сахара.

Меня охватило желание сказать ему, чтобы он лучше не скалился так, а вспомнил, как его возбудила кровь. Да ты больной придурок, Йонни, этого не скроешь. Я хотела сказать так, но, полагаю, из-за разбитого носа на меня нахлынули другие чувства, так что я подошла к нему и обняла. Для нас это был очень необычный жест. Мы всё делали вместе. Помогали друг другу осваивать удары и разные приемы, дрались и трахались, но никогда не обнимались. А теперь обнялись, и я почувствовала, как теплые капли его крови капают мне на шею.

– Теперь ты умеешь делать все, чему я хотел тебя научить, – сказал Йонни.

А еще он сказал, что, если я когда-нибудь снова использую то, чему он меня научил, против него, то он, не задумываясь, меня убьет.

– Если сумеешь, – ответила я.

– Не беси меня, – сказал он, и глаза его потемнели.

Вскоре секс для нас стал чем-то вроде рутины, хотя, возможно, нельзя говорить о рутине по отношению к тогдашним нам.

– Едем ко мне, – мог он коротко бросить в машине, просовывая руку мне между ног.

«К нему» означало в принадлежавший его отцу охотничий домик недалеко от деревни, где можно было остаться в покое. Это была небольшая изба с ярко-желтыми занавесками с белой оторочкой, которые, наверное, повесила Йоннина мать. В домике было две маленькие комнаты и гостиная с железной печью. Однажды мы зашли в одну из спален, и Йонни сказал:

– Раздевайся и ложись на кровать.

Пока я снимала с себя одежду, он пошел на кухню и сделал кофе. Потом вернулся с чашкой, подвинул к кровати стул и пил кофе, глядя на то, как я лежу на спине, раздвинув ноги. Мне казалось, он может заглянуть прямо внутрь меня, до самой глубины, если можно так выразиться, как будто через меня проходит темный канал, и если двигаться по этому каналу, выйдешь в каком-то совершенно другом месте.

– Тебе обязательно надо так пялиться? – спросила я.

– А ты подумай о звездах из порнухи. Для них не проблема показывать себя.

– А ты подумай о том, как я сломала тебе нос, – ответила я.

– Ты мне по зубам, – сказал он тогда и поднял чашку, словно произнося