Последний из редмондских миллиардеров [Питер Уоттс] (fb2) читать постранично, страница - 2

еще большая удача, учитывая все обстоятельства. По крайней мере обезьянья оспа не заканчивается летальным исходом. Половина городов от Каира до Калгари опустошены энцефалитом, малярией или другой заразой, в которую на этой неделе мутировал устойчивый к лекарствам монстр H5N1.

Резеда фыркает с отвращением. 'Сильно нужен вам этот водитель'. Только ведущий первый грузовик вообще держит руки на руле; остальные просто следуют за ним на автопилоте. Если бы не этот дурацкий закон...

Внезапно ей в голову приходит мысль. 'Эй. Это мне показалось, или было особенно трудно найти водителей с тех пор, как...' Она спохватывается, вспоминая о находящихся рядом беженцах, 'эм, в прошлый четверг?' Именно тогда у них закончились боеприпасы, даже резиновых пуль больше не осталось. Оставшуюся часть недели охрана транспортных колонн делает вид, что охраняет грузы с пустым оружием. Прибавьте к этому хронические задержки и все эти голодные желудки, и становится лишь вопросом времени, когда они столкнутся с очередным бунтом.

Конечно, головной офис не сильно афишировал эту новость. И тем не менее. Когда вы предлагаете людям проехаться без оружия в Логово Льва, вы не можете винить их за то, что они внезапно начинают себя плохо чувствовать. Учитывая, что львов какое-то время не кормили.

Так пожимает плечами: - Ну, что я тут могу сказать?

- Для начала можешь сказать, когда приедут грузовики.

- Если я правильно понял, мы уговорили Элану выйти в выходной. Дайте нам еще час, может два. И, это, Рез...

- Что ещё?

- Продуктов будет поменьше чем обычно. Все тут сильно боятся пшеничной ржавчины.

- Ты имеешь в виду ту, что в Европе? Говорят, что это может как-то повлиять на мировые запасы зерна, но ближайшие десять лет оно нам точно не грозит. А в наши дни десять лет - это же вечность.

- Ну были какие-то жуткие заголовки. Все теперь копят.

- Тэк, у нас тут двадцать тысяч ртов, если что.

- Знаю, знаю. Может быть пришло время попробовать тот фокус, который Иисус провернул с пятью хлебами и двумя рыбами.

Она цыкает, качает головой: - Ладно. А хорошие новости есть?

- Ну, - изображение прерывается, тормозит, - Ученые нашли несколько живых кораллов.

- Это я уже без тебя успела прочитать. Так, что-то новое у тебя есть?

- Эм, ладно... о, оказывается мы официально обречены. Говорят, прошли последнюю точку невозврата в ноябре.

- То есть для тебя это хорошие новости?

- Ты не понимаешь, это значит, мы сорвались с крючка, - он жестом показывает 'круто'. - Уже просто невозможно ничего исправить, что бы мы ни делали, так что можно просто расслабиться и получать удовольствие, пока потолок не обвалится и не придавит нас всех к чертям. Он кашляет: - Ладно, мне пора. Что-то в горле запершило, - и отключается.

Она снимает с себя VisoR. Оспо-мама куда-то исчезла, следующим в очереди стоит изможденный чернокожий мужчина, тихонько кашляющий в окровавленную тряпку. Он поднимает глаза, когда Резеда возвращается к реальности, на мгновение смотрит на что-то за ее плечом, вздыхает: 'Ну вот, солдафоны опять пожаловали...'

Она поворачивает голову.

Они выплескиваются из гейта D, как армия воинственных муравьев, проносятся мимо гигантской статуи Греты Тунберг, установленной в зоне вылетов (как вспоминает Резеда, на том самом месте, где она была застрелена менее десяти лет назад). Эта горючая смесь из мяса и железа, одна порода передвигается на двух ногах, другая на четырех, обе вооружены до зубов и нагружены полной боевой экипировкой. Солнце отражается от их шлемов, панцирей, торчащих из под масок морд. Они гремят по асфальту и бетону, подходят к краю палаточного лагеря и выстраиваются шеренгой.

Медленно продвигаются вперед: метр, десять, двадцать. Беженцы отступают. В конце концов, большинство из них отступают уже тысячи миль, что для них еще несколько жалких метров? Фаланга замыкается и удерживает позицию, край их построения всего в нескольких шагах от полевого госпиталя Резеды.

Они ее не трогают. Слава богу, военные еще стараются осторожно себя вести с представителями гуманитарных миссий. Это уважение со стороны военных, по крайней мере, по мнению Резеды Мелик, накладывает на нее определенную моральную ответственность.

Твою же мать.

Она тяжело вздыхает, приходит в себя, снимает одноразовые перчатки с рук и бросает их в мусорник. Заставляет себя подойти к ближайшему бойцу: здоровому мужику, с два метра роста от пяток до шлема, лицо скрыто тонированным пуленепробиваемым забралом. Роботы-усмирители BoDyne окружают его с обеих сторон, как механические гончие. Они гудят и подрагивают при ее приближении, беспокойные, настороженные и ожидающие малейшего повода.

- Простите, офицер, - она показывает удостоверение, висящее у нее на шее: управление по делам беженцев SeaTac, медицинский корпус. - Скажите пожалуйста, что происходит?

Она улавливает едва заметный блеск в его глазах. Броня, шлем, вся его поза, кажется, кричат: 'еще один робот'. И все же она почти