Нет моей вины (СИ) [Даниэль Брэйн] (fb2) читать постранично, страница - 3

пожатие плечами, предположения, что «бухучет и аудит» — не хирургия, можно и заочно окончить, и немного растерянную улыбку молодого отца. Кире было уже восемнадцать, первый курс остался позади, оценки у нее были хорошие, Виктор, отец ребенка и будущий муж, подрабатывал так, что имел доход не хуже, чем иной дипломированный специалист. Родители Виктора предложили, а родители Киры согласились, что тратить деньги на свадьбу нерационально. Тем более что было лето, все знакомые разъехались кто куда, да и вообще — глупости все это.

Роспись была скромной: молодожены, их родители, два свидетеля — однокурсники. Кира потом долго плакала: ни платья, ни цветов, ни ресторана, а от фотографа она сама отказалась: что там запечатлевать? Виктор еще до брака снял квартиру — на окраине, но близко от метро, двухкомнатную, и в жизни молодой жены и новорожденного сына почти не присутствовал, если не считать монотонное жужжание кулера и редкие телефонные переговоры с непонятной нормальному человеку лексикой. Кира же училась любить ребенка и ждала, когда в ее странной семье грянет гром.

Грома не было. Виктор хорошо зарабатывал, не гулял, Киру не баловал... ни цветами, ни милыми сувенирами. Она чувствовала себя чужой. Она занималась сыном, учила налоговое право и план счетов, слушала кулер и постепенно осознавала, что жизнь проходит мимо нее. Все с самого начала было неправильно, будто по инструкции, в которой нет места ни милым нежностям, ни ссорам, ни эмоциям — ничему. Только сухие строчки.

Напротив снимала квартиру такая же, как они, молодая пара. Красивая яркая девочка неумело замазывала тональным кремом синяки, а по ночам стонала в голос, рыдала или била посуду. Кира завидовала ей. Она часто думала: что было бы, если бы Виктор не оказался таким ответственным? Если бы он бросил ее, как часто бывало с другими неосторожными девушками? Если бы она осталась одна? И, задавая себе эти вопросы, она понимала, что, может быть, так даже лучше — она была бы одна и была бы свободна. Открыта для новых чувств, для того, что ее даже и не коснулось. Виктор спустя два года превратился в типичного домоседа, до одури стучавшего по клавишам. Любви никакой не было, и Кира, прорыдав однажды полночи, вычеркнула из списка желаний этот пункт.

Когда Лене исполнилось три года, они неожиданно переехали в собственную квартиру. Кира так и не поняла, откуда Виктор взял деньги: квартиру он оформил на мать. Обжиться в новом доме Кира не смогла. Виктор внезапно стал прижимист, мебели закупил минимум, ремонт тоже делать не стал, в очередной раз отказался покупать машину, а еще через год объявил, что ему предложили пятилетний контракт, что, по сути, означает переезд на постоянное место жительства в другую страну. Чем он должен был там заниматься, Кира не спрашивала, знала только, что речь идет о разработке каких-то приложений и что по прогнозам это самое перспективное направление рынка на ближайшие десять-пятнадцать лет. Почему нельзя было остаться на родине, почему Виктор не спрашивал ее мнения, почему... «Почему» было много, но Кира, открыв на книжном развале какой-то самопальный учебник незнакомого языка, поняла, что ее ждет полная изоляция. Язык она не выучит, бухгалтерия там другая, люди — и те другие, а Леня очень быстро, как все дети, вольется в новую жизнь. И она отказалась.

Виктор пожал плечами, подал в суд, предложил размер алиментов, и больше Кира о нем ничего никогда не слышала.

Леня остался с ней, и Кира смирилась с тем, что ее любовь — любовь матери. Квартиру Виктор — точнее, его мать — продал, но Кире по его доброй воле досталась треть стоимости, а алиментов хватало и на съемное жилье, и на безбедную жизнь. Может быть, щедрость скучного Виктора сослужила плохую службу, потому что Кира, считая, что мальчику нужна мать, сидела с ним до того недоброго дня, когда страну в первый раз тряхнул финансовый кризис. Алименты приходили исправно, но арендная плата подорожала, и Кира стала искать работу.

В той фирме, куда Кира сейчас через силу шла по расползающемуся от жары асфальту, она работала уже девять лет, все так же забивая номенклатуру, и перспектив повышения ей никто не обещал. Ее начальница, красивая, злая женщина, в свои пятьдесят один похожая на скучающую супругу какого-нибудь нефтяного магната, считала, что хорошим бухгалтером нельзя быть ради диплома. Возможно, она была и права, только Киру она не любила. «Безынициативна, медлительна, равнодушна, исполнительна, но из-под палки», — Кира слышала, как она говорила это кому-то по местному телефону, наверное, начальнице отдела кадров. Неудивительно, что ей не давали кредит...

В кабинете, который Кира делила еще с тремя сотрудницами — такими же «номенклатурщицами», — царило оживление.

— Кира Игоревна, а Ирочка от нас уходит! — объявила Настя, сияя, как медный грош. Кира выдавила улыбку, прошла на свое место и включила компьютер.

—