Город [Олег Стрижак] (fb2) читать постранично, страница - 199

тайна, здесь дьявол с Богом борется, говорил, в запальчивости, Митя Карамазов: не умея высказать яснее свою страсть и восторг; красота тревожит, уязвляет, лишает покоя, душа тобой уязвлена, лишает всей прежней жизни, страсть желания узнать… извечное: хочу знать эту женщину; а что такое познать женщину из любострастия: ну, в лучшем случае, вы узнаете ощуп её плоти, узнаете, как устроена её п…, скука, неприглядность и суетливость её тайн… самое скучное, что есть на свете: познание без любви всем известная тоска школы; и само знание без любви — печаль, и многое знание умножает скорбь… — познание, говорил умный философ из флорентийского Возрождения, происходит от чувств; всякий цинизм — знание ложное; всякий цинизм — от бесчувствия, порождение бесчувствия есть блядство; вершиною такого бесчувствия, больна бесчувствием: пушкинская Клеопатра, к торгу страшному приступим, вот всё, что может её хоть чуточку возбудить и оживить, больна безжизненностью… — страсть понимания, говорит тот же философ, следует тотчас за силою жизни… жизнь, полнота жизни, любовь — алчность, от какой-то дикой и нищенской недостаточности, и любовь же — переполненность, которая жаждет, жаждет выплеснуться, жаждет воплотиться, как и учила Диотима, и в этом её наличии, в этом её уже-присутствии-в-жизни, ей, любви, вовсе не обязательно иметь объект, душа ждала — кого-нибудь… любовь не имеет цели: как и любое движение-изменение, изменение-восхождение, она уже есть состояние изменения, она уже есть восхождение: а первопричина бывает ничтожна и не важна, из какого сора растут стихи… — …они не стоят ни страстей, ни песен, ими вдохновленных!.. и мне неинтересна любовь-несвобода, во всех её мелочностях или во всех её прелестях гибельности, жалких восторгах, всех ужасах водопада, обетах обедов, мечтаниях сытых перин, не интересует изменение, которое есть гибель, изменение-упрощение: где кончается усложнение, там, видимо, и кончается любовь; меня занимает изменение, которое — усложнение вещей, мир держится не совокупностью, но изменением; не развитие, но изменение-усложнение; и желание совершенства, столь понятное всякой истинно живущей душе, есть желание усложнения; культура изменения гибнет в изоляции: потребно вечное, вновь и вновь, размыкание системы… живопись, немыслимое открытие, по стене пещеры, движение руки повторяет прекрасную, колдовскую линию жизни; понимаете ли вы, что в тот миг всё прежнее — рухнуло, началось Творение Мира, вот — наслаждение; поэзия же — наслаждение боли, где боль равна победному торжеству, царствованию над жизнью… и магия ритма, как магия, заклинание танца, и божественное наслаждение эха-рифмы: когда; внутри самой поэзии, из неё самой рождается нечто: доселе не бывшее… — любовь же к порождению, говорит всё тот же, любимый мной, философ, заставляет душу стремиться к истине, из тайны мира рождается новая тайна, прочерченная рукой художника линия, отзвучавшая песня, и всякое явление правильней всего постигать не чрез истоки, не чрез результат, а через стремление… тайною является не предмет нашей любви, или же он является тайной лишь поначалу, истинная тайна, которая влечет нас в любви — нечто другое, то, что за этим предметом… видимое нами — только отблеск, только тени… — Монтень: высшее наше наслаждение является в таких формах, что становится похожим на жалобы и стенания, ссылается при этом на Метродора: не бывает печали без примеси удовольствия, и жаль, что всё это выряжёно в шитый золотом кафтан авторитета, главнейшая же трагедия в жизни Монтеня, из которой и родились его уединение и все его записи-размышления: та, что король не включил его в число кавалеров ордена Святого Михаила; смешение страдания и наслаждения…удовольствия и печали породило путаницу изрядную, старик Аристотель: в трагедии поэт должен доставлять удовольствие от сострадания и страха — через подражание им…. его знаменитый катарсис есть подобие оргазма: невыносимость, разрешающаяся в спасительное облегчение, детский сон, ужаснейший: падаете в черную пропасть и вдруг ощущаете себя в теплой мягкой постели: наслажденье телесное внешнее, когда внутри ещё летит, холодит, отпуская, черный ужас падения… удовольствие трагедии: в том, что гибель — не взаправду; зритель облегчается тем, что стряхивает с себя отождествление своё с героем; но мне скучно глядеть на ту жизнь, где сильнейшее потрясение, слезы: в театре, в яркозвучном кинематографе, иль над страницами Королевы Марго, то есть — всюду, где отрубают голову не вам, да еще и понарошку; высшее монтеневское наслаждение похоже на жалобы и стенания, когда мало сил для жизни, или где наслаждение это сугубо телесно: в жгучей парилке, за роскошным столом объевшись, в кричании и безумстве любовников; всё сугубо-телесное не интересно, ибо оно предельно: так пчела бьётся в стекло, не умея вылететь в сад… И есть страдание движения, страдание изменения, страдание сбрасывания шкуры, превращения в птицу, страдание неподвижности средь блещущего