Радуга 1990 №02 [Журнал «Радуга» (Киев)] (pdf) читать постранично, страница - 2

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

оползня обнажился белый
песок. Сейчас там вонюче дымила городская свалка. Тут-то и вышла заковыка: из ковша в кузов вместе с песком посыпались кости и черепа, фляги,
© ГЛАЗОВ Г. С., 1990.
4

позеленевшие пряжки от командирских ремней со звездой посередке* ;алю;миг
ниевые ложки, несгнившие голенища сапог, даже довоенный, помутневшего
серебра портсигар с выдавленным охотником и двумя борзыми на крышке,
самодельный наборный мундштук из плексигласа и обточенных заподлицо
цветных пуговиц. Ясно было, что все это нашенское — и кости и предметы.
Но чьи, откуда взялись? Что с ними, бесхозными, делать, когда все уже готово
к открытию памятника? Не срывать же запланированное к дате освобождения
Города торжество! Прибывший судмедэксперт наспех, приблизительно под­
считал: человек двадцать или чуть более. Шоферам самосвалов и экскава­
торщику строго наказали помалкивать, само место спешно огородили плот­
ным забором и учредили милицейский пост. Все — до выяснения...
2

Ничего этого Петр Федорович Силаков не знал. Он ехал, приглашенный
в Город на торжества, в купе спального вагона. Попутчика не оказалось, и,
довольный, Петр Федорович расположился как хотел. Иногда его, уморенного
бездельем, окунало в сон; просыпался, ощутив сушь на губах,— спал навзничь
с открытым ртом,— ополаскивал горло глотком остывшего чая, садился,
нащупывал ногами шлепанцы и шел в тамбур покурить. Ему казалось, что зря
ехал он в Город, где не был с осени 1942 года, поскольку не испытывал ни
приподнятости, ни ожидания каких-то встреч или событий. Очередное ме­
роприятие. Про такое начитался в газетах, наслушался по радио, насмотрелся
по телевизору,— одно и то же: съедутся старые люди, навесив на пиджаки
ордена, медали и значки; отставные генералы, некогда командовавшие этими
людьми, будут выступать так, словно не проиграли ни одного сражения. Отцы
Города вывернутся наизнанку, чтоб ублажить гостей, и старики, очумевшие
от казенного внимания, расчувствуются и, забыв, что оно всего-то на четыре
дня, что жизнь состоит из будней, станут восхищенно сравнивать здешние
власти со своими — в тех городах и селах, откуда прибыли сюда на открытие
памятника. Четыре дня их будут показывать по местному телевидению,
а может, полуминутным сюжетиком удостоит и программа «Время». Но
старость не должна быть комичной, считал Петр Федорович, всегда стараясь
не впадать в сентиментальные воспоминания. Когда ему исполнилось шесть­
десят, мудро и без лишнего сердцебиения вообще посчитал, что тревоги,
волнения, вспышки эмоций позади, все давно произошло и ничего подобного
уже не будет да и не нужно.
После смерти жены Петр Федорович остался один в двухкомнатной
квартире. Человек сдержанный, педантичный, говорил он всегда словами,
отобранными к месту, вроде перещупанными. Даже на поминках, когда к нему
осторожно обращались, чтоб как-то отвлечь от горя, не вздрагивал, как бы
очнувшись, не выглядел отсутствующим, а отвечал, как и привык в любых
разговорах — определенно, последовательно, вроде горе не его и он тут всего
лишь сторонний, по печальному случаю. Знавшие его очень близко, не удивля­
лись, не осуждали. Разве что сыну Юрию было неловко перед коллегами,
впервые попавшими в этот дом, пришедшими с кладбища помянуть покойную.
Единственное, что заметили тогда,— как сразу налил себе Петр Федорович
водки не в рюмку, а в старый граненый стакан, выпил до мутного донышка, не
морщась, не выдохнул шумно, по-рыбьи округлив рот, а тихо поставил стакан
и, на минуту опустив глаза в тарелку, выбрал затем из горки на хлебнице
черную горбушку, положил на нее сардинку и медленно стал жевать. Он не
захмелел, но больше не пил...
Прожили они с женой сорок лет в согласии, во взаимном понимании,
в нешумной доброте друг к другу. И соседям сперва казалось, что эта неразго­
ворчивая и вроде замкнутая пара просто демонстрирует этакий образец,
а колкости и обидные слова оставляют в стенах своей квартиры, из лифта
выходят голубками, дабы не выносить сор из избы...
Пожалуй, никто не знал, как он переносит одиночество и неудобство —
свою однорукость (левую по локоть отрубило осколком в конце войны под
5

Ораниенбургом). Он давно приспособил ко всему правую, почти не испыты­
вал уже затруднений. И все же, когда остался один, оказалось, что во многом
жена была второй его рукой, которую сейчас будто снова оторвало. Пришлось
обучать правую делать что-то незнакомое ей, и когда не получалось, сдержи­
вал раздражение, понимая жестокость этой необходимости — больше никто
не подсобит.
Работал он на полставки на лакокрасочном заводе юрисконсультом, уйдя
за год до смерти жены из адвокатуры, слыл хорошим знатоком гражданского
права. По сей день ему звонили бывшие коллеги, а иногда и судейские —
проконсультироваться по какому-нибудь каверзному случаю.
Почти ежедневно вечером в одно и то же время звонили сын или