Последнее искушение дьявола, или Маргарита и Мастер [Валерий Иванов-Смоленский] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

сведения из первоисточников, а не каких-то там энциклопедий.

— Ну-ну… — с сомнением проскрипел Фагот, поправляя на носу пенсне.

— Клянусь хвостом, — серьезно сказал кот, — самого Иосифа Флавия читал. И настороженно посмотрел на сидящего, ожидая новых козней в свой адрес от вечно задиравшего его верзилы.

Но тот молчал, сосредоточенно расчесывая грязными ногтями свои усишки и пытаясь придать им стоячий вид. Молчал и Азазелло, устремивший свою разбойничью, плохо выбритую рожу в сторону Иерусалима.

— Иудея — римская провинция в Южной Палестине, начиная от шестого и, заканчивая триста девяносто пятым годом новой эры. С шестьдесят третьего года новой эры территория Иудеи находилась под римским протекторатом, — продолжил Бегемот, почти не заглядывая в бумагу, — именно в это время, и именно здесь зародилось новая мировая религия, получившая название христианства, по имени ее основателя и первого проповедника Иисуса Христа…

— И, именно, его мы должны отыскать, — гнусаво, в тон Бегемоту, продребезжал Фагот. — Кстати, почему Христос? Он же был просто Иисусом Назореем, сыном пожилого плотника Иосифа и воспитанницы храма Марии.

— «христос» — это греческий эквивалент древнееврейского слова «мессия», — тут же выдал всезнающий кот, а в переводе оно означает «помазанный». Отсюда и термин «помазанник божий»…

Послышались отдаленные крики погонщиков, рев ослов, блеянье коз. Город недавно проснулся и начинал обыденную торговую суетливую жизнь. С юго-востока уже начинал набирать силу палящий аравийский суховей.

Троица молча взирала со склона Елеонской горы на открывшуюся панораму древнего города. Пестрое зрелище представлял собой Иерусалим. Лепившиеся бок о бок лачуги, глядящие в упор друг на друга куцыми подслеповатыми оконцами через узкие извилистые теснины улочек, сменялись широкими аллеями, со стоявшими на них горделиво и отчужденно богатыми особняками. Белые двухэтажные дома с непременными террасами и открытыми широкими балконами утопали в зелени фруктовых садов. Некоторые из них окаймлялись апельсиновыми и оливковыми рощицами.

Где-то справа, невидимые за гористой местностью, неподвижные густые и свинцовые воды Мертвого моря жадно ловили первые лучи восходящего солнца. С востока показались первые караваны, идущие из Аравийских пустынь. Послышалось фырканье верблюдов и гортанные голоса погонщиков.

Время шло, и город все более напоминал собой огромный развороченный муравейник. К рыночным площадям и обширным торговым рядам, расположенным в западной его части со всех сторон непрерывным потоком двигались люди и животные. Свои изделия на тележках катили горшечники и кузнецы, ткачи и сапожники, столяры и мебельщики. В кедровых коробах и сундуках везли, переложенные большими пальмовыми листьями куски мяса и многие виды рыбы. Груды зелени, фруктов и овощей перевозились в возках, запряженных мулами и ослами.

Громадный базар, беспорядочно перегороженный открытыми и закрытыми торговыми рядами, перемежавшийся площадями и площадками, был похож на исполинский встревоженный улей. Точно пчелы в нем, сновали и гудели многие тысячи людей. Все перекликались, расхваливали свой товар и зазывали к себе. Громко переругивались лоточники, стремящиеся расположиться в прохладной тени, скандалили, ругались и спорили из за бойких мест менялы, водоносы и многочисленные нищие…

— Пора, — решительно сказал Коровьев, поднимаясь на свои длинные нескладные ноги.

Он вытащил из кармана длинную серебряную цепочку и ловко защелкнул ее на ошейнике, опоясывающем шею Бегемота, отчего тот сделал вид, что несказанно обиделся.

— И днем и ночью кот мученый, все ходит на цепи бегом… — показал он знание славянской классической литературы, значительно перефразировав великого поэта, — может мне еще на все четыре лапы встать?

Приняв позу, которой позавидовал бы балетный умирающий лебедь, Бегемот дурашливо заорал, — позор! Повешусь… — и, выхватив конец цепочки из рук Фагота, норовил забросить его на здоровенный сук над своей головой.

Но Фагот игры не принял.

— Так ведь можно и на костре сгореть, — укорил он спутника своим козлиным тенорком, — если местные хранители веры примут тебя за оборотня. По-моему, лучше все-таки побыть ученым цирковым котом, нежели корчиться в пламени и поминать своих предков.

— В обычаях здешнего народа забивать неугодных или преступников камнями, — ответил кот, и здесь кропотливо изучивший анналы истории, — хотя я предпочел бы костер. Так романтичнее.

— Скажи еще и теплее, — фыркнул Азазелло, намекая на привычку кота, при удобном случае, понежиться на солнышке.

— Значит так, — веско промолвил Фагот, выдирая цепочку из лап кота, — в этой экспедиции старшим мессир назначил меня…

Кот тотчас безропотно подчинился. Дисциплину он уважал, а необходимый шутовской ритуал был уже исполнен.

Беззлобно переругиваясь, броская троица вступила в