Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ) [Михаил Фоменко] (fb2) читать постранично, страница - 4

преследовали фурии. Теперь я понимал — хотя, осмелюсь сказать, не в силах передать — всю боязнь и отвращение Шантона при упоминании этих существ. Столь ужасными их делала сама принадлежность к человеческому роду: тот факт, что они относились к одной с нами расе, но к такой упадочной ее ветви, что самый жестокий и бесчеловечный из людей показался бы в сравнении с ними ангельским созданием.

Небольшой оркестр закончил музыкальный номер, прежде чем он завершил свой рассказ, и болтавшие у чайного стола постояльцы начали расходиться по своим комнатам. Он с минуту помолчал.

— Я ощутил тогда, — снова заговорил он, — ужас духа, от которого, истинно свидетельствую, я так полностью и не оправился. Я увидел, каким жутким может быть живое существо и как ужасна, следовательно, сама жизнь. В каждом из нас, думаю, затаилась наследственная бактерия этой невыразимой бестиальности; да, с течением веков она утратила силу, но кто знает, не пробудится ли она снова? Увидев это создание, загоравшее на солнце, я заглянул в бездну, откуда выползли мы все. Теперь оттуда пытаются выползти эти существа, если они все еще живы. На протяжении последних двадцати лет их никто ни разу не видел, но сейчас мы читаем сообщение о следах, замеченных альпинистами на Эвересте. Если оно подтвердится, если участники экспедиции не ошиблись, приняв за человеческий след отпечатки лап медведя или что-либо еще, мы сможем, вероятно, заключить, что эта обособленная ветвь человечества продолжает существовать.

Скажу прямо, что Инграм был убедителен и красноречив, но здесь, в теплом оазисе цивилизации, тот страх, что он несомненно испытал, оставался далек и чужд для меня.

Умом я соглашался с ним, я мог понять его ужас, но душа не отзывалась на его рассказ внутренним содроганием.

— Удивительно все же, — заметил я, — что пристальный интерес к физиологии не рассеял твои страхи. Ты наблюдал, насколько я понимаю, какой-то вид человека, что может оказаться древнее любых известных нам останков. Неужели голос разума не шепнул тебе: «Это открытие имеет колоссальное научное значение»?

— Нет. У меня было лишь одно желание — бежать, — ответил он. — Как я уже говорил, дело было совсем не в том, что, по рассказу Шантона, могло ожидать нас в плену; сам вид существа вселил в меня ужас. Я весь дрожал.

* * *

Снежная буря с растущей яростью бушевала всю ночь. Я плохо спал; снова и снова меня пробуждали от дремоты бешеные порывы ветра, который сотрясал окна, словно бы властно настаивая на своем праве ворваться в комнату. Ветер налетал волнами, и к шуму его примешивались странные звуки, слышимые яснее в мгновения тишины; посвистывания и стоны переходили в вопли, когда новый порыв ветра начинал неистово колотиться в окна. Звуки эти, должно быть, проникли в мое затуманенное и сонное сознание. Припоминаю, как я очнулся от кошмара: мне привиделось, что существа с Рога Ужаса забрались ко мне на балкон и со скрежетом пытались открыть оконные задвижки. Но к утру буря утихла; я проснулся и увидел, что в безветренном воздухе густо и быстро падает снег. Он шел три дня без перерыва, а с окончанием снегопада наступили неслыханные морозы. В одну из ночей температура упала до пятидесяти градусов, в следующую ночь стало еще холоднее. Невозможно было представить себе холод, царивший, должно быть, среди утесов Унгехойергорна. Не иначе, размышлял я, тайные обитатели горы встретили свой конец: да, в тот день, двадцать лет назад, кузен мой упустил уникальную возможность для научных исследований, какая больше, вероятно, не представится ни ему, ни кому-либо еще.

Как-то утром я получил письмо от друга; он сообщал, что прибыл на соседний зимний курорт Сен-Луиджи, и предлагал мне присоединиться к нему, обещая утреннее катание на коньках и ланч. Курорт находился всего в нескольких милях от нас, и кратчайшая дорога вела через низкие, поросшие соснами холмы; над ними круто уходили вверх глухие леса у подножия первых скалистых ребер Унге-хойергорна. Я уложил в рюкзак коньки и встал на лыжи; мне предстояло пересечь лесистые склоны и затем свернуть на удобный спуск к Сен-Луиджи. День выдался пасмурный, тучи постоянно застилали наиболее высокие пики, хотя сквозь туман проглядывало бледное и тусклое солнце. Но утро уже вступало в свои права, солнце победило, и в Сен-Луиджи я спустился под сияющим куполом небес. Мы с другом покатались на коньках, но после ланча мне показалось, что погода вновь собирается испортиться, и около трех часов дня я заторопился в обратный путь.

Стоило мне оказаться в лесу, как небо затянули густые и темные облака; полосы и ленты тумана обвили сосны, сквозь которые я пробирался. Через десять минут лес стал так сумрачен, что я ничего не мог разглядеть и в десяти ярдах от себя. Вскоре я осознал, что сбился, вероятно, с проторенной дороги, так как прямо передо мной раскинулись покрытые снегом кусты; я вернулся было назад в поисках лыжни и в итоге совсем заблудился.

И все-таки, --">