«Трансбалт» [Лев Абрамович Кассиль] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

космографии, сборники торговых договоров, тексты коносаментов и т. д.

Она мало что поняла в этих книгах, но ей понравились красивые, звучные слова, и она упросила отца объяснить их значение.

Растроганный мореход не только пространно растолковал все, что можно было растолковать, но не пошел даже в тот вечер в пивную. Просидев всю ночь с карандашом над тетрадкой, он, тужась и потея, кропал стишки для Елочки. Стихи не получались. На следующий день он сходил пораньше в пивную. Вернулся домой в меру нагруженный и сел у Елочкиной кровати.

– Елочка, ты моя палочка, худышечка ты моя зеленая!

– Я никак не могу уснуть, – сказала Елочка. – Засни меня, пожалуйста. А, папа? Расскажи про чего-нибудь.

– Мы с тобою поболтаем, расскажу я про «Балтайм», – запел вдруг капитан. – Надо действовать с умом, чтобы узнать про «Аксумо». Хорошо получается, дочка? Это я сам стишки придумал. И еще есть. Погоди. Как это? Ах, черт, вылетело, запамятовал! У меня так ловко про «Дженкон» было.

– Папа, – спросила вдруг Елочка, – а какой наш самый, самый большой, прегромадный пароход?

– «Трансбалт», – отрывисто пробормотал Галанин, вспоминая, как мечтал он стать капитаном «Трансбалта» и – кто знает! – стал бы, может быть.

– А ты его был капитан?

– Нет.

– Почему не был? А, пап?

– Спи, дочка. Будя болтать. Ну, тихенько.

– Я сиюточку-минуточку. Ты только скажи стишок про «Трансбалт».

– Я не знаю стишков про «Трансбалт».

– Ну, какой папа! А ты придумай сам!

Созвучие старой песенки пришло на помощь капитану.

– «Трансбалт», «Трансбалт», мечта моя, ты вся горишь во мне»[5]– шепотом продекламировал капитан и уронил голову на руки. – М-да! Эх, дьявольщина! Гм! Ничего, ничего, дочка, ты спи! Знай спи. Вот так! Майна, Елочка. Майна.

И Елочка чувствовала, как она плавно спускается в бездонный и мерцающий полумрак трюма. «Майна помалу, майна»… Она заснула.

Сухопутье ожесточило капитана не одними мозолями. Галанина не любили в Киструсе. Ему досаждали всячески, над ним подсмеивались. Ему не верили. Его поддразнива ли. Он был гордец и оригинал, а это не прощалось человеку в провинции. «Капитан разбитого корабля!» – кричали ему вслед мальчишки. «Моряк-то наш опять на мели сидит», – хихикали туземные остряки, проходя мимо домика Галанина, где на скворечнике развевались два пестрых флага международного свода – два флага бедствия.

У Галанина каким-то образом сохранился полный набор флажков свода. Он приладил к шесту скворечни рейку. Он натянул сигнальные фалы. И над крышей домика утром взвивались, виляя и треплясь, флаги «О» и «М»: «нахожусь на мелководье». Вечером капитан поднимал на скворечнике сигнал «О», «Е» – «умирающие от жажды» – и брал курс на пивную. Возвращаясь, он вздергивал «О», «Р», что означало: «не могу управиться» – и ложился спать.

Елочке капитан старался привить такую же непримиримость. «Ты у меня морской волчонок, а они – овцы сухопутные», – говаривал он. Но Елочка росла. Закон всеобуча[6] привел ее в школу. Она поступила сразу во вторую группу[7]. Учительница, объяснив дроби, рассказала, что происходит в одной шестой части суши. И открылось, что на суше происходят вещи, не менее значительные, чем на море. В неделю Елочка повзрослела, как за год. Ровесницы Елочки оказались куда более осведомленными.

Они уже все, все знали, решительно все. Правда, они в первый раз слышали о «Чартерпартии Бристольского канала», но зато они знали, кто такой Гитлер и какая добыча угля в Донбассе, а Елочка не знала. Она многого не знала.

– Ты как с необитаемого острова все равно! – удивлялись подруги. – Мы тебя знаешь как звать будем? Елена Робинзон. Это такая книжка была. В золотом переплете, – подчеркивали они добротность прозвища.

Через неделю Елочка, придя из школы, заявила отцу, что ей нужен красный галстук.

Капитан молча полез в сигнальный ящик. Он переворошил весь свод и вытащил красный двурогий флаг «Б». Из него выкроили отличный галстук.

А еще через неделю Елочка вернулась домой очень грустная.

– Ну, ты чего это? – спросил ее Галанин.

– Папа! – сказала, серьезно глядя на него, Елочка. – Папа, а почему ты сейчас не капитан?

Галанин растерялся. Его испугал не самый вопрос, а тон, каким он был задан.

– Так ведь я, понимаешь, старый уж, Елочка.

– Ну, ты почти совсем не очень старый. Вон у Соньки отец вовсе старичок, а и то как работает! Ударник даже, Сонька говорит. Папа, а пап? Сделайся опять капитаном. А? Пап! Или ходи куда-нибудь каждый день на службу. Ну, а что так? Все в пивной да в пивной. Мальчишки дразнятся даже. И теперь все против пьяницев. А ты… – И Елочка заплакала впервые за два года.

Капитан молчал. Когда-то у него отняли море. Теперь земля сама уходила из-под ног. Он кинулся писать письма и прошения в Москву: в Наркомвод, в Совторгфлот. Он требовал и просил назначения. Он готов бы согласиться в крайнем случае и на береговую службу.

В тот день Киструс был поражен неурочным