Что движет Россией [Морис Бэринг] (fb2) читать постранично, страница - 5

Бэринга, «нет оправданий», он делает оговорку — «справедливости ради следует заметить: иначе как суровыми методами восстановить порядок скорее всего было бы невозможно»^[25].

Тем не менее, несмотря на наступившее успокоение и экономический рост, обеспечивший беспрецедентное благосостояние людей, — в истории России не найти периода, «когда у подавляющего большинства народа было бы меньше поводов для недовольства, — безошибочные признаки недовольства в стране налицо»^[26]. Главная его причина, по мнению Бэринга, незавершенность, половинчатость политических реформ 1905–1906 годов. В результате государственное устройство России так и не стало конституционным: его можно назвать лишь «ограниченной абсолютной монархией, или самодержавием, косвенно ограниченным из-за существования законодательных учреждений». Поэтому принципы государственного управления России «на бумаге… производят превосходное впечатление», но «на практике политической свободы в России все еще нет, а политические гражданские права по-прежнему остаются несбыточной мечтой». «Беда в том, — отмечает он, — что правительство и государственный аппарат не могут идти нога в ногу с национальным прогрессом, преобразования все еще носят частичный характер, а на практике правительство по-прежнему одной рукой отбирает, урезает и ограничивает то, что оно же дает другой рукой»^[27].

При всей справедливости этих критических замечаний в адрес консервативной российской власти, не готовой к резким переменам, представляется, что Бэринг несколько сгущает краски, возможно, под влиянием высоких ожиданий своих друзей и знакомых в российских либеральных кругах или отражает превалирующую на Западе (причем не только в ту эпоху) позицию: Россия должна реформироваться по западным образцам немедленно, а всего, что реально делается, недостаточно — политическая система меняется слишком мало и слишком медленно. Политический строй, сформировавшийся в результате преобразований, проведенных в начале XX века, действительно носил переходный характер, а реформы не были завершены. Тем не менее, эти реформы были уже необратимы, российский народ обрел беспрецедентные в истории страны политические права и свободы, и не только в теории, но и на практике. Дума, хотя власти различными манипуляциями обеспечивали там проправительственное большинство, постепенно превращалась в работоспособный парламент, свобода печати, хотя и стеснялась, все же существовала, происходил бурный рост политических партий, в том числе оппозиционных и радикальных.

Однако острая критика Бэринга в адрес властей, судя по всему, связана и с тревогой за судьбу столь любимой им России, с его неприятием революционных потрясений и поддержкой мирного, эволюционного пути развития. Беспокойство из-за хрупкости воцарившейся в стране стабильности после «революционного движения» 1905–1907 годов проявляется, в частности, в такой его фразе: «Пока „сверху“ не будет что-то сделано, чтобы исправить такое положение вещей, тлеющие угли недовольства, как я уже говорил, никогда не остынут, и в конечном итоге могут вызвать пожар весьма тревожного масштаба»^[28]. Эту мысль он в разных формулировках неоднократно повторяет в разных главах книги, и со справедливостью подобных предостережений трудно поспорить.

Впрочем, в сложившейся ситуации он винит не только правящую верхушку. В главе о русской интеллигенции, в недрах которой зародилось революционное движение и которая приобрела после создания Думы большое политическое влияние, он отмечает присущие этому «среднему классу», и прежде всего его наиболее многочисленной «полуобразованной» части, тем, кто «быстро, но поверхностно впитал идеи, витающие в воздухе по всей Европе», мировоззренческие изъяны — прежде всего поверхностный атеизм и религиозный «индифферентизм». «Быстро усвоенные знания „обо всем понемножку“ оказались опасными: они порождают в голове человека „винегрет“ из незрелой философии и поверхностного нигилизма, превращающийся в навсегда застывшие догмы». Эти полуобразованные интеллигенты «не взрослеют интеллектуально. Они достигают стадии бунтарского и разрушительного отрицания и на этом останавливаются». Единственно возможные политические доктрины для них — это социализм или анархизм. «Если кто-то не является социалистом или анархистом, он — черносотенец, реакционер. Любой образованный человек, который верит в Бога и ходит в церковь, в глазах полуобразованных тоже черносотенец — фанатик, антисемит, обскурант»^[29]. Таким образом, консервативные власти и радикальная интеллигенция находятся в постоянном конфликте, с двух сторон «раскачивая лодку».

Радикализму и атеизму «полуобразованных» интеллигентов Бэринг противопоставляет мировоззрение крестьян, главная черта которого — глубокая религиозность, основанная «на