За грань. Рассказы [Надежда Юрьевна Клинк] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

успокоить сердцебиение.

— Как она меня встретит? Что я ей скажу? — бились в моей голове вопросы.

Подходя к комнате с нужным номером, я замедлил шаг, чтобы отдышаться. Дверь передо мной неожиданно распахнулась, и я шагнул внутрь.

В нос ударил больничный запах, который заставил резко остановиться, словно я наткнулся на стенку. Пройдя в комнату, увидел лежащую на кровати Софию. Моё сердце сжалось до боли, а глаза наполнились слезами. Любимая смотрела на меня. На её исхудавшем лице выделялись только глаза. В них была любовь, такая знакомая и родная. И ещё — боль. Огромная, убийственная. Я всё понял без слов.

Рядом на стуле сидела женщина в монашеском облачении. Она встала, поприветствовала меня, как старого знакомого. Я не смог даже кивнуть в ответ. Все это время мы с Софией, не отрываясь, смотрели друг на друга. Если бы взглядом можно было пить, мы бы выпили друг дуга досуха. По сияющему мосту, который образовался между нашими глазами, как будто бегали солнечные зайчики. Я не смел даже моргнуть, боясь разрушить волшебство.

Наконец, ноги мои подкосились, и я рухнул на пол. Монахиня похлопала меня по щекам, дала попить, и я встал на колени рядом с ложем Софии. Теперь её глаза были совсем близко, и я снова утонул в их глубине. Я гладил руки, лицо, волосы любимой и шептал что-то бессвязное о своей любви. Каждое прикосновение отзывалось в моём сердце болезненным импульсом, но я не мог остановиться. Меня разрывало от нежности и жалости. Я готов был умереть тут же.

Любимая молчала, а её глаза при этом кричали:

— Я тебя люблю!

Через какое-то время София прошептала:

— Прощай, любимый, — и умерла.

Я громко рыдал, обнимая иссушенное тело самого дорогого мне человека. Монашка вышла из помещения, давая моему горю свободно излиться.

Кончились силы, иссякли слёзы, в душе образовалась огромная пустота. Мне казалось, что я тоже уже умер…

Мария, так звали монахиню, сопровождавшую Софию, рассказала позже, что, будучи уже тяжело больной, когда все ожидали её ухода в лучший мир, София решила непременно увидеть меня. Как она узнала, что я окажусь здесь в это время? Но она это знала точно. И подождала.

Возможно, именно её любовь не дала мне погибнуть в центре цунами? А я не смог её спасти!

Любовь может победить всё. Кроме смерти.

До встречи за Гранью, любимая!


Пробуждение

Я — ?

Н-и-ч-е-г-о! Нет ничего. Пустота? Но это уже что-то: пустота.

Но я же есть. Или меня нет? Может, есть только мысль обо мне? Тогда где всё это происходит?

Кто я? Не знаю. Надо включить что-нибудь, чтобы понять. (А оно мне надо? Может, пусть так и будет? Ничего не чувствую, мне никак.)

Появилось ощущение. Включился визуальный канал. Или не включился: вокруг темнота. Бесполезно.

Возникло ещё одно чувство. Включился аудиальный канал. Или нет: вокруг полная тишина. Бесполезно. Что бы еще такое включить?

Кинестетика? Обоняние говорит, что никаких запахов нет. Да и откуда им взяться, если ничего нет? Вообще ничего! Господи! А как же я дышу? Или не дышу?

Включились какие-то мышцы. Точнее, они уже давно включились, раз я как-то дышу. Значит, диафрагма работает. Что? Мозг подумал: «Диафрагма»? Ага, значит, это мышца. (Диафрагма, не мозг). Логическая цепочка. Что-то из чего-то следует.

Появился звук. Органная музыка. Мозг почему-то в этом уверен, что это- оргАн. А мозг- Орган. Как интересно. Это называется «омографы», кажется, когда смысл зависит от ударения.

Эта музыка во мне что-то пробуждает. Резонанс, наверное. Я, похоже, существую! И я — это не один только мозг!

Кто-то включил свет. Открываю глаза— продолжение мозга, ага. Вижу! Слышу! Ощущаю! И главное— думаю! Пока не знаю: кто я? Но обязательно узнаю, вспомню, придумаю, потому что существую.

Кто я? Или что я?


Круговорот меня в природе

Когда я появилась на свет, все очень обрадовались. Все присутствовавшие при рождении люди громко аплодировали, я это запомнила. Говорили, что я — юбилейное детище. На меня нацепили опознавательный знак, чтобы с другими не перепутать, наверное.

Потом всех новорожденных поместили в специальное помещение. Нас было много, очень много. И у каждого — своя кроватка. Иногда нас переворачивали и даже немножко трясли. Видимо, чтобы не скучно было. Это продолжалось довольно долго. Не могу сказать— сколько, я не умею считать.

Потом нас достали и раздали в семьи. Мне были очень рады в моем доме. У меня было всё самое лучшее. Я провела там много времени, окруженная любовью. Иногда меня рассматривали, читали мои документы и говорили, что я уникальная. Папа был врач, он меня очень любил, я к нему тоже привязалась. Мама, правда, как-то не разделяла этой любви. Она работала учительницей и посматривала на меня укоризненно. Поэтому я всегда чувствовала свою вину, непонятно за что.

Через некоторое время меня передали очень важному человеку. Он обрадовался. Однако, сначала никак не показал своей радости. А потом, дома, когда рассмотрел меня хорошенько, начал даже петь от